Оба склада были заполнены доверху бочками, мешками, корзинами. Чего в них только не было! Мои солдаты смотрели на это богатство круглыми от удивления глазами.
Точно так же я когда-то пучил глаза, когда впервые попал на продуктовый склад Черноморского флота. Только в одном отсеке было столько всякой жратвы, сколько мы, пять курсантов, отправленных с корабля в роли грузчиков, не смогли бы сожрать за всю жизнь, даже если бы только этим и занимались сутки напролет. Я тогда незаметно набил оба кармана шинели изюмом, картонный ящик которого вскрыл кто-то до нас. Для справки: в один карман шинели влезает бутылка вина, буханка хлеба и кусок вареной колбасы. Впрочем, бутылки мы обычно носили в рукаве, придерживая согнутой ладонью, чтобы не выпала. Там она не бросалась в глаза. Еще лучше было засунуть бутылку в рукав сверху, горлышком вниз, чтобы оно упиралось в локтевой сгиб. Дежурный офицер мог остановить подозрительного курсанта, заставить поднять руки и обхлопать тело, но так и не обнаружить бутылку в рукаве. Такое впечатление, что офицеры не были курсантами.
Ландскнехты первым делом нашли бочку с вином. Кто-то принес оловянные и глиняные кружки, копченый свиной окорок, два каравая хлеба и две головки сыра — и начался пир. Первым угостили меня. Вино было белое и слишком кислое. Я отдал недопитую кружку, взял большой ломоть хлеба, кусок сыра и вышел во двор. Пусть ребята оттянутся. Они заслужили.
Часть правого склада занимали конюшня и сеновал над ней. В конюшне, рассчитанной на десять лошадей, было занято шесть денников. Это были тягловые кони фризской породы — вороной масти, рыхловатые, не очень крупные, но длинноногие. Длинные и густые щетки, фризы, покрывают костистые мощные ноги от скакательного до запястного сустава и ниспадают на большие черные копыта. Я угостил ближнего жеребца хлебом. Он аккуратно взял еду с моей ладони, а съев, коротко всхрапнул, предлагая дать еще. Что я и собрался сделать, сходив в соседнее помещение, но услышал выстрел из аркебузы. Стреляли в той стороне, где город.
— Всем приготовиться к бою! — приказал я солдатам.
Пикинеры сразу заняли позиции у ворот, а аркебузиры и мушкетеры зажгли от ламп и факелов фитили и отошли вглубь двора, к трем пустым саням, которые там стояли.
Возле города прозвучал еще один выстрел, потом еще. Прошло несколько минут — и началась почти беспрерывная стрельба. Теперь палили с двух сторон. Я догадался, что горожане умудрились нарваться на испанского часового, который поднял тревогу, и ему на помощь подоспели солдаты из лагеря. Теперь буду знать, что их надо водить за ручку. Прав был князь Оранский — торгаши, а не воины. Операцию можно считать проваленной.
— Быстро выводите из конюшни лошадей, запрягайте их в сани, грузите продукты, которые полегче, — скомандовал я Бадвину Шульцу. — Несколько человек выдели, чтобы полили все оливковым маслом, подготовили к поджогу.
Жаль, конечно, уничтожать еду да еще в таком количестве, но иначе она достанется нашим врагам. Мои солдаты нагрузили трое саней и набили свои заплечные мешки. Кое- кто тащил окорока или круги сыра на плече или под мышкой. Кормили их неважно. Солдаты часто подворовывали у горожан. Если дотащим добычу до Лейдена, несколько дней не будут ломать голову, что и где украсть и съесть?
Запасы разгорались долго. Мы уже были в паре километрах от склада, когда я заметил красные языки пламени, вырвавшиеся из-под черепичной крыши. Ветер подул в нашу сторону, и я учуял запах подгоревшего мяса. Почему-то вспомнилось, как однажды ранней весной ездил в Подмосковье на шашлыки. Машина — старенькие «жигули» — застряла в не дотаявшем снегу. Пока выталкивали ее, чертовски промокли, замерзли и запачкались, а потом упустили шашлыки, мясо подгорело. С тех пор для меня неудачи имеют запах подгоревшего мяса.
5
Вильгельм Оранский отнесся к провалу операции спокойно. Точнее, он назвал ее успешной. Худо-бедно, а несколько вражеских солдат убили и склад сожгли. Продуктов в нем было на несколько дней на всю осаждавшую армию. Теперь придется покупать новые. Воюют не только солдаты, но и финансы. Испанские солдаты тоже не любят задержки еды и зарплаты. Могут взбунтоваться.
Во второй половине февраля начался ледоход на реках. На озере лед стал таким тонким, что по нему перестали ходить. Снабжение Гарлема прекратилось. Князь Оранский нанимал очередной отряд, чтобы доставить помощь осажденным. Денег у него было мало, поэтому наем шел туго. Я воевал на его стороне бесплатно, ничего не был должен. Сражений в ближайшее время не намечалось, а сидеть без дела было скучно. В конце ледохода я засобирался домой.
— Я запомню твою помощь. После победы над испанцами будешь щедро награжден, — пообещал мне князь.
Поскольку победой и не пахло, обещать он мог легко.
Я все же не стал отказываться. Кто знает, как жизнь повернется?! Может быть, в тот момент, когда удача повернется к нему, она отвернется от меня.
— Надеюсь, ты захватишь летом много богатых призов, — пожелал Вильгельм Оранский на прощанье.
— Постараюсь, — произнес я.
В море я вышел только в середине июля. Занимался новым домом. Постоянно обнаруживались какие-то недоделки. Впрочем, и я вносил немало сумятицы, меняя первоначальный план. Сначала заставил расширить окна, потому что в комнатах было мало света. В Голландии есть налог на застекленные окна, который начисляется с их площади. Не мудрено, что окна здесь стараются делать как можно ниже и уже, выдавая скаредность за моду. Затем я приказал переписать роспись потолков, показавшуюся мне слишком мрачной. Мебельщики тоже плохо понимали, что именно я хочу. Привыкнув к тяжелой, добротной мебели с ящиками, в которые все складывали, они, как когда-то мои русские поданные, не понимали, зачем вешать одежду? Чтобы моли было удобнее пожирать ее?! Кстати, с молью боролись сушеными травами, ни вид, ни название которых мне ничего не говорило.
В конце марта амстердамцы, которые были на стороне испанцев, ввели на озеро флотилию лодок и баркасов и плотно перекрыли подвоз продуктов в Гарлем. В городе начался голод. Дошло до того, что перебили всех пленных, чтобы не тратить на них еду. Поговаривают, что были случаи людоедства. Подозреваю, что голландские историки будут всячески замалчивать непатриотичное поведение своей столицы. То ли дело русские. Жители города Козельска до начала двадцатого века не торговали и не роднились с жителями деревни по соседству, которые во время осады города монголо-татарами поставляли врагам фураж.
В начале июля Вильгельм, князь Оранский, собрал армию в пять тысяч человек и вместе с четырьмя сотнями подвод с провиантом послал на помощь осажденным. Командовал опять Батенбург, у которого было то ли несколько имен, то ли каждый рассказчик придумывал свое, и с которым мне так и не довелось встретиться, потому что, когда я был в Лейдене, он в Германии нанимал солдат. Испанцы сбили голубя, который нес сообщение об этой операции, и устроили засаду. Четыреста подвод с провиантом компенсировали им сгоревшее на складе зимой. Тринадцатого июля Гарлем сдался. Командир гарнизона Вигбольт ван Рипперда и его лейтенанты стали короче на голову, а простых солдат утопили в реке Спарне, связав по несколько человек. После чего пошли осаждать Алкмар.
Экипаж на фрегат я набрал быстро. Были в него включены и десять обученных мною, немецких ландскнехтов под командованием капрала Бадвина Шульца. Хотя бы немного усилил абордажную партию. Голландцы были прекрасными моряками и комендорами, но в рукопашном бою сильно уступали испанцам. Заодно ландскнехты исполняли роль корабельной полиции. У них сразу не сложились отношения с голландскими матросами, чем я был доволен. Так уменьшалась вероятность бунта. Кончились те времена, когда авторитет благородного человека был практически непререкаем. Теперь приходится считаться с мнением экипажа.
Возле острова Остворн повстречали эскадру буйсов. Они шли на северо-восток. Я приказал поприветствовать их холостым выстрелом из фальконета. Нам ответили выстрелом из мушкета и помахали шляпами. Мои матросы помахали в ответ.
