Конторщица-2 - А. Фонд

Та-а-ак, дальше у нас что?

Я углубилась в чтение. В коммуналке царила тишина. Ну, относительная тишина. Ведь как известно, абсолютной тишины в коммуналках не бывает: за тонкой стенкой трубно, с пересвистами, храпел поддатый Петров, из кухни доносился стеклянный звон падающих капель (три мужика живут, а протекающий кран починить некому!), из комнаты Грубякиных долетали обрывки тихой ссоры (они всегда в это время ссорились шепотом, чтобы детей не разбудить, но потом увлекались и переходили на громкую ругань), за окном слышался грохот от проезжающих по дороге машин.

Я заново пролистала первый протокол. Так, вот здесь фразу: «…считают, чтополитика Партии зашла в тупик. Воспользовавшись служебным положением, гнусно попирая коммунистическую идеологию, товарищи N, N, N, N и N в своей профессиональной стратегии цинично взяли курс на дискредитацию советского государства и проникновение во власть любой ценой…» (Ого! «Манифест» Мунтяну отдыхает!), — так вот, эту фразу я выброшу.

Дальше…

Так. А вот фразу: «… безнравственная спекуляция на патриотических чувствах граждан — лишь первый шаг для удовлетворения амбиций товарищей N, N, N, N и N…» — пожалуй, заменю на фразу: «…продолжающийся подъем промышленности привел к росту материального и культурного положения рабочих, что, по мнению товарищей N, N, N, N и N привело к улучшению материального положения народа…».

Интересно, а как со мной будут рассчитываться эти товарищи N, N, N, N и N?

Ладно, следующая страница. А вот эту фразу: «…потоки лживых обещаний только подчеркивают мизерность практических дел…» — это я оставлю. А то слишком уж отцензуренно и лучезарненько получается. Достоверность надо соблюдать, а то могут не поверить.

Дальше… и еще… и вот это… — мои пальцы ловко стучали по клавишам пишущей машинки, уменьшая сроки товарищам N, N, N, N и N и конкретно — товарищу N (уже не на ретроградный Меркурий или Воркуту, а на Советскую Киргизию я им настучала). Но еще куча всего править.

Внезапно в дверь моей комнаты затарабанили! Громко.

Вот можете представить себе мое состояние в этот момент? Я тут только села менять политику государства, вершить судьбы людей, можно сказать, а ко мне уже пришли!

Руки мои похолодели, с перепугу я дернулась и опрокинула стакан с чаем: хорошо заваренная жидкость цвета фенилантраниловой кислоты вылилась прямо на мое светло-голубое платье, которое я хотела надеть завтра и развесила на спинке соседнего стула, так как вешалка у Риммы Марковны почему-то отсутствовала.

Чёрт!

Куда? Куда прятать все это? А-а-а-а!! Страницы из папки веером лежали на столе, и я боялась их перепутать.

Так. Только без паники! Дрожащими руками я принялась собирать странички по порядку.

В дверь продолжали громко и еще более настойчиво стучать.

Это нервировало еще сильнее.

Ничего. Это ничего. Пусть ждут. Скажу — выпила снотворное, уснула крепко, стук не слышала.

А куда же девать все это?

Мой взгляд заметался по комнате.

Пусто! Ну почему так аскетично живут наши старики в коммуналках?!

О! Вот! Придумала!

Я сунула ворох как попало сложенных страниц с остальными папками под матрас. Накинула сверху одеяло. Следом полетело мокрое платье.

Мда. Глупо. Но больше все равно некуда.

Расстегнув халат и всклокочив волосы, я поплелась открывать.

Перед дверью в последний раз вздохнула и рывком распахнула ее.

Твою ж мать!

На пороге стояла фифа с крайне кислым выражением лица.

— Сколько можно?! — заверещала она с недовольным видом и даже толстенькой ножкой притопнула.

— Чего? — ошалело протянула я (твою ж мать, я ожидала чего угодно, только не вот это!).

— Сколько можно греметь и стучать?! Ты же спать никому не даешь! — заявила она оглушительно.

Я стояла и в обалдении таращилась на нее. Я только что пережила такой ужас, а оказалось, я всего лишь достопочтенному Горшку спать мешаю. Звуки пишущей машинки его раздражают, как выяснилось. Всё остальное (храп, ругань, машины) — ему нормально, а конкретно моя машинка — не дает спать.

Пока я переваривала информацию и, по правде говоря, ловила отходняк, фифа продолжала обличать меня на всю квартиру.

Хлопнула дверь Грубякиных и соседи начали подтягиваться поближе.

— Мало того, что приперлась сюда, так еще ночные концерты нам тут дает! — верещала фифа.

— Валюша, успокойся, — попытался воззвать к голосу фифиного разума Горшков, правда откровенно фальшиво и неубедительно.

Наконец, я пришла в себя.

— Пошла в жопу, — тихо и зло сказала я.

Очевидно, мой вид не предвещал ничего хорошего, так как соседи дружно отпрянули.

— Еще раз будешь так ломиться в дверь — возьму за ногу и выброшу на улицу, — прошипела я, и чтобы усилить драматизм, добавила: — Ты поняла?

Фифа растерялась и не знала, что ответить. Она беспомощно переводила взгляд на Горшкова, но тот меня уже немного изучил и бежать на выручку будущей супруге не торопился.

— Теперь ты, — мрачно буркнула я, глядя на Горшка исподлобья, — Бабе своей объясни правила проживания в коммунальной квартире. А то ей объясню я. Подробно.

Горшков икнул.

— И начну с того, что сообщу участковому. Пусть приписку для начала проверит… — безжалостно продолжила я.

— Но у тебя тоже прописка не здесь, — влезла Клавдия Брониславовна.

— Не здесь, — согласилась я, — но я всё еще законная супруга гражданина Горшкова Валерия Анатольевича, который прописан именно здесь. А вот вы, любезная Клавдия Брониславовна, где прописаны?

Клавдия Брониславовна бросила на меня недобрый взгляд и через полсекунды всех Грубякиных сдуло.

Я вновь перевела взгляд на Горшкова.

— Ты не имеешь права! — вякнула фифа. -Ты..!

— Цыц! — шикнула на нее я, — не лезь, когда взрослые разговаривают. И вообще — брысь отсюда. У нас с Валерочкой семейный разговор. Да, Валера?

Фифа беспомощно взглянула на Горшка, но тот стоял соляным столбом. С полными глазами слёз она круто развернулась и пошла в комнату Горшкова. Плечи ее вздрагивали.

Мы остались вдвоем.

— Так, — сказала я жестко, — ты опять начинаешь, Валера? Через три... то есть уже через два дня мы с тобой разводимся. Это — раз. Во-вторых, поговори с мамочкой. Что это она опять по поводу Светки чудит? Она вон вас воспитывать не хотела, зачем ей внучка теперь сдалась?

Горшков издал нечленораздельное