у нас всех сон не шел, слишком богат был день на события, в течение которого получили немало отрицательных эмоций, переутомился, наверное.
Через несколько минут раздался дикий крик Пташинного у нас над головами: — Товарищ старший лейтенант, там..., там...
— Что там Слава? — голос дока был почти спокоен.
— Там, это, по-моему, он живой! — трясущимися губами, почти шепотом говорил Пташинный, показывая рукой в сторону носилок с покойником.
Соболевский резко сел на носилках, настолько это было неожиданно. Быстро поднялся и поспешил с фельдшером, где стояли носилки. Вспомнил, что когда выносили этого худощавого солдата из палатки, кто-то из медиков сказал: "Прямое попадание в сердце. Жаль парня, хороший был солдат!". В сумерках послышался голос дока: — А почему ты решил, что он живой?
Было хорошо видно как Соболевский включил фонарик и освещает им носилки.
— Я начал ему руки на груди складывать, уже собирался связать их бинтом, а у него пальцы пошевелились.
Док откинул в сторону простыню и распахнул хебешную гимнастерку на солдате:
— Ранение в область сердца, проникающее. — Повернув тело на бок, заглянул за спину парню и добавил: — Выходного отверстия нет. Значит, пуля сидит там, может, прямо в полости сердца. Оперировать надо немедленно, если он еще жив. Но такую операцию мы с тобой не проведем, Слава, а эвакуировать нельзя, не довезем! Значит что?
— Что? — На автомате повторил Славик.
— Будем оперировать!
Он снял с шеи свой фонендоскоп, приставил к левой половине груди. Послушал. Переставил рядом, опять послушал. Медленно поднял голову и растерянно произнес: — Ни звука! Как это понимать?! Сердце не работает!
— Не может быть, товарищ старший лейтенант! Я четко видел, что пальцы у него шевелились!
Тут на шум подошел военврач: — Что случилось коллеги?
— Да вот, фельдшер утверждает, что солдат жив, видел как у него пальцы шевелились... а сердцебиение не прослушивается!
Феофанов приложил пальцы на сонную артерию: — Точно, пульс есть, значит сердце работает! Разрешите? — Военврач протянул руку к фонендоскопу, док без слов передал его.
Прикладывая его несколько раз к левой груди солдата, он только повторял: — Чудеса! — Повернувшись и передав фонендоскоп назад, добавил: — Как и Вы коллега, не смог прослушать сердцебиение! Посмотрите пульс на сонной!
Славик опередив Соболевского, приложил два пальца к шее солдата и через несколько секунд сказал: — Есть! Точно есть!
Совершенно сбитые с толку, врачи, растерянно поглядывали на фельдшера. Тот тоже выглядел озадаченным.
Неожиданно док замер, и приложил обе свои ладони под соски тяжелораненого и победно улыбнулся.
— Так и есть!!! Это же редчайший случай анатомического строения человека! Сердце расположено в грудной полости в правой половине!
Он тут же прижал фонендоскоп к правому соску солдата.
— Есть! Сердце работает! Пусть ослаблено, но работает!
Соболевский крикнул шофера, приказав ему осторожно со Славой нести раненого в салон автоперевязочной. Феофанов придержав нашего дока за рукав, сказал: — Коллега, не будете против, если я тоже поучаствую?
— Хорошо. — И бросился в сторону автоперевязочной.
Пока шофер с фельдшером укладывали раненого на стол, врачи надевали халаты, обрабатывали руки йодом и спиртом.
— Представляете, как повезло этому парню! Ведь тот кто стрелял, не знал об этой особенности расположения сердца. Теперь мы просто обязаны его спасти. — С жаром говорил военврач.
— Слава, сделай мне укольчик кофеина, чтобы я не свалился с ног. — Протягивая пару ампул и снимая белый халат с одного плеча. Фельдшер кивнул, поставил укол.
— А Вы коллега как себя чувствуете, не хотите уколоться?
— Вы правы, это необходимо сделать, операция предстоит непростая, надо быть в форме.
Постепенно к нашей палатке подходили проснувшиеся солдаты. Кто то из них, уже в десятый раз пересказывал удивительную новость. Потоптавшись с полчаса, бойцы стали постепенно расходиться, остались трое — самые настырные, они хотели обязательно первыми узнать как закончится операция. Прошло еще наверное минут пятнадцать, водитель автоперевязочной по приказу дока отправился спать к себе в кабину. Прикурив сигарету один из оставшихся солдат спросил: — Товарищ лейтенант, как Вы думаете, он будет жить?
— Хотелось бы, но к сожалению не от нас с тобой это зависит.
— Да, я понимаю, теперь все зависит от врачей.
— Если бы только от них, один мудрец как-то сказал: «Все будет так, как надо, даже если будет иначе!»
— Все во власти Всевышнего.
— Ты что парень, в Бога веришь?
— Товарищ лейтенант, Вы не подумайте ничего такого! Меня бабушка в деревне воспитывала, и часто с собой брала на службу.
После этого объяснения, многие непонятные моменты в поведении этого солдата стали мне понятны. Среди солдат своего взвода этот парень отличался какой то повышенной скромностью. От него никто не слышал матерных слов, был аккуратен, исполнителен и никогда не жаловался. Он как ослик спокойно и ровно тянул службу, за что получал насмешки от остальных. Отношение к нему изменилось ранней весной, когда в городском саду ребенок побежал за мячом и провалился под лед пруда. Сначала никто ничего не понял, пришли в себя когда он, держа ребенка на руках, по грудь в воде выходил на берег. Девочку и его сразу закутали в шинели, мать ребенка была в тихой истерике, а он улыбался тихой такой улыбкой.
Под эти воспоминания я начал клевать носом. Через некоторое время меня разбудил этот солдат:
— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант!
— А, шо?
— Операция закончилась, идемте у врачей спросим?
— Как закончилась, только же началась!
— Почти три часа шла, а Вы все это время спали.
Взглянув на часы, понял что парень прав — было почти пять часов, вон уже ощутимо рассвело. Подойдя к машине мы увидели, что врачи и фельдшер уселись у головы раненого, и наблюдали за капельницей. Наш док скомандовал фельдшеру: — Кислород пока прекратили подавать — много тоже вредно.
Казалось, так по каплям в него и возвращается жизнь. Прооперированный солдат вдруг попытался подняться на локти и судорожно сделал глубокий вздох. Фельдшер почти закричал:
— Он глаза открыл!
Врачи вскочили на ноги и бросились к нему.
— Взгляд расфокусированный!
Вот он перевел глаза на людей в белых халатах и
