– Кто давал вам задание уничтожить представителя Ставки, начальника Генерального штаба?! – и на фальцет сорвался, салага, остальные зашикали дружно, этот заткнулся. Потом еще пошуршали бумагами, еще лейтеха откуда-то со стороны подскочил, отскочил, знакомой уже пулеметной перестрелкой затрещала пишущая машинка… снаружи где-то. Штабная культура, блин. Контора пишет. Я же на всякий случай продолжаю изображать из себя едва стоящего на ногах. Покачиваюсь, постанываю. Однако… Взгляды… Нет, не любят меня здесь…
Через буквально пару минут приносят листы, пипол судейский расписывается, председательствующий – по центру который, юрист – встает, тень больше него послушно скачет вверх по автобуснуму нутру, оглашает, солидно так, каждое слово булдыганом по черепу:
– Решением суда военного трибунала подсудимый младший лейтенант Малышев Ка И признается виновным в совершении преступления согласно статье 58 – 1 б УКа Рэсэфэсэр, то есть в измене Родине, совершенной военнослужащим, выразившейся в покушении на жизнь видного советского военачальника и нанесении вреда его здоровью способом неогнестрельного ранения, и приговаривается к высшей мере социальной защиты посредством расстрела, с конфискацией всего имущества. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет исполнен немедленно.
– Эй, что, уже все? А последнее слово?
– Немедленно! Лейтенант, выведите осужденного.
Все тот же старлей радостно тычет меня в спину твердым кулачком, набитым даже, кажется. Пробкой от шампанского вылетаю из автобуса в гостеприимные объятия конвоя. Топаем прежним путем обратно. Впереди, шагах в десяти, цырик с «летучей мышью» и ружжом, аналогично сзади, шагах в тридцати, в промежутках конвоиры, потом я, за мною старлей со взведенным – слышал, как – ТТ наголо, далее комендантский взвод – так это, наверное, называется, вообще-то рыл десять с винтарями и ППД. Не рыпнешься.
М-да… «Досадно, что сам я немного успел»… А что, собственно, мог? О дате начала войны прокричать – так поздно уже было, да и много было таких предупреждальщиков, в том числе и на правильный день. Предоставить «бесценную» информацию о порядке неполной разборки автомата Калашникова? И что это даст? Сообщить о ходе ближайших событий – так, во-первых, расстреляли бы за паникерство или еще что-нибудь в этом же роде, а во-вторых, много ли я знаю об Отечественной? Да и то, что знаю, насколько достоверно? В школе чуть не каждый год новые учебники. Были. Так и те не так чтобы очень помню. Рассказать, что дальше будет? Со страной, в смысле? Даже поверят если – ну, причморят Лысого. Задолго до того как. Однако, по мнению дедули, который при том фактически вырос, очень даже ничего Хрущ был мужик, не без дури, конечно, но справлялся. Лучше многих, во всяком случае. И идеи его некоторые очень даже ничего были. Исполнение вот только подкачало. Опять же, лучшие самолеты, космос, ракеты, подводные крылья, экранопланы, «оттепель», наконец, – все это при нем. Из Карибского кризиса вон вылез достойно. Затеяли ведь его реально америкосы, когда в Турции базы с ракетами среднего радиуса. Добивающими до Москвы и Урала. Потом же пусть наши и убрали свои с Кубы, но и американцы – из Турции, да и считаться с нашими реально только после этого стали, разрядка там и все такое прочее. А если еще вспомнить, что партейку международную ту Лысый на голимом блефе выиграть умудрился – так и вовсе респект. Лаврентий Палыч, «эффективный менеджер», больно уж мутная фигура, в ближайшем рассмотрении и при всех даже его заслугах. Да и видали мы таких вот эффективных менеджеров. Впоследствии. Но и если б Лысого не сняли, кто знает, как бы оно было. О Бровеносце тоже не только плохое можно услышать. Даже Меченый, на что уж урод, в жопе ноги, так и то, если посмотреть альтернативы, и он, получается, далеко не худшая еще. Версия. Алкаш вон и тот… Россию в его времена всяко каждый обидеть мог, но с таким-то вот презиком она ни страшной, ни опасной не казалась уже – никому. Возникает даже вопрос, а не намеренно ли он дурку тогда гнал… Оркестром дирижируя… Не верится как-то, что уж в Штатах-то не мог утерпеть, чтоб не ужраться до потери сознательности. Вовочка, так и вовсе… Вот и получается – все, что нормально мог, – так это лишь понасбивать фрицев, как можно больше. Ну, и понасбивал. Да еще Алоисыча вон расстроил. Трижды. Так что, можно сказать, план-минимум выполнен по максимуму. Аминь.
Вот, кажется, и пришли. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Серое приземистое квадратистое такое строение, наверное, бывший гараж или склад. Тяжелые железные сдвижные ворота не закрыты. Завели внутрь и поставили к стене. В многочисленных выщербинах от пуль. Под босыми ногами липко. Не первый, выходит… открыватель. Почему не на воздухе? Наверное, кому-то из главных исполнителей привычно именно так. Чтоб, типа, в помещении. Пусть и без кафельного пола. Когда с уклоном и отверстием посередине. Для большего удобства слива-смыва. Крови и прочего. Подогнали грузовик, включили фары. Команда «Стройся» отдалась смертным холодом в низу живота. Костик, нервы! Руки уже развязал, но держу за спиной, ремень с груди сняли – военное имущество, беречь надо, – и организм вовсе не побит-покалечен, а в самой что ни на есть полной боевой готовности. Цыри с винтарями построились, старлей встал чуть в сторонке, но ТТ все еще наготове, автоматчики же отошли в сторонку и явно избегают смотреть в мою сторону. Непривычные, надо думать, к таким делам. Пока. Я, естественно, тоже непривычный, поэтому адреналин шибанул небывало тугой волной по всему телу, ударив в голову, и если команда «Заряжай», с клацаньем затворов, прозвучала еще более-менее нормально, то последовавшая за ней «Плииииииии» с затормозившейся отмашкой руки растянулась на несколько, пожалуй, секунд воспринимаемого времени, в течение которых я медленно плыл навстречу земле под летящие, казалось, прямо в лицо пули. Сами пули, конечно, рассмотреть было слабо, однако поднырнуть под них все же успел, ощутив лишь словно пригладивший по загривку сквозящий ветерок и услышав едва-едва миновавшее меня гуденье стремительно просверливаемого загустевшего к ночи воздуха.
Упал, однако, сначала на руки, потом, будто дернувшись в предсмертной судороге, чуток откатился, приняв позу с руками за спиной, в которой не сразу бросилось бы в глаза отсутствие ран, крови здесь, кажется, хватает с прошлых разов, не понять, светло вот только от этих чертовых фар, раздери меня прах, подогнул ноги, подготовившись к броску, замер… Только сейчас ощутив промозглый холод и шероховатую жесткость давно не метенного бетонного пола. Местами липкого. Сейчас должен подойти. Старлей с ТТ. Для контроля. Однако там, у расстрельной команды, какие-то разговоры, из-за работающего движка не слышно. Опа, основная масса утопала. Живем! Может быть…
Шаги. Неторопливые. Остановились метрах в полутора от головы. Далеко. Не достать. В узком – голову поднимать не можно! – секторе обзора над полом видны подошвы хромовых сапог. Начищенных. Ну, еще хоть чуть-чуть! Сквозь оглушающий гул пришпоренного адреналином кровообращения пробиваются неторопливо произнесенные слова:
– А где это ты научился вот так вот ловко под пули сигать, а, Костик? – Голос вроде знакомый. Катюлис?!
– Это как-то само получается, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Не желаете попробовать, а? – поднимаю голову. Действительно. В жестко очерченном светом фар черном силуэте угадывается знакомая конфигурация нетамбовского волчары.
– Во-первых, что-то не хочется. Сейчас. Во-вторых, для вас, Константин батькович, просто Альгирдус. Вне службы, разумеется. И, наконец, в-третьих, твоими молитвами, с сегодняшнего дня действительно старший, но не лейтенант, а майор. НКВД.
– Поздравляю. Я ж говорил, присвоят! – Поднимаюсь с пола. Сейчас, когда смертная доля миновала – ли? – резко, до озноба ощутил холод ночного воздуха. Бабочки у фар. Мельтешат. Ночные. Мошкара…
– Не присвоили. Вернули.
– Все равно поздравляю. От всего сердца… Альгирдус.
– Пошли. Простудишься еще.
Молча миновав «полуторку» с зажженными фарами и обалдевшим водилой, топаем к гостевому домику, который оказался совсем неподалеку. Черт, только сейчас вполне ощутил, до чего ж хреново без сапог… в лесу прифронтовом. По дороге, однако, порадовал себя мечтою об использовании этих замечательных кустов и очаровательного в темноте подлеска для подкрадывания с последующим тихим вырезанием. Часовые, как успел на автомате заметить, пока к месту шли, пыхтят, шумно дышат, воняют потом, а кое-где даже самокрутками пыхают, секретов тоже определенно нет, не говоря уж о минах с детекторами – лепота!
Через слабо освещенную прихожую, щуря глаза с темноты, поднимаемся наверх, в недолгий мой приют. В щелях будто случайно приоткрытых дверей ощущаю настороженные глаза, может, и фиолетовые средь них найдутся… впрочем, какая разница. Заскочив в умывальник – раковина эмалированная, овальное зеркало в резной деревянной раме, ручка единственного крана литая фигурная, такие и в наше время встречались еще по провинциальным гостиницам, – и наскоро умывшись, отправляюсь к себе в тесную каморку. Там расположился уже у крохотного, но с претензией на создание рабочей обстановки письменного столика, даже с лампой – слава богу, не мне в лицо, Катилюс, спокойный, как танк, и, кажется, довольный, как слоненок. Хотя у неубогого сего чухонца хрен разберешь, что и как. Морда каменная, зенки стылые.
