Змей сначала представляет Жидова – и подошел раньше, и по субординации так положено. Потом переходит к моей скромной:
– А это вот младший лейтенант Малышев. Костик. Персона с массой неожиданных… и, что мне, как особисту, особо интересно, непонятно откуда взявшихся достоинств.
Безразлично скользнув по нам глазами и как-то рассеянно пожав руки, генерал продолжает с Катилюсом, не забывая обильно материться[202]:
– Эти генералы твои… немецкие… толку от них. Впрочем, обо мне… после… ну, когда… наверное… может, и в этой связи будут вспоминать. Тоже. А не только… Так что спасибо тебе…
– Что, так хреново?
– Совсем… Все сыпется к чертям собачьим, ничего не известно, связи ни хрена нет, разведка в жопе… приказы – как в пустоту. Правда, последний день… как-то попритихло все… У немцев. Может, и… Покажем им еще нашу кузькину мать!
Красиво очерченные губы, плотно сжавшись, сошлись в белесую нить. Я понял – этот не сдался и не сдастся никогда. И не сбежит пулей в висок. Повернулся и потопал к легковушке, Катилюс следом. Ребятки Змея тем временем азартно перегружают фрицев в машину охраны.
Однако и Катилюс… Уровень, похоже. Видимо, испанское еще знакомство. Достаточно близкое, надо думать. То-то он не очень обрадовался перспективе роста аж до целого капитана. Видимо, нашивал и большие звезды… В смысле, шпалы. Про пертурбации, через которые прошла кровавая «гэбня», и особенно ее внешняя разведка в предвоенный период, наслышан, хотя и без подробностей. Так и получилось, что немногочисленные уцелевшие профессионалы уровня едва ли не Штирлица обильно разбавились младой порослью, а также массой людей, которых к разведке и близко подпускать нельзя было.
Подходит мейджа Саша. Изображает низкий поклон, типа, «исполать вам, добры молодцы», передо мною и Жидовым. Паясничает, свинюка. Но в глазах действительно благодарность светится – а для меня это дороже любого ордена. Всегда было. Ордена с медалями – это большей частью для штабных. Да и ну их на фиг. Впрочем, у меня был пяток. В той жизни. Героем не сподобился, Первозванным тоже, но вплотную… Так за них приличные деньги платили, и в институт льготы… нехилые. Ну, и другие приятные мелочи. Потом так сделали. Восстановили историческую справедливость[203]. Но и давать стали реже. Намного. Боевые, в смысле.
Потом подъехала «санитарка», и мы вместе укладывали в нее раненых из экипажа ТБ. Один стонал, другой без сознания. Кровь, бинты, запахи… Еще один – легко. Стрелок. Невредимыми Саша, штурман его и тот технарь, что помоложе. И мы с Жидовым, разумеется. Долго не думая, потопали к столовке. Как-то вот не получалось у меня данный объект ни с чем другим спутать. Никогда.
Пищеблок местный оказался довольно приличным. Довоенной еще стати. Но явно не справляется с нагрузкой. Время как раз обеденное, и народу очень много. Большей частью летчики, разумеется. Шустрый мейджа Саша, однако, не теряется, тут же ведет к столику, откуда поднимаются какие-то командиры. Спокойно направляемся туда. Автоматом выбираю, где спиной к стене и лицом к входу. Привычка – вторая натура. Нас никто ни о чем не спрашивает – какие там аттестаты? Люди едва-едва вот только что как из боя! Просто подходит цырик, убирает со стола, измученная официантка пасторально эдак осведомляется, чего нам хотелось бы. Мне хочется омаров. И еще рябчиков с ананасами. О чем и сообщаю милой девушке. Годков эдак под сорок. В наколке и передничке. Очаровательно мелькнув фиксой в изобразившей улыбку гримаске, красавица сообщила о наличии щей простых обыкновенных, котлет тоже обыкновенных, то есть можно надеяться, из мяса, а также картофельного пюре и гречки. И компота. Аж двух сортов. Но оба из сухофруктов. Ох, не вовремя меня хохотунчик пробил! Хорошо хоть «фреш» не попросил. А то тут же и захомутали бы. В места не столь отдаленные, сколь сложно и не скоро покидаемые. Это все Костик. Нервничает. Людей ему, вишь ли, резать не приходилось… В кого ж тадыть дедуля таким удался? А?! Ага…
Не успели закончить с обедом, как в дверном проеме появляется чистенький такой, хотя и в полевой, старлей, усиленно сканирующий взглядом внутреннее пространство. Понятно. По нашу душу. Встретившись взглядом со мной, парень действительно направляется к нам.
– Экипаж майора Мосолова, лейтенант Жидов и младший лейтенант Малышев? – Четкой скороговоркой. Киваем.
– Старший лейтенант Величко. Вас ждут в штабе ВВС фронта.
Направляемся за старлеем. Штабец тут же, на аэродроме. Охраняется, но не так чтобы очень. Мне в былые времена одно удовольствие было бы с таким поработать. То-то «бранденбурги» здесь благоденствовали. Суета, народ не то что входит и выходит – влетает, вылетает, выстреливает даже и просто носится на верхних скоростях, рыча и матерясь друг на друга. За старлеем пропускают без проблем. К кабинету на первом этаже. Сначала заходят Мосолов со товарищи, мы ждем. Недолго. В комнате рядом слышны вопли связистов и морзянка. Связь, значит, есть. Хоть какая-то. Здесь, во всяком случае. Саша выходит, как обычно, энергичный и веселый. Ему в общагу и ждать ночного рейса до Шайковки, что ли. Там его полчок. Обрадовался весточке и шлет за ним разъездной ТБ. На всякий случай прощаемся. Нормальные ребята. Бойцы.
Нас с Жидовым принимает измотанного вида усатый майор. С нами пока ничего в точности не решено, но предварительно – обратно в Пинск. Ночью туда отправляют корректировщиков. Захватят нас. Без летнабов, наверное, пойдут. Пара. Хотя зачем они там нужны, без летнабов? Впрочем, неважно.
Наших «ишаков» прихватизирует 43-я дивизия. В которой довольно много летчиков, но почти нет самолетов. Исправных. В Пинске же наоборот. Самолетов хватает, летчиков нет. А пока нам тоже – на отдых.
Казарма довольно чистенькая, с разбивкой по кубрикам. Койки в один ярус, застеленные. Сходил, помылся. По пояс. Бриться нечем. Ладно… Стрельнул у дневального маслица и обслужил кынжал. Такая сталь ржавеет – оглянуться не успеешь. Особенно почему-то после крови… Недолго полюбовавшись трещинами на потолке, отрубаюсь. Устал.
Просыпаюсь от тормошения. Еще светло. Тот же старлей сообщает, что прилетает какое-то начальство – возводит очи горе, что, видимо, должно означать «с самого верха», – и мне приказано отправиться в штаб фронта, поскольку высокие гости могут возжелать на предмет поговорить. Почему-то именно меня. Без Жидова. Из-за этого, наверное… Гейдриха, будь он неладен. Впрочем – машина у выхода.
Действительно. Не машина, а целый автобус. Точнее, автобусик. Вроде школьного штатовского, только не желтый, а вовсю зеленый. Как тот клен. Когда только не опавший. Рассаживаемся, и рыдван со скрипом отправляется в путь. Старлей молчит. Я тоже. Напрягает. С детства начальства не люблю. Впоследствии тоже не полюбил. Так и. Осматриваюсь. На аэродроме суета. Только что сел не то ПС-84, не то, реально, «дакота», с капитальным таким эскортом «ишаков», аж «ястребков» шесть, кажись. На выезде разминулись с легковушками. Явные иномарки, как в мое время сказали бы. Наверное, то самое верхнее начальство. Встречать и везти.
Сначала идут деревенские дома, но как-то чувствуется, что город. Ну, пригород… Народа на улице почти нет, патрули, заставы с ополченцами, судя по виду. Внешнему. Проехали пару разрушенных домов, один еще и горящий. Бомбили, однако. Летний еще не вечер нисколько не убавляет мрачности зрелищу.
Потом подъехали к вдрызг разъезженным дорогам, ведущим в лес, чуток углубились в пущу и остановились у шлагбаума. Старлей долго ругался с цыриками возле него, потом один куда-то сбегал, пришел весь из себя замотанный полкаш, ругались уже с ним. Штаб, похоже, начинался прямо отсюда. Землянки, палатки, кое-где развернулись прямо у машин, все бегают, суетятся, даже отсюда заметно полное отсутствие даже и видимости порядка. Наконец до чего-то договорились, автобус развернулся и двинулся, как и положено в армии при кошмарном бардаке, в сторону, сугубо противоположную первоначальной. По пути опять разминулись с кортежем – пара легковушек, грузовик с охраной, пулеметный броневичок. Видимо, опять то самое большое начальство. Прибыло. К месту. Мы же свернули на довольно приличную, по нынешним временам, дорогу. Ведущую к авиамоторному, как выяснилось, заводу. Там у них типа гостевого домика. На самом заводе, издали видно, суета. Оборудование вывозят. Штаб фронта немцы пробовали уже бомбить, а до завода, как выяснилось, руки не доходят. Крылья то есть. Пока. От вдруг разговорившегося старлея успели услышать, что здесь уже и Шапошников, и Кулик, и Ворошилов[204], а тут и еще кого-то на кой-то и какого-то этого сюда же принесло, генералов, наверное, немецких смотреть – к удаче небось каждый примазаться рад, а как дерьмо расхлебывать, так все самим, самим – пжалте.
Сначала ужин, и на этот раз реально милая девушка капитально обслужила еще сонного меня почти шикарным, по нынешним-то временам, ужином. Даже чай с сахаром и печенье к нему. Начальство во все времена неплохо устраивалось. По ходу, естественно, блондинистая дюймовочка забавным местным говорком гордо сообщает, что и военачальники наши – а как же! – тоже здесь ошиваются, «с бааальшими звездами, и даже самого Климент Ефремыча видела вот этими самыми своими глазами, лопни они, если вру». Ничего себе, кворум собрали. Бедный Дима. В смысле, Павлов[205].
