Скажем прямо, в арабском языке я тоже не силен, мягко выражаясь. С этим пришлось смириться и обследовать то, что осталось от головы.
Лазер мы нашли, но выглядел он совсем непонятно. Нечто было вживлено в нёбо, но материал, из которого был сделан лазер, остался для меня непонятным. Это не был металл, и даже не была пластмасса. Пожалуй, даже неправильно употреблять слово «вживлен». Создавалось впечатление, что просто некая часть нёба человека превратилась в лазерное устройство с микроскопическими деталями.
Мне вспомнилось то отрывочное и невнятное, что приходилось слышать о нанотехнологиях. Может быть, это именно они?
Я вздохнул. Ну, они это или не они, а что-то другое, но одно несомненно: судя по татуировке и по этому нёбу-лазеру, пришелец во времени явился из того будущего, которого я не знал. Может быть, он из двадцать второго века или из двадцать третьего.
А что тут удивляться? Ведь мне уже встретился Тюштя из тысяча девятьсот четвертого года и Анастат из конца девятнадцатого века. Для них я был человеком из будущего. А вот этот господин с отрубленной головой – человек из будущего для меня…
Жалко, что нельзя собраться нам всем троим: мне, Тюште и Анастату. Устроили бы что-то вроде научно-практической конференции. Обменялись бы мыслями, идеями о том, что с нами всеми стряслось, и о причинах этого.
Закончив с «послом», мы осмотрели изрубленные топорами останки уничтоженного «плясуна». Ну, тут уж совсем не было для меня никаких неожиданностей. Этот оказался вообще не человеком, как я и думал. Внешность полностью человеческая, но иллюзия на этом и останавливалась. Вероятно, создатели этого андроида руководствовались принципом разумной достаточности. На вид это был человек, но на этом сходство заканчивалось.
Дело в том, что у андроида не было внутренностей. Вовсе никаких. Он был сделан или выращен из некоего однородного материала вроде резины, которая была пронизана миллиардами мелких прожилочек, позволявших телу двигаться. Материал был очень упругим и гибким, что делало его малоуязвимым для ударов. И уж совсем было бы глупо стрелять в этого андроида. Пули попросту прошивали бы однородную резину, не принося никакого вреда, кроме дырок.
– Искусная работа, – сказал я себе. – Чего только не напридумают эти ученые. Из какого столетия прибыли эти незваные гости, я судить не мог. Однако случай вышел поучительный – мне следовало быть осторожным. Если меня в этом мире «курирует» Нечто, у которого свои цели, то надо иметь в виду – существует еще Анти-Нечто, с совершенно противоположными целями.
Все это предстояло обдумать.
Когда наступило утро и воины разожгли костры для приготовления завтрака, в лагере только и разговоров было о том, кто и с какой доблестью сражался с ночными гостями. Как ни странно, произошедшее произвело на моих соратников куда меньшее впечатление, чем на меня.
О случившейся битве говорили охотно, но без тени удивления. Это для меня произошедшее было загадкой, невообразимой тайной, но только не для воинов десятого века. Они были людьми мифологического сознания. С детства и до старости они слышали рассказы о битвах с неведомыми драконами, ведьмами, великанами, людьми с собачьими головами…
Мир, в котором они жили, еще не был научным миром, где все объяснено, расписано и где хорошо известно, что возможно в природе, а что – нет. Они жили в мире, который включал в себя все – возможное и невозможное. Точнее, возможным тут было все!
Оборотни, привидения, злобные истуканы, изрыгающие огонь, – все это в сознании людей было так же реально, как сосед по палатке.
Никаких объяснений не требовалось. Просто понятно было, что ночью на лагерь и на князя напали злобные демоны – посланцы злых богов. Один из них метал изо рта молнии, а четверо других были почти неуязвимы для оружия. Что ж, бывает!
Зато можно было теперь до конца жизни рассказывать о том, что и ты бился с нечистой силой, и даже победил. Ну и изрубили же мы одного из них! А помнишь, как Аскольд Кровавая Секира срубил голову главному демону – тому, что с молниями? Вот было дело!
– Вас хотели убить, чтобы вы не крестились, – заметил Анастат, когда я рассказал ему о ночном визите и его последствиях. – Эта сила не желает, чтобы крещение князя киевского произошло. Вот в чем дело.
– Они могли бы тогда убить вас, – возразил я. – Это гораздо проще, чем убить князя, которого постоянно охраняют.
– Нет, это не решило бы проблему, – покачал головой епископ. – Если бы погиб я, вы могли бы принять крещение от любого другого священника. Как вы думаете, а зачем этим злобным силам не желать крещения Руси? Кто эти создания: в чем их интерес?
– Их интерес в том, чтобы Россия не стала христианской страной, – ответил я, уже успевший всячески обдумать эту проблему.
– Но, боже мой, – всплеснул руками старик. – В любом случае Русь не может долго оставаться языческой…
Я засмеялся, хотя смеяться совсем не хотелось. Николай Константинович Апачиди прибыл из конца девятнадцатого века, и поэтому еще не знал о проблемах века двадцать первого.
– Не о язычестве речь, – сказал я. – По мнению некоторых, Русь вполне могла бы стать исламской страной. Вот в чем дело. Не допустить крещения Руси – это значит толкнуть ее в объятия ислама. Некоторым бы этого очень хотелось. Одного из этих некоторых зарубили вчера мои воины…
– Значит, мы с вами присланы сюда одной силой, которая хочет сохранить известное нам течение истории, – рассудительно заметил епископ. – А существует еще другая сила. Та, которая хочет добиться изменения истории. И вчера ночью к вам явились именно посланцы второй силы. Я правильно понимаю?
Когда я кивнул, епископ Анастат просветлел лицом.
– Слава Богу, что вы уже здесь и что мы с вами встретились. Давайте же быстрее совершим ваше крещение, и угроза будет снята. Крещение состоится, и изменить этот факт станет уже невозможно.
– Ну, мне можно будет помешать потом, – заметил я. – Как вы понимаете, одного моего крещения недостаточно. Я, как частное лицо, никого не интересую. Но таинственные злые силы – враги христианства – могут помешать мне крестить Русь.
– Как?
– Меня снова можно попытаться убить, – предположил я. – И вторая попытка может выйти удачной. Почему бы нет?
Старик хитро посмотрел на меня, и улыбка тронула его сухие губы.
– Очень возможно, – проговорил он. – Но меня это уже точно не будет касаться. Знаете, что обидно? Меня притащили сюда пятьдесят лет назад, и все эти годы я прожил здесь, в этом мире. Все это время я гадал о том, что же именно предстоит мне сделать, в чем мое предназначение здесь. И теперь только выяснилось, что я всего лишь должен крестить вас, мой молодой друг. Какое разочарование… Теперь я даже обижен.
