— Если так сильно устал, загляни на недельку в Париж.
Александр дочитал, затем перекинул весточку от жандармского подполковника Васильева через стол, прямо в руки начальника отдела экспедирования.
— Через Варшаву.
Пару мгновений подумал, потом открыл ящик, немного покопался, и добавил к письму тоненькую укладку:
— А на обратном пути и в Германию загляни…
***Ранним утром подтянутый офицер в мундире Отдельного корпуса жандармов собирался на службу. Придирчивым взглядом проверил как начищены сапоги, разгладил малозаметную складочку у пояса и поправил пряжку ремня. Постоял немного у окна, с привычным вниманием разглядывая окрестности, получил свой законный поцелуй от жены, после чего подхватил портфель с бумагами и наконец–то покинул дом. Недолгий спуск по лестнице, чьи ступеньки видели не только этот, но и прошлый век, тихое дребезжание рассохшейся двери — в мыслях подполковник уже был на службе, обдумывая…
— Михаил Владимирович?..
Васильев невольно дернулся — до того неожиданно это прозвучало. Правая ладонь словно сама по себе прикоснулась к карману форменных брюк, огладив успокаивающую тяжесть небольшого подарка. Глаза же одним махом охватили и оценили приблизившегося к нему на неприятно близкое расстояние мужчину. Гм, кажется, смутно знакомого?..
— Господин Долгин, если не ошибаюсь?
— Так точно. Его сиятельство просил передать вам его самые наилучшие пожелания. У вас найдется время для небольшого разговора?
Разумеется, время нашлось, и спустя всего несколько минут затянутый в мундир жандарм и господин в статском платье (кое сидело на нем ничуть не хуже мундира) без какой–либо спешки шли по улочкам Варшавы, вполне по–дружески беседуя:
— Так чем же мы можем быть вам полезны?
— Если не углубляться в совершенно ненужные подробности… Занимаясь одним интересным делом о контрабанде, я совершенно случайно узнал о некоей шайке налетчиков. Специализируется она исключительно на небольших и дорогих предметах, вдобавок ее жертвы не вполне законопослушные личности.
Васильев бросил косой взгляд на своего собеседника — может быть ему стоит излагать дело более простыми словами? Но нет, его спутник никакого недоумения или там непонимания не выказывал.
— Достоверно известно как минимум о пяти нападениях на нелегальных курьеров, перевозивших драгоценные камни для варшавских ювелиров. Золотые украшения из ломбарда. Небольшая партия оптических стекол выделки Цейсса. Ряд медицинских препаратов, в том числе морфий высокой очистки — две девятки после запятой. Самое малое дюжина нападений на скупщиков краденого.
— Занятно.
— Да–с. Сами понимаете, такая публика заявлять в полицию не будет. В общем, мне повезло, и я смог выйти на след этих деятелей. Но при попытке ареста они оказали неожиданно сильное сопротивление. Один полицейский ранен — слава Богу, несерьезно, остальные стояли в сторонке от дверей и окон, и почти не пострадали.
— Странно, я всегда считал, что варшавские преступники более… Благоразумны, скажем так. Они ведь обычно не опускаются до такого, предпочитая действовать умом, а не револьвером?..
— А это и не поляки. Мы допросили домохозяина, у которого они снимали жилье — по его словам, все его постояльцы приехали к нему из Лифляндии. Один с явным немецким акцентом, трое без оного, вдобавок схожие между собой на лицо. Думаю, есть и еще кто–то… Больно уж налеты у них удачные получались. Вот этот кто–то меня и интересует больше всего!
— Чем мы можем помочь?
Подполковник заметил это «мы», но виду не подал.
— Несколько дней назад удалось установить местонахождение трех братьев. Прошу, здесь адрес и примерное расположение комнат в доме.
Листок бумаги перешел из рук в руки.
— Место там довольно глухое, на окраине города, а братья имеют дурную привычку стрелять не задумываясь. Причем в руках у них, как это ни печально, оружие ВАШЕГО производства.
— Конкретнее?
— Пистолет–карабин Кнут.
Некоторое время они шли молча.
— Через два дня. Где и как их вам передать?
— Я бы хотел лично все наблюдать. Это надо согласовывать с Александром Яковлевичем?
Еще несколько мгновений тишины, затем последовал уверенный ответ:
— Если вы будете один, то не надо.
Поздним вечером следующего дня два очень прилично одетых пана покинули экипаж почти на самой на окраине Варшавы. Огляделись по сторонам, причем один из них разгладил складки у своей одежды весьма характерным жестом, затем медленно зашагали в подступающие сумерки. Путь их был недолгим и завершился за полсотни шагов от стоящего на отшибе двухэтажного дома, половина окон которого имела трещины в стеклах, или вовсе была наглухо закрыта ставнями. Чуть покосившаяся дверь, заросшая травой куча мусора рядом с редким заборчиком, в палисаднике давно и прочно обосновались полынь и репейник… Когда на глазах подполковника часть бурьяна решила вдруг перебраться поближе к крыльцу, он пригляделся внимательней. Подумал, а потом списал все на сгущающуюся все больше и больше темноту. Обман зрения, с кем не бывает!.. Наверное еще и поэтому, когда кусты полыни медленно поползли к одному из двух окошек на первом этаже деревянной развалюхи, он сначала поморгал, затем помассировал переносицу, опять поморгал, и только когда все эти меры не помогли, обернулся к своему спутнику:
— Скажите, вы видите то же, что и я?
Вместо ответа тот просто приложил к губам палец, а потом им же ткнул в сторону дома. Повернув голову обратно, Михаил Владимирович увидел, как рядом с окнами появились два размытых пятна, а у двери странно копошится третье. Пожалев, что не захватил с собой охотничий бинокль, жандарм покосился на своего спутника (который, судя по всему, намеревался заснуть прямо на своем месте), неслышно вздохнул и приготовился к долгому ожиданию. Тихонечко достал часы, бесшумно отщелкнул крышку… И едва не выронил луковицу Тиссота от легчайшего прикосновения к руке:
— Мы начинаем.
Словно услышав эти слова, две тени у окон зашевелились, увеличиваясь и становясь похожими на фигуры людей, а та, что возилась у двери, довольно резво убралась в сторонку.
Пум!
Звеньк–звеньк!
Стоило только чему–то слабо полыхнуть у двери, как тени метнули в окна что–то непонятное — то ли камни, то ли нечто вроде консервных банок. Звон разбитого стекла, невнятные вопли из дома, а потом подполковник резко дернулся, отворачиваясь и одновременно зажмуривая веки:
— Вот черт!
