— На рынок? — голос Эмруозоса, поначалу довольно писклявый, окреп. — Что ж, езжайте. Быть может, в последний раз.
Баба от ужаса прикрыла обеими ладонями рот.
Эмруозос изловчился привстать на стременах и оглянуться в сторону города. Ветер развевал его кудри, ерошил мех на плечах.
— Вижу! — возвестил роковой красавец. — Черная сеть покрыла великий град, стоящий средь десяти и одного канала. О, близка гибель древнего Глора! Умрет каждый третий и каждый второй. И оставшиеся в живых позавидуют мертвым…
Звучный голос колдуна теперь, казалось, грохотал и над Краснохолмской дорогой, и над холмом, возможно, долетал и до Лесного канала. Речь сочиняли самые умные: Закройщик с колдуном и лично король.
Я и сам отчего-то вспотел.
— …Мор! Реки, почерневшие как кровь, и кровь, почерневшая подобно гнилой воде. Три дня и десять! Слышу: смерть воет у Старых боен. Думал я сорок дней, и открылось мне! — Эмруозос внезапно вскинул руку, — в его ладони был хрустальный шар.
Не знаю, как он это сделал. На небе не было ни единого просвета, — лишь сизая и темная пелена туч. Но хрусталь вдруг сверкнул, засиял солнечным светом. Хуторяне ахнули в голос. Все, собственно, и я, невольно зажмурились. Когда я смог взглянуть, — хрустальный отсвет открыл в небе над Глором сияющий глаз. Не глаз, конечно, — в узкую щель облачной пелены пробился луч солнца. Один-единственный. Голову даю на отсечение, — казалось, само небо, щурясь, взирает на залитый тьмой город. Луч чуть расширился, заскользил по кварталам, — в какой-то миг я ясно рассмотрел башни Цитадели. Тут луч погас, — Эмруозос, чуть запоздав, кинул руку с шаром вниз, но едва ли этот промах кто-то заметил. Все смотрели на мгновенно утонувший во мраке туч город.
— Будет так! — неожиданно взревел колдун. — Гибель! Живые станут мертвыми, мертвые вернутся к живым! Грядет месть мертвых королей! Уж слышна их поступь и рокот мертвенных волн. Три дня и десять! И хлынет гноем бухта! Печать мертвеца уже легла на всё! Грядет король в кровавой короне! Это я вам говорю, — великий Эмруозос, пророк королей и советник демонов! Смотрите!
Все взоры вновь обратились к городу. Над Глором четко поднимались три столба дыма. Четвертый пожар то ли не успел разгореться, то ли его дым прибивал к земле ветер.
— Гибель! — невыносимо взвыл Эмруозос. — Смерть! Боги отмстят! Каждый третий и каждый второй, — маг глянул через шар на одного хуторянина, на второго: — Черный след на тебе! И на тебе! О, вижу!
Тут Брехун воткнул свое копье в дорогу и метнулся к хуторянам. У третьего воза замер крепкий детина в новой желтой рубахе. Он лишь моргнул, когда его ухватили за запястье. Сверкнул «шеун»… Видимо, колпак порядком мешал Брехуну, потому что наш боец отсек конечность куда выше, чем следовало. Впрочем, нашего лекаря-расчленителя это не слишком смутило, — он с торжествующем мычанием вскинул отрубленную руку вверх, — пальцы обрубка судорожно сжались, брызнула кровь.
— Смерть, — с искренним ужасом пробормотал Эмруозос и, неловко склонившись с седла, доверительно обратился к бабе: — Торгуй, бедная женщина. Скоро глоток воды будет стоить дороже пригоршни «корон»…
Тут раздался вопль, — детина, тупо глядевший на брызжущую из обрубка кровь, наконец, осознал, что именно с ним произошло. Но кричали все. Хуторяне поворачивали, — кто нахлестывал лошадей, кто удирал на своих двоих. Опрокинулся воз, посыпались мешки, кроваво-зелеными сгустками запрыгали по пыли пучки редиса.
— Отходим! — скомандовал король.
Мы побежали с холма, последним рысил Брехун, зажав желтую руку под мышкой и вскинув мешок редиса на плечо. На нас никто не смотрел, — хуторяне неслись уже далеко по Краснохолмской дороге. Там опрокинулась еще одна повозка, слышались вопли ужаса.
Мы вломились в кусты, фургон был уже готов. Эмруозос, охая и по журавлиному перебирая ногами, — дорогие сапоги ему действительно жали, — забрался в экипаж.
— Живее! — король огрел лиловым древком копья по хребту Лучка: — Лошадиное дерьмо не мог убрать, улиздок?
— Так я… — заикнулся Лучок и получил еще раз.
— Мерзкое тряпье, — король швырнул свой колпак в фургон. — Я не комедиант, крысиное племя!
Закройщик не посмел увернуться и мощный пинок швырнул его в колючки. Советник приглушенно завыл, пытаясь выбраться.
— Достаньте его! Живее, Либен, — король благословил меня тычком древка и засмеялся: — Вообще-то было забавно.
В фургоне Брехун сдирал с трофейной руки желтые лоскуты. Следовало торопиться, — пришивать окоченевшую плоть крайне затруднительно.
Мы прибыли к месту сбора уже с обновкой. Король для пробы заехал по уху Рыбоеду, чья группа сдуру сложила мешки с добычей прямо у топкого тростника. Кулак действовал надежно, — пальцы держались крепко, хотя и оказались весьма мозолистыми.
Площадка среди зарослей была похожа на задворки какой-то лавки, — мешков ночью выволокли больше трех десятков. Если через месяц добычу продать, можно недурно нажиться. В ближайшее время в Глоре будет трудновато найти и мышиную серу, и черную зернь, — склады этой дряни сейчас вовсю пылали в городе. Закройщик деловито пересчитывал добычу, мы разговаривали с парнями. Не вернулся только Ерне, работавший у Конного двора. Говорили, что стража случайно зарубила и еще одного нашего, — проводника из Глора. Что ж, мы дешево отделались.
— Живее, живее, — торопил король. — Грузите, и убираемся.
Вопреки первоначальному плану, Эшенба решил не прятать добычу на месте. Спокойнее увезти снадобья с собой, а уж потом доставить к делу. Меня это мало волновало. Я боялся возвращения в Кедровую. Мертвые ноздри моего короля улавливал единственный запах — запах измены. А мы с Жани просто воняли предательством.
23-й день месяца Кукушки. Глор. Катрин.
— Всё самое ходовое. Весь товарный вид пропал, — горестно вздохнула Син.
Энергичная молодая купчиха была умыта и наряжена в довольно симпатичное платьице, но гарью от Син попахивало ощутимо. Собственно, все вокруг провоняло дымом.
— Просто ужасное происшествие, — сочувственно согласилась Флоранс.
— Ничего страшного, — просто подгорел угол склада и несколько бочонков, — заметила более практично настроенная Катрин. — Тебе здорово повезло.
— Конечно, если сравнивать с убытками других, — Син задумчиво поправила косынку. — Вообще-то, ваши бочки с водой себя оправдали.
— Был бы еще багор и топоры, глядишь, и угол крыши уцелел.
— Багор, как назло, накануне сняли. Трубу в конторе чистили. Вот я им руки пообрываю, — начала снова заводиться Син.
