— Действительно, не обращайте внимания, это был риторический вопрос. Так вот, готовы ли вы прийти на помощь России, если она вас призовёт моим голосом? Это будет уже после вашего освобождения.
— Получается, я покупаю свою свободу предательством?
— Нет, вы покупаете её за деньги, которые пойдут на милицию. А вот при назначении на должность вы будете принимать участие в её судьбе, а не прятаться от тех, кто будет желать вашей смерти. А такие будут, вы можете мне поверить. Они обязательно будут. И, конечно, вы должны будете доказать, что не предадите меня. Иначе мне нет никакого резона с вами связываться.
— Чем я смогу вам доказать это?
— Потом будет видно. Одно могу сказать, я буду внимательно следить за вашей деятельностью и, в случае организации против меня заговора, я вас уничтожу, а также уничтожу всех, кто вам дорог. Это будет аксиомой, не требующей доказательств.
Ренненкампф надолго замолчал и крепко задумался. Всё это время Керенский терпеливо ждал, думая о своём. Размышления у него были такими же невесёлыми, что и у генерала. Как жить дальше он только догадывался, но хорошо осознавал, что вся предстоящая ему жизнь будет происходить в непрерывной борьбе. Каждый день, каждый час, каждую минуту. И лишь на краткие мгновения он будет забывать об этом.
Нельзя будет расслабляться, но невозможно никому не доверять, ни на кого не опираться. Всё время быть настороже, всё время в готовности дать немедленный отпор любому покушению на него самого или на его власть. Такой удел любого диктатора или императора. Но другого выхода сейчас не было. А ведь он только в самом начале пути.
Сегодня было всего лишь двадцать девятое марта, а появился здесь он пятнадцатого. У него ещё ничего не создано, только договоры. Но людей нет, штурмовых отрядов тоже. Даже милиции, как таковой, по сути, нет. А приезжают революционные монстры, отдавшие всю жизнь интригам и политической борьбе не только с самодержавием, но и друг с другом.
— Что вы решили, Павел Карлович?
Генерал тяжело вздохнул.
— Насчёт Вырубовой, это правда?
— Правда, как только её мать внесёт залог, она будет освобождена, и если не будет дурой, уедет отсюда подальше.
— Тогда я согласен. Всё же, это хоть какой-то шанс повлиять на тот бардак, который сейчас происходит.
— Прекрасно. Вас освободят завтра. Залог вы должны внести в течение недели. Сделайте это через преданных вам людей небольших званий. И дайте мне знать, где вас искать и через кого действовать. Вам останется только ждать. Но недолго. Всё в этом году будет происходить очень быстро. Катастрофически быстро. Уж мне ли это не знать!
Ренненкампф бросил на него странный взгляд и встал.
— Я могу идти?
— Да, вас сопроводят. Я дам коменданту крепости Лисунову распоряжение насчёт вас. И, кстати, ему можно доверять?
— Так же, как и Корнилову, — насмешливо бросил генерал в ответ и, дождавшись охранника, вышел из комнаты.
Глава 22. Зимний дворец
«Кто сказал, что государство не заботится об инвалидах? Для умственно отсталых, например, у нас выпускается всё: и фильмы, и музыка, и книги…» Автор неизвестен
«Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов». «Нужно уметь работать с тем человеческим материалом, который есть в наличии. Других людей нам не дадут». В. И. Ленин
Утро тридцатого марта Керенский встретил в крепких объятиях супруги, весь зацелованный накануне.
«Уломала же бесхарактерного», — в сердцах думал он, внутренне досадуя на себя. Но против природы не попрёшь, а с другими женщинами Алекс ещё не был знаком. Где-то он читал, что у Керенского была любовница. Более того, являлась двоюродной сестрой его жены. Звали её Елена, и она тоже была Барановская. Вот такой удивительный любовный треугольник. Но данная Елена не собиралась появляться, чтобы растлить его. А специально искать её не собирался уже сам Александр Федорович, не до женщин ему сейчас было.
Проснувшись, Алекс начал собираться. Сегодня должен был приехать Плеханов, а послезавтра Церетели. До прибытия Чернова и Савинкова оставалась примерно неделя, а Ленина, Зиновьева и Мартова он ждал ещё позже. Время у него ещё было, но куда меньше, чем хотелось! А сколько ещё предстояло сделать… Но не время плакаться, не время.
Зазвонил телефон. Это был его адъютант.
— Господин министр! Ваша машина сломалась, а другие все на выезде. Я сейчас на экипаже к вам прикачу.
— Не надо, — перебил его Керенский. — Я поеду на трамвае, давно хотел на нём прокатиться.
— А как же охрана?
— Обойдусь сегодня, а то привыкну. Да и не спасёте вы, если что. Кинут бомбу и привет! Александр Второй подтверждает.
— Но…
— Всё, ждите меня в министерстве! — и Алекс бросил трубку.
«Да, положительно нужно было привыкать передвигаться по городу даже в одиночку, чтобы лучше его знать».
Сначала Керенский думал сесть на извозчика, но вовремя вспомнил о трамвае, после чего загорелся этой мыслью. Вчера он заехал в оружейный магазин и приобрёл себе гражданскую модель компактного бескуркового револьвера «Смит и Вессон». Модель называлась «Safety Hammerless» и оказалась очень удобна для скрытого ношения.
Сунув оружие в карман пальто, молодой министр вышел из квартиры. Улица встретила его ярким солнышком, чуть ли не впервые выглянувшим из-за низких свинцовых облаков. Свежий ветер доносил до него влажный запах с Невы. Выйдя на Шпалёрную, Керенский подошёл к кучке людей, ожидающих трамвай, и встал рядом. К счастью или нет, но его не узнали. Закутанный в шарф, с откинутым воротником пальто и в непривычной ему кепке, он ничем не выделялся из толпы горожан.
Через несколько минут из-за поворота появился трамвай. Застрекотав механическим звонком, он остановился. Керенский немного подождал, после чего вошёл вместе со всеми в обшарпанный вагон, весьма отдалённо похожий на современные трамваи.
Трамвай оказался почти полностью деревянным, узнаваемой формы, с расположенными внутри деревянными скамьями и редкими поручнями для стоящих в нём людей. Сверху, на его крыше, располагался жестяной номер с названиями конечных улиц маршрута.
Трамвай был битком набит пассажирами. Алекс заплатил за проезд кондуктору тридцать пять копеек и помчался вместе с другими людьми в сторону Невского проспекта. Его долго не узнавали, а когда узнали, то Керенский был вынужден выйти и произнести короткую зажигательную речь о том, что он за простой народ и вовсе не чурается ездить в трамвае, даже будучи министром.
Толпа горячо приветствовала его внезапный экспромт.
«Электорат доволен, это радует», — подумал Александр Федорович после спонтанного митинга. Он выдавил очередную улыбку, поймал извозчика и покатил на нём в министерство. В Мариинский дворец Керенский прибыл спустя два часа после того, как вышел из дома.
Войдя в приёмную и увидев Сомова, министр сразу его озадачил.
— Найди Скарятина и срочно вызови его ко мне. После этого найдёшь Зарудного и тоже ко мне, потом Гальперна. Хотя нет, Гальперна пока не надо. Только этих двоих. Давай, действуй! — и Керенский захлопнул за собой дверь кабинета.
Через час к нему зашёл Скарятин.
— Григорий Николаевич, — обратился к нему Александр, — У нас идёт работа по изданию закона об обязательном восьмичасовом рабочем дне?
— Нет, — удивлённо проговорил тот.
— А почему?
— Так никто не давал на это команду.
— Но на заседании Временного правительства этот вопрос разобрали и утвердили. Было даже дано поручение разработать законопроект об этом.
— Мы ни от кого не получали подобного распоряжения, в том числе и от вас.
— Прекрасно! Раз так, то я поручаю вам, уважаемый Григорий Николаевич, разработать данный закон, а потом утвердить его у меня. Складывается нехорошее впечатление, что мы занимаемся болтологией, и это происходит тогда, когда вооружённые до зубов граждане требуют реальных действий. Вы не боитесь их, Григорий Николаевич?
