С одной стороны, давать им волю нельзя. Чем это кончается, хорошо показали майданы, перестройки и прочие революции роз, да и без них в общем-то можно было догадаться о возможных последствиях. С другой – при полном отсутствии протестов теряется обратная связь управления, что чревато сначала перекосом, а потом и разносом всей государственной машины. До сих пор мы использовали систему, очень близкую к советской, то есть так или иначе карали любые протесты, не санкционированные самой властью. Кстати, максимума подавление такого типа народных инициатив достигло вовсе не при Сталине, а при лысом придурке-кукурузнике, которому некоторые его апологеты-шестидесятники после так называемой оттепели приписывали даже некоторую демократичность. Так вот, на самом деле при Иосифе Виссарионовиче народ вовсю протестовал против неугодных ему представителей власти. Правда, это имело вид не митингов, а доносов. Но ведь как-то работало же! Но, разумеется, такой способ далеко не идеален, хотя у нас он тоже практиковался достаточно широко.
Возьмем, например, такую тонкую вещь, как национальный вопрос. В советской конституции вообще было записано право наций на самоопределение вплоть до отделения, да и в эрэфовской тоже как-то затесалось нечто довольно похожее. В результате власть и там, и там была вынуждена демонстративно нарушать свои же собственные конституции.
У нас дело обстояло немного лучше. Все-таки нашу конституцию писал в основном лично я, и мне было просто жалко на нее так грубо плевать. Своя же, не чья-нибудь чужая! Поэтому право на самоопределение в ней ограничивалось рамками национально-культурных автономий. Однако некоторые личности даже в подобных условиях ухитрялись наворотить такого, что не посадить их за это было ну никак нельзя. Правда, сажать приходилось за что-нибудь другое. И не то чтобы заказные судебные процессы представлялись мне чем-то недопустимым – нет, тут недопустима только халтура при их проведении. А это значит, что каждый такой суд требовал немалых усилий от моего комиссариата, а иногда и от меня лично. Как будто в России больше заняться нечем!
Так вот, пришедшая мне на острове мысль позволяла заметно облегчить упомянутые трудности. Собственно говоря, ничего особенно нового она не содержала. Мы и раньше рассматривали замешанный в любом протесте корыстный интерес организаторов и исполнителей как отягчающее обстоятельство. Однако сейчас я понял, что на самом деле это полумера и его надо считать не обстоятельством, а полноценным составом преступления. И, соответственно, иметь на этот случай отдельные статьи. А само понятие «несанкционированный митинг» следует вообще убрать как из уголовного, так и административного кодексов.
Например, решил в каком-нибудь селе Гадюкино народ выразить свое возмущение поведением местного богатея, закрывшего ему, народу, своей дачей проход в лес или к реке. И пусть себе выражает на здоровье! Если в процессе этого перекроют дорогу, то ответственность наступит за нарушение правил уличного движения, и не более того. Но такая благодать будет возможна только при полном бескорыстии всех участников процесса. Если же организаторы получили от кого-то деньги и частью простимулировали участников, то тут начнет действовать уже совсем другая статья – из раздела «Преступления против империи». Причем нет никакой нужды разбираться, кто там чего организовывал или исполнял. Арифметика – наука точная и кривотолков не допускает, достаточно всего лишь ввести в закон простую и всем понятную норму – год за рубль. Насколько я был в курсе, рядовым участникам беспорядков у нас никогда больше пятерки не платили, а пять лет на Колыме вряд ли нанесут непоправимый вред здоровью, зато хорошо поспособствуют прочищению мозгов. У организаторов же фигурируют совсем другие суммы, значит, и сроки будут соответствующими. Получит один такой пять тысяч лет на Вилюе – глядишь, следующий и задумается.
Разумеется, не следует забывать и руку дающего. То есть по рукам его, гада! Ибо ничто не возникает из ничего, и деньги тоже. Раз их кто-то получил, значит, их кто-то дал, и срок следует делить по справедливости, то есть поровну. Если, например, бабки дал какой-нибудь американский посол, которого посадить нельзя, а можно только выслать, то, никуда не денешься, все пять тысяч повиснут на получателе. Когда же в ситуацию влезет не обладающий иммунитетом посредник, то и он, и непосредственный организатор протеста получат по две с половиной тысячи лет. Это, конечно, меньше, чем полные пять тысяч, но вряд ли люди сильно обрадуются такому облегчению. Даже если в цепочке будет сто посредников, все равно каждому хватит доставшегося срока. Как говорится, «и пусть никто не уйдет обиженным».
Император же, кажется, на острове полностью отрешался от государственных раздумий и почти все свободное время, коего, впрочем, тут у него было не очень много, посвящал чтению. И он явно отдавал предпочтение фантастике из того мира, причем не классике типа Ефремова, Стругацких, Брэдбери или Хайнлайна, а совсем уж низкопробному чтиву, не дотягивающему даже до уровня творений Виктора Калюжного. В ответ на мое недоумение его величество разъяснил:
– Понимаешь, иногда хочется отдохнуть душой. Окунуться во что-нибудь простое, такое… эдакое… в общем, незамысловатое. В процессе создания которого интеллект был задействован в минимально допустимых дозах. Раньше было проще – можно было доносы на тебя почитать на сон грядущий. Эх, как люди писали!
Император вздохнул с неподдельным сожалением.
– Помнишь, в каком трогательном единении сошлись Толстой и церковники, объявляя тебя воплощением дьявола? Наплевав на все взаимные обвинения и даже забыв про отлучение, на одной странице расписались. И там же, только чуть ниже, для придания документу дополнительного веса отметился Гришка Распутин. Очень ценная бумага, я ее берегу для будущей музейной экспозиции. А персонажи с какими фамилиями обвиняли тебя в предательстве интересов России! Я поначалу думал, что те писания – вообще твоих рук дело, но потом выяснил – нет, это, оказывается, они сами. В результате внезапно случившегося острого приступа патриотизма, когда их злобный канцлер начал потихоньку раскулачивать. Наверное, ты куда-то дел всех авторов. Нет, я, конечно, не против, а некоторых сам бы задвинул еще дальше, но читать стало нечего – уже лет десять вообще ничего не пишут. Вот и приходится довольствоваться скачанной твоими девочками макулатурой. Хотя ты, наверное, можешь не понять – ведь тебе на меня небось не писали.
