Дверь отворилась. В четырехугольном проеме, на фоне сиреневого снега, выросла высокая темная фигура в шинели и островерхом матерчатом шлеме.
– Что вам угодно? – голос полковника прозвучал неожиданно сильно и властно.
– Мне угодно войти, господин Лебедев, – высокий в шинели не спеша перешагнул порог и с интересом огляделся. – Господа, я не оригинален и не люблю стрельбы в упор. Будьте благоразумны!
Он легко махнул рукой, и Арцеулов почувствовал, как боль отпускает. Степа облегченно вздохнул и легко поднял с пола карабин.
– Можете считать меня парламентером, – продолжал гость. – Позвольте представиться – Венцлав, командир 305-го полка Рабоче-Крестьянской Красной армии…
– Слушаю вас, – полковник оправил полушубок и отряхнул налипшие на него снежинки. – Чем обязан?
– Многим… – Венцлав неторопливо шагнул мимо Лебедева и бросил беглый взгляд на прижавшегося к стене Степу. – Игра кончилась, господа! Вы окружены, и теперь самое время выслушать мои условия…
Он бросил иронический взгляд на Арцеулова, и очень внимательный, цепкий – на застывших возле мертвого тела профессора Берг и Богораза.
– Итак, мои условия. Прежде всего, вы освобождаете пленного…
Венцлав вновь поглядел на Косухина, и тому вдруг почему-то чрезвычайно не захотелось освобождаться.
– Далее… Вы сдаете оружие и отправляетесь в Иркутск, а оттуда через некоторое время в столицу, где вам будут предоставлены условия для научной работы. Никто, включая господина Арцеулова, не подвергнется судебным или внесудебным репрессиям…
– Значит, за нами охотились, чтобы определить на службу? – резко бросила Берг.
– Не только, сударыня. «Мономах» не должен взлететь!
«Выходит, он знал? – понял Степа. – Все знал!»
Тем временем Арцеулов, не сводя глаз с краснолицего, незаметно сунул руку за отворот полушубка, где лежал «бульдог». Но в последний момент рука замерла. Капитан вспомнил ночную улицу, выстрелы Казим-бека, а затем ровную шеренгу красноармейцев в высоких шлемах. Этого типа не берут пули – зато ему очень не нравится перстень!
Ростислав осторожно поднял правую руку. В старинных сказках волшебными кольцами заряжали ружья против Нечистого. Ну, что ж…
Перстень показался почему-то необыкновенно тяжелым и холодным. Арцеулов сжал его в руке… Не успел – Венцлав резко повернулся, тонкая красная ладонь рассекла воздух, и выпавший из руки Ростислава перстень покатился по полу. Глаза краснолицего зло сверкнули:
– Я же говорил, что это вам больше не поможет! Сидите смирно, господин Арцеулов!
Он вновь отвернулся. Рука капитана метнулась к перстню, но пальцы лишь ударились о твердую невидимую преграду.
«Непускающая Стена, – вспомнил Арцеулов. – Ловко…»
Перстень лежал совсем рядом, но рука напрасно скользила по твердой, словно камень, невидимой преграде. Капитан понял, что Непускающая Стена накрывает серебряный амулет, словно колпак…
На минуту-другую в церкви воцарилось молчание. Венцлав стоял неподвижно, заложив руки за спину и еле заметно покачиваясь с пятки на носок.
– Нам не о чем вести переговоры, – наконец ответил полковник. – Каждый из нас выполняет свое задание, господин Венцлав. Могу лишь удивиться, что власть большевиков ставит своей целью срыв важнейшего научного эксперимента. Боюсь, что слухи о вашем варварстве близки к истине. Впрочем, я согласен отпустить господина Косухина, если, конечно, он сам захочет…
– Не-а, – перебил его Степа. – Я лучше останусь. Собачек я там ихних не видел, что ли?
– Товарищ Косухин, – голос Венцлава загустел злобой. – Не забудьте, что существует понятие «измена». Я понимаю, что вы беспокоитесь за брата, но его жизнь зависит от вас. Может, вас не стоило вообще посылать на это задание, но настоящую фамилию господина Лебедева мы узнали только после вашего отбытия…
«А ведь прикончат парня!» – вдруг отчетливо понял Арцеулов, и ему почему-то стало жаль Степу. Ростислав взглянул на недоступный перстень и еле удержался от удивленного возгласа – серебро светилось. В затоплявших церковь сумерках свет казался ярким и очень резким, но его лучи бессильно отражались от невидимой преграды, создавая внутри нее светящуюся сферу. Ростислав протянул руку – Непускающая Стена потеплела, но по-прежнему была неприступна.
– Итак, Степан Иванович? – поторопил Венцлав. – Я жду.
– Я остаюсь, – Степа отвернулся.
– Как хотите, – пожал плечами краснолицый. – В этом случае я в силу своих полномочий объявляю вас вне закона…
Он махнул рукой, и полковник почувствовал, что его сковала неведомая сила, мешающая двинуть даже кончиком пальца. Венцлав усмехнулся тонкими ярко-красными губами. В следующую секунду у него в руке оказался револьвер. Ствол целил прямо в голову Степы.
«Падай, краснопузый!» – хотелось крикнуть Арцеулову, но голос застревал в горле, все тело охватила страшная слабость, а в виски вновь ударила боль.
– Убирайтесь в ад, Косухин! – процедил Венцлав, и щека его еле заметно дернулась.
Ударил выстрел, затем другой. Но стрелял не Венцлав. Он-то как раз и не успел выстрелить – пули пробили кисть, и револьвер вывалился из разом повисшей руки. В ту же секунду Арцеулов почувствовал, как исчезли слабость и боль, а серебристое сияние, до этого запертое в тесной сфере, вырвалось на волю. Капитан схватил перстень и метнул его в краснолицего. Удар пришелся по груди. Перстень, легко отскочив, упал на пол, и Арцеулову на миг показалось, что ничего так и не случилось. Но внезапно Венцлав зашатался, из горла вырвался хрип, а по серому сукну шинели проступили темные пятна. Запахло паленым. Краснолицый дергался, пытаясь сбить левой рукой охватившее его пламя, но огонь разгорался, шинель пылала, вспыхнул высокий суконный шлем….
– О Господи! – негромко проговорил кто-то.
Кожа начала чернеть и отваливаться кусками. Венцлав по-прежнему стоял, но теперь обе руки висели неподвижно, затем тело зашаталось и с глухим неживым стуком рухнуло на пол. Внезапно огонь стих, все окуталось густым клубящимся дымом, который стал постепенно сгущаться, а затем потянулся к раскрытой двери. Через несколько секунд все было кончено – клочья тумана уползали в вечерние сумерки, а на полу остался лишь еле заметный след гари.
– Аминь, – хрипло проговорил Арцеулов, бросаясь к двери и закрывая засов. Степа шумно вздохнул и передернул затвор карабина.
– Господа, а кто стрелял-то? – вдруг сообразил Ростислав, удивленно оглядываясь.
– Семен Аскольдович, – невозмутимо сообщила Берг.
