Да, место красному командиру определенно не нравилось. Будь он один или с братом – и даже с этим беляком-капитаном, то ушел бы отсюда, пока не поздно, развел где-нибудь костер, перебедовал ночь…
«А может, и поздно уже», – вдруг подумалось ему.
Неподалеку от входа полковник велел остановиться. Он кивнул Арцеулову, тот, пробравшись через высокий сугроб, подтянулся и заглянул в выбитое окно и махнул рукой.
Первыми к двери подъехали Лебедев с профессором и стали утаптывать валенками глубокий снег. Арцеулов стоял рядом, с сомнением поглядывая на дверь. То, что он успел заметить, немного успокоило: в церкви была пусто, вдобавок пол занесло тонким слоем снега, и на этом белом ковре он не увидел ни следочка.
– Стойте! – внезапно произнес Степа, когда снег у двери был утоптан, и полковник собирался потянуть за полуоторванную ручку. – Эта… Подождите!..
– Да в чем дело, молодой человек? – хмыкнул Семирадский. – Вам был голос свыше?
Косухин и сам не мог сказать толком, но в этот момент совершенно ясно понял, что входить внутрь опасно.
– Ну… эта… – попытался сообразить он. – Самострел могут приспособить. Или гранату подвесить…
«А ведь краснопузый прав, – тут же подумал Арцеулов. – Плохо, что я сам не сообразил!»
Лебедев приказал отойти от дверей, Степа аккуратно потянул за ручку, тут же отпрыгнув в сторону и, прижавшись к бревенчатой стене. Дверь со скрипом отворилась, так и оставшись висеть, чуть колеблясь на рассохшихся петлях. Ничего не случилось.
– Ну, хватит! – решительно заявил Семирадский. – В знак посрамления суеверий вхожу первым!
– Стой, профессор! – заорал Степа, сам не понимая почему. – Не входи, чердынь!..
Семирадский, не оглядываясь, помотал головой и перешагнул порог. Косухин весь сжался, почему-то закрыл глаза – и тут же в уши ударил сухой короткий звук, затем еще, еще…
«Винтарь! – понял Косухин. – Ах ты!..»
При первом же выстреле Арцеулов похолодел, сообразив, что они все-таки попались. Сорвав с плеча карабин, он оттолкнул полковника, стоявшего у самых дверей, и одним прыжком оказался внутри.
Вспышку третьего выстрела Ростислав успел заметить – били из-за алтаря. Четвертая пуля прошла над головой, он упал на колени и тут же врезал прямо по вспышке. Невидимый враг не отвечал. В церкви вновь стало тихо, на белом снегу, покрывавшем пол, по-прежнему нельзя было заметить ни единого следа. Профессор лежал у входа ничком, и его поза Арцеулову сразу же очень не понравилась. Еще на что-то надеясь, он перевернул тяжелое тело Глеба Иннокентьевича, хотел расстегнуть полушубок, но все и так стало ясно – одна из пуль попала точно в горло, чуть ниже «адамова яблочка».
Капитан скрипнул зубами и стал перезаряжать карабин. Тот, кто стрелял, мог уцелеть, и капитан не хотел зря рисковать. Тем временем в церковь вошел Лебедев и тут же отшатнулся при виде мертвого тела.
– Погодите, господин полковник, – поморщился Арцеулов, щелкая затвором. – Надо посмотреть…
Он взял оружие наизготовку и шагнул к алтарю. Капитан знал, что едва ли промахнулся, но легче от этого не становилось. В случившемся был виноват прежде всего он, поверившийся этому ровному нетронутому снегу…
За алтарем было тихо, но Ростиславу показалось, что он слышит чье-то хриплое дыхание. Капитан сжал в руках карабин и ногой распахнул почерневшую резную дверцу.
Слабый неровный свет упал в дверной проем. На противоположной стороне темнели свежие пулевые отверстия, пахло порохом, но ни трупа, ни живого врага за алтарем не было. По углам лежала густая тень, но в этой тени человек, даже ребенок, спрятаться не мог. Арцеулов на всякий случай ткнул прикладом в один из углов, справа от себя, но металлическая прокладка лишь тупо ударилось о дерево. Он повернулся налево – и тут в черной глубине что-то шевельнулось. Капитан вскинул винтовку, но опоздал – нечто бесформенное, напоминающее сгусток темного тумана, пронеслось мимо, обдав ледяным холодом. Ростислав бросился к резной дверце, но успел увидеть только серую тень, исчезающую в дверном проеме.
– …Ах ты, чердынь! – серую тварь Степа распознал сразу, как только в темном проеме алтаря мелькнули горевшие красным огнем глаза. Косухин вырвал из рук брата карабин и выстрелил навскидку. Серая тварь дернулась, но лишь ускорила бег, проскользнув между людьми на белый нетронутый снег поляны. Вторую пулю Косухин послал, уже прицелившись. Собака вновь дернулась, даже подпрыгнула, но, словно заговоренная, продолжала мчаться к опушке. Третью пулю Степа просто пожалел, сообразив, что свинец здесь не поможет. Он опустил оружие и нехотя повернулся.
Первое, что он увидел – это ствол карабина, целившийся ему прямо в лицо. Палец Арцеулова лежал на спуске.
– Да ну вас! – поморщился Степа и отдал оружие брату.
– Господа, что происходит? – Наташа стояла в стороне, пытаясь подойти, но Богораз не подпускал ее к дверям. – Что с Глебом Иннокентьевичем?
Ей никто не ответил. Лебедев взглянул на капитана, тот медленно покачал головой.
– Позвольте, господа! – не выдержал Богораз. – Мы просим нам объяснить…
– Это я виноват, – выдохнул полковник. – Надо уходить…
– Позвольте! – не унимался Семен Аскольдович. – Я вынужден присоединиться к вопросу Натальи Федоровны! Что с господином профессором?
– Убит, – без всякого выражения сообщил Арцеулов и, взглянув в сторону покинутой опушки, добавил: – А уходить поздно…
…Там, где только что не было ничего, кроме нетронутого снега и черных стволов лиственниц, темнела ровная цепь. Собаки стояли недвижно, повернув морды к людям, зримо показывая невозможность отступления.
– В церковь! – крикнул капитан. – Скорее!..
При виде тела Семирадского Берг вскрикнула, а Богораз мрачно насупился и неловко перекрестился. Степа, заходивший последним, плотно прикрыл дверь и задвинул засов.
– И все-таки я не понимаю, – растерянно проговорил Лебедев. – Господин капитан! Здесь же никого не было, кроме этой собаки!..
Арцеулов промолчал и, подойдя к окну, заглянул в щель между досками. Серые твари стояли там же, не двигаясь.
– Теперь я поняла, Ростислав Александрович, о каких собаках вы говорили! – прошептала Берг. – Господи, какой ужас! Что же мы теперь будем делать?.. Без Глеба Иннокентьевича…
– Господин Арцеулов… Степа… – проговорил полковник, поглядывая то на брата, то на мрачного насупившегося капитана. – Прекратите играть в красные-белые, черт вас всех возьми! Речь ведь идет не только о наших с вами жизнях!..
– А я че? – невозмутимо пожал плечами младший. – Давай, братан, карабин, будем разбираться…
