Начнем наше собрание с обновления ложи…
— Маш, если ты собралась кого-то выгонять… — начал было я, но жена уже ткнула пальчиком в портрет Михаила Багатур-Буланова, прислоненный к кадке с пальмой:
— Я собралась выгонять его.
— Чего, блин? Михаила? Он-то в чём провинился?
Вид у Маши был несколько виноватый, но при этом решительный. Оглушительно стуча по полу каблуками, жена прошла к портрету Михаила, в руке Маши зашипела и загорелась спичка.
Происходило явно что-то нехорошее, но самым нехорошим было то, что Маша меня ни о чем таком не предупреждала. А значит, паршивость происходящего сознает и сама Маша, а значит…
— Эй, это мой портрет вообще-то! — запротестовал Шаманов, — В смысле нарисован на нём Михаил, но принадлежит-то он мне… Мой клан всегда поддерживал…
Но Маша уже выбила ногой портрет из рамы, потом взяла его в руки и подожгла край картины. Огонь стал пожирать мундир Михаила, потом переключился на усатую и смазливую рожу изгнанника.
Маша бросила портрет, от которого теперь осталась только верхняя часть головы Михаила, на пол, потом затоптала его в пепел.
— Ну? И кто же у нас теперь будет вместо Михаила? — поинтересовался я, хотя ответ мне был уже и так очевиден.
— А вот кто! — Маша извлекла из сумочки другую картину — без рамы и скатанную в трубочку.
Маша одним изящным движением раскатала картину — судя по размеру и качеству, это явно была репродукция, причем распечатанная на довольно хреновом принтере.
Чумновская уже второй раз ахнула, чуть ли не громче, чем когда узнала, что у меня две жены. Пушкин выругался, Шаманов хмыкнул, Петя вдруг почему-то вяло улыбнулся. А вот на Ладу было страшно смотреть — девушку прямо затрясло от гнева.
— Это измена! — отрезала принцесса.
Я же молча разглядывал репродукцию, на ней на фоне довольно таки впечатляющего ковра и раскуроченных царских палат мужик с рожей и глазами наркомана обнимал второго мужика — у этого второго лицо было залито кровью, а сам он был одет в перламутровый кафтан.
— Илья Репин, «Иван Грозный убивает своего сына», — с искренним наслаждением сыграл роль википедии князь Глубина, — Оригинал можно увидеть в Третьяковской Галерее. Картина вставлена во все школьные учебники Империи, как демонстрирующая отмороженность Рюриковичей, от которых и избавили нашу страну благословленные Багатур-Булановы…
— Да-да, — перебил я Глубину, — Это даже я знаю. Баронесса, что происходит? Объяснитесь.
— Да ничего особенного, Нагибин, — глухо ответила Маша, сглотнув, — Просто наша ложа теперь поддерживает Рюриковичей. Мы сейчас проведем ритуал реинсталляции. Это не займет много времени.
— Вы могли бы найти и более приятное изображение Рюриковичей, баронесса, — хмыкнул Пушкин.
— Я просто скачала первое, что нашла в интернетах, и распечатала, — чопорно сообщила Маша, — Не нравится — проваливай в другую ложу, Пушкин.
— Клянусь, я сам сейчас уйду в другую ложу, если немедленно не услышу объяснений, — холодно доложил я Маше.
— Да нечего тут объяснять, Нагибин! — Маша почти что завизжала, происходящее явно действовало ей на нервы не меньше, чем нам, — Сегодня утром я дала Алёне слово магократа. Мы все дали, все консервативные масоны, кто был на собрании. И теперь моя ложа должна присягнуть Рюриковичам — то есть Алёне и её мужу. Для этого и нужен портрет, наша ложа теперь будет находится под амвоном Рюриковичей. Это всё.
— Нет, это явно не всё, Маша, — недовольно процедил я, — Какие у этого конкретно будут последствия? Это же явно не просто бессмысленный ритуал?
— Увы, но нет, — выдохнула Маша, — Верно. Последствия будут, Нагибин. Царь каким-то образом смог изменить масонский ритуал. Так что после того, как мы все присягнем сейчас Рюриковичам — никто из нас не сможет нанести Рюриковичам никакого физического вреда, никто из нас никогда не сможет поднять руку на Алёну или Царя. Так это работает.
— Ну а если мы не будем этого делать?
— Мы умрём, Нагибин, — коротко сообщила Маша, — Алёна связала меня магией, а я в свою очередь связана со всеми вами через ложу. А масонские узы — самые сильные после кровных. Так что тут без шансов. Или мы присягнем сегодня, или мы трупы…
— Да что собственно происходит? — влез Пушкин, — О каких царях и Аленах речь? Рюриковичи восстали из могилы?
— Примерно так, — мрачно пояснил я, — Вообще, помолчи, Пушкин. Я все объясню позже. Меня сейчас волнует другой вопрос — почему ты не могла сказать этого раньше, Маша? Какого лешего ты не показала мне это в видении? Ты держишь меня за идиота, жена?
— Я держу тебя за занятого человека, муж, — пробурчала в ответ Маша, — Какой мне был смысл давать тебе эту информацию? Это было бы пустой тратой времени! Все уже предопределено, нам не выкрутиться, мы сейчас присягнем Рюриковичам, независимо от того, хочет кто-то этого или нет. Это древняя магия, Нагибин, это масонские узы. Ты сковал себя ими, когда вступил в ложу, еще несколько дней назад. Теперь дергаться нет смысла, власть над этими узами сейчас у Алёнки…
А вот теперь я уже по-настоящему разозлился:
— Дергаться есть смысл, Маша, леший забери тебя и весь твой клан! Всегда есть смысл дергаться. И если бы ты сказала раньше — у нас бы было время решить этот вопрос. Как мы будем воевать с Аленкой и Царем, если ты сейчас наложишь на нас клятву не наносить им физического вреда, м?
— А как ты до этого собирался воевать с Алёной? — Маша в свою очередь тоже рассвирепела, глаза девушки грозно засверкали, она теперь напоминала натуральную фурию, — Алёна — богиня! Её муж — сильнейший маг в мире! Тут без шансов, Нагибин, пойми — тебе никогда не победить их в честной схватке, как бы ты ни качался. Так что побеждай их иначе, мне плевать. Можешь выйти из ложи, если хочешь…
— Я не могу сейчас выйти из ложи, как тебе отлично известно! — заорал я, активируя свою ауру, — Мне нужна моя ложа сейчас, сегодня же вечером! Мне нужен буст магии, который даёт ложа, мне нужны мои соратники! А ты пустила все коту под хвост, Маша… Впрочем, как и всегда…
— Ах, так, Нагибин…
Маша тоже активировала ауру, мы с
