— Пойдем, пройдемся к дороге, — приказал мне король.
Мы продрались сквозь высокую траву. Здесь пахло остывшей пылью и навозом. На холмах продолжали свою перекличку ночные дарки, — разноголосый вой уносило к береговым обрывам.
— Хорошо развлекся, Либен? — равнодушным тоном поинтересовался король.
Я заставил себя ответить сразу:
— Неплохо, Ваше Величество. Хотя смотря что называть развлечением…
— Ну и как он тебе? — король смотрел на редкие огни Глора.
— Кто?
— Рот твоего колдуна. Не правда ли, пухлые и приятные губки?
— Да ну его к желтушному богу, — растерянно сказал я. — О, простите, Ваше Величество. Я в смысле того, что с детства боюсь колдунов. Особенно их зубов. К тому же у магов ужасно волосатые ноги.
Король хохотнул, потом долго сплевывал в траву:
— У этого весьма гладенькие ляжки. Если завтра у мальчика всё получится, то, пожалуй, я начну его ценить. Учти это.
— Понял.
— Вот и хорошо. Славно, что твоя преданность подкреплена истиной бесхитростностью желаний. Ты отстаешь от моды, Либен. Когда мы возьмем Глор, прикажу привести тебе пару парнишек помягче. Тебе стоит попробовать.
— Может, меня убьют еще до этого? — с надеждой пробормотал я.
Король кашлял, смеялся и хлопал меня по плечу. Я с трудом стоял на ногах. Не хватало еще идти в бой со сломанной ключицей.
* * *
На рассвете мы стояли на Редов-холме. Воздух был полон влаги, пятно Глора медленно проступало в рассевающейся тьме, — мост перед Лесным каналом, башни внешней стены, гавань и порт с еще неразличимыми черточками кораблей. Над городом висела туча, обещавшая скорый дождь. Тучи нависли и над восточными прибрежными холмами, — медленно тянулись в сторону моря. Но над городом пелена была темнее и сгущалась на глазах, — Эмруозос начал трудиться еще затемно.
Сейчас колдун сидел на бочонке перед снятой с сиденья фургона доской, изображавшей стол. Огромный лист, исчерканный запутанными линиями черной и красной туши, растрепанные листы, полные каракулей-заметок. Эмруозос что-то озабоченно бормотал, то и дело поглядывая в сторону города сквозь хрустальный шар. Дымилась курильница, молодой маг то и дело спохватывался и швырял на огонек щепотки разноцветных порошков.
— Вдруг получится? — задумчиво процедил король. Закройщик тянул шею, не смея подойти ближе, но силясь запомнить действия колдуна.
Пока Эмруозос выглядел значительно: разряженный как девка, с мехами на плечах, обвешанный серебром, с диковинным кинжалом у пояса. Таинственное оружие, привезенное неизвестно кем из срединных земель Желтого берега и захваченное нами среди прочей добычи на огромном конгерском когге, долго валялось в Кедровой. Никто из парней вооружатся широким, немыслимо изогнутым клинком не рискнул, продавать такую заметную вещицу в Глоре тоже было неразумно. Наконец, роскошную побрякушку сообразили подвесить к ходячей выставке побрякушек.
Эмруозос на миг оторвался от чертежа и с мольбою взглянул на короля:
— Хозяин, мне жарко. И сапоги жмут.
— Работай, малыш, — ласково сказал король.
Колдун утер пот со лба и вернулся к вычислениям.
Наконец, из высокой травы на вершине холма выкатился Лучок:
— Едут!
Король кивнул:
— Одеваемся и встречаем.
Я накинул балахон. Наряд из лилового шелка был невесом, но жутко неудобен. Особенно высокий глухой колпак, норовивший сбиться на сторону, отчего прорези для глаз съезжали непонятно куда. Форму для охранников колдуна придумал Закройщик. Со стороны она действительно поражала воображение, особенно пестрые большие эмблемы, грубо сшитые из разноцветных лоскутов и украшавшие балахоны на спине и плечах. Близко к зрителям подходить не рекомендовалось. Наши парусных дел мастера сметали роскошное одеяние за день, но с красотой швов у умельцев не очень-то ладилось.
Я помог королю пристроить его колпак.
— Ничего толком не вижу, — злобно сказал Эшенба. — Проклятые выдумки.
Закройщик, неузнаваемый в лиловом шелке, на всякий случай попятился.
— Держи знамя! — рявкнул король.
Закройщик поспешно сжал тяжелое древко, увенчанное прекрасно выбеленным морем человеческим черепом.
Брехун, взявший на себя обязанности главной горничной, поспешно подкрашивал бородку нашему колдуну. Куцую поросль на щеках Эмруозос давно сбрил, — короля бородка слишком смешила. Сейчас растительность требовалось возобновить: нам было необходимо, чтобы колдуна обязательно узнали. Оказалось, мазки углем вполне заменяют утонченную красу редкостной бородки.
Залегший у вершины Лучок яростно махал нам рукой. Я нахлобучил на голову замешкавшегося Брехуна его колпак. Вдвоем мы помогли взгромоздиться в седло колдуну. Эмруозос застонал. Королевскому вороному неуклюжий седок тоже не нравился. Я взял коня под уздцы.
— Двинулись, — приказал король.
В боевом порядке — мы с вороным во главе, колдун на нас, двое лиловых копейщиков по флангам, волокущий знамя Закройщик чуть сзади, — мы двинулись наверх. Здесь дорога полсотни шагов тянулась прямо по вершине Редова-холма.
Лежащий в траве и наблюдающий за обратным склоном Лучок предостерегающе поднял руку, резко опустил — и пополз со своим арбалетом в сторону.
— Поднимай! — приказал король.
Мы уже слышали скрип колес по ту сторону склона.
Закройщик поднатужился и поднял знамя. Лиловое широкое полотно неохотно заколебалось на влажном ветерке.
С той стороны немедленно послышались встревоженные возгласы: наше комедиантское знамя несомненно заметили. В этот же миг от подножья холма за нашей спиной послышался рев рога. Оставшийся в зарослях с фургоном Боров поддержал наш маневр боевым сигналом. Надо признать, дудел боец хоть и отвратительно, зато зычно.
С той стороны на вершину выкатился воз с мешками овощей, мы увидели изумленные рожи возницы и бабы, сидящей рядом с ним. В этот же миг хуторяне заметили нас.
Надо признать, всё было рассчитано точно. Несколько подпортила впечатление изрядная куча навоза, оказавшаяся между великим колдуном и зрителями.
Я увидел второй воз, третий… — жители нескольких хуторов привычно двигались на городской рынок. На нас уставилось человек двадцать. Коренастый малый, открывший рот, даже забыв про лук с наложенной на тетиву стрелой.
Мне хотелось врезать колдуну по сапогу, но Эмруозос собрался и заговорил сам:
— Куда едете, бедные люди?
— На рынок, известно, — пискнула ошалевшая баба. Остальные хуторяне пялились на нас, полностью онемев. Уж не знаю, что на них так подействовало: наш роскошнейший колдун или немереные локти дорогого лилового шелка, в которые мы завернулись.