нас от неё. Она не стремится вывести тебя на чистую воду, не унижает, пытаясь поймать за руку. Всё, что тебе надо сделать, это прийти к ней и восхититься её мудростью. Ты думал, что она обыкновенная баба, ревнивая и склочная собственница. А она, оказывается, умная, мудрая и добрая женщина. И ты преклоняешься перед ней. Понял?
— Понял… — кивнул головой заметно успокоившийся отец, — и согласен, что сработает. Один только вопрос — ты-то как такой умный ход смог придумать? Тебе же шестнадцать?
— Ну, я же не закрываю глаза, когда за людьми наблюдаю, — усмехнулся я, даже и не пытаясь увиливать, — набрался вот разных умных вещей.
Батя категорически не хотел верить, что в шестнадцать лет можно набраться такого. Но что ему оставалось делать? Меня он бросил в далеком детстве, и что именно со мной происходило все эти годы, не имел ни малейшего понятия. Может, у меня была привычка с соседскими бабушками на скамейках сиживать с утра до вечера, вместо игры в футбол с пацанами, да запоминать их житейские истории? Кстати, а ведь неплохая отмазка на будущее, если кто-то более дотошным окажется, чем папаня…
— И надо как-то аккуратно выяснить, что она ещё знает, — подсказал я изрядно ошалевшему от умного совета от пацана отцу. — Похоже, она с кем-то у вас на кафедре дружит. У тебя там никаких интрижек не было? А то, смотри, ей быстро доложат.
— Да что я? — огрызнулся отец. — Совсем осел, что ли?..
— Да кто тебя знает. Милу же додумался к начальнику домой притащить.
— Ну, подрастешь, поймешь, что иногда риск стоит того! — довольно ухмыльнулся отец, взгляд которого при воспоминании о Миле стал масляным, — тем более, у нас с ней нет общих знакомых. Никаких. И она вообще не очень сильна в хитростях. Никогда не додумается мне гадости делать.
— А начальник твой может сильно обидеться, если ему кто-то расскажет?
— Может, конечно, но он как бы мне сильно должен… — задумчиво сказал отец, — была там у нас с ним одна история. Так что из-за нее он претензий не будет выставлять. Точно не будет. Тем более это не единственное его жилье. Он его, по факту, своей дочке оставил, и все реже здесь бывает. Я же говорил уже, здесь дочь его живёт, аспирантка моя.
— Ты говорил уже. А сам он где обитает?
— На Кутузовском.
— Это так хорошо в Москве заведующие кафедрами живут?
— Конечно. Учти, что он сам раньше был большим начальником, пока сердце не прихватило, а жена является единственным отпрыском четы академиков с кучей премий.
— А, ну теперь у меня всё сложилось, — усмехнулся я.
— Я, пожалуй, сейчас домой поеду, — сказал отец, делая круглые глаза. — Пожелай мне ни пуха…
— К черту! И удачи! — ответил я. — Тебе повезло с женой.
Батя молча кивнул и ушел одеваться.
Проводив его, пошёл узнать, как там у девчонок дела. Полезно иногда, оказывается, знать, чем они занимаются в твоё отсутствие и с кем общаются. Интересно, что они там Ветке понаписали. Дадут почитать?
— Паш, послушай, — принялась читать мне письмо сестра, только я подсел к ним на диван.
Письмо оказалось длинным. Девчонки не покладая рук писали, пока мы с батей про его неспокойную семейную жизнь перетирали. Пока дослушал до конца, волосы дыбом на голове поднялись. Вот же бесхитростные обе!
— Ну, как? Нормально? — спросила Диана.
— Слог хороший, — похвалил я, прежде чем ругать. — Только зачем Ветке знать, что у нас батя, как ты пишешь, старый кобель. Яблочко же от яблоньки недалеко падает. Вот и будет Вета про Тимура думать, а вдруг он в отца пошел? Зачем? В жизни и так нервотрёпки хватает.
— Н-да, пожалуй, тут ты прав, — согласилась со мной Галия.
— Про то, что Галие досдавать на самом деле ничего не надо будет при переводе… — продолжил я. — Вы хоть представляете, через что они там сейчас с Тимуром проходят? Везде сами, всё сами… А тут вы пишете, что батя с зачеткой Галии пройдёт по коллегам, автографы соберёт… И что Диана потом точно так же планирует учиться. Это что такое? Зачем? Это называется самим себя подставить. Попадет письмо в чужие руки ненароком — улика будет для органов. А у нас в стране анонимки любят писать, очень любят, это, по факту, отдельный эпистолярный жанр. Напишут, приложат это письмо, и ой, что будет! Из Горного кое-кого отчислят сразу и разбирательство со скандалом будет. И папка работу потеряет, как минимум.
Девчонки замолчали, украдкой переглядываясь. Сконфуженно.
— Уверен, в таком виде письмо друзьям не надо отправлять, — закончил я. — Иначе больше друзей у нас не будет. Ну и то, что я про улики говорил…
Оставил их, пусть думают.
В четверг мне останется сдать последний экзамен. Самый сложный для меня, так как в советской экономической географии я не силен, в отличие от постсоветской. Что-то из нее подзабыл после вышки, давно это было, что-то сверху наслоилось за прошедшие десятилетия, что сейчас еще нельзя озвучивать. Пойду готовиться. Отстреляюсь и можно возвращаться в Святославль. Заняться переездом, а то в августе стройотряд, будет не до этого. Диане придется в августе приезжать одной поступать. Перевод батя Галие и без ее личного присутствия, как я понял, устроит. Она может до конца августа спокойно на заводе поработать и по справке из института уволиться. Кстати! Надо с отцом договориться, чтобы справку Галие для работы с Дианой передал.
Отучился пару часов, сел отдыхать, продумывая дальнейшие планы, намереваясь затем немного позаниматься, как вдруг раздался звонок в дверь.
А у нас свет горит в коридоре! Забыл выключить, когда отца проводил. Теперь со стороны подъезда видно будет, если в глазок взглянуть. Всё-таки взглянул, не открывать же, не глядя.
— Привет, — ворвался в квартиру довольный отец, едва я успел открыть дверь.
— Как я понимаю, всё в порядке? — спросил я.
— Да! — батя схватил меня за плечи и потряс немного. — Она приглашает вас всех завтра к нам в гости.
— О! Она ещё круче, чем я думал, — искренне восхитился я. — Во сколько? У меня же завтра последний экзамен. И еще подарки же завтра надо купить.
Батя разулся и поспешил на кухню, небрежно