На следующий день утром я уже был у царя. Тот внешне успокоился и начал меня расспрашивать о последствиях отравления ртутью. Потом спросил, не может ли быть следствием этого отравления бездетность.
Конечно, я подтвердил, что бездетность его сына вполне может являться следствием такого отравления. Кроме того, не исключено, что и жену его тоже травят. Иоанн Васильевич, похоже, меня последние минуты не слушал, сидел с задумчивым видом, а по щеке катилась одна-единственная слезинка:
– А я ведь Дуську в монастырь отправил, постриг заставил принять, да и Федоску уже была мысль туда же отправить, Ванька как меня молил, чтобы я не делал этого. А тут, оказывается, вот такие дела!
И у царя заходили на лице такие желваки, что мне стало не по себе.
Но он уже вел себя как обычно, спросил лишь, начали ли натаскивать собак. Я так же коротко сказал, что все делается. Для чего – никто не знает.
Уже в присутствии охраны и бояр царь повелел мне лечить занемогшего царевича Иоанна, тот какое-то время будет лежать в своих покоях, и мне следует его навещать.
Распоряжения царя следовало выполнять немедленно, что я и сделал – отправился к царевичу.
Тот, к моему удивлению, в кровати не лежал, а сидел и что-то читал. Мы с ним поговорили о самочувствии, потом разговор перешел к его планам на будущее, оказалось, что царевич весьма начитан и много знает о том, что и как происходит в Европе. И вообще, он оказался очень интересным собеседником. Конечно, он пока был незаметен в тени своего отца, но, видимо, кто-то уже оценил его способности, и отсюда шла эта попытка его отравить.
После беседы я ушел в свой приказ, где для меня уже был оборудован небольшой кабинет с мебелью, сделанной по моему заказу. Дьяки уже оценили достоинства письменного стола и полок, так что наверное, в некоторых приказах начнется смена мебели. Проверив и подписав кучу документов, я решил вновь посетить царскую аптеку.
Арент на сей раз встретил меня по-другому. Если в первый раз это была настороженность специалиста, встречающего начальника, ничего не соображающего в деле, то сейчас он уже хотел продемонстрировать свои успехи в наведении порядка. И действительно, сейчас все было сделано, как мне хотелось, вот только большой железный сейф, заказанный для хранения ядовитых препаратов, запаздывал, требовалось время для его изготовления. Но печать уже была вырезана, и на ночь все помещения аптеки опечатывались, а на улице стояли в карауле стрельцы.
Я «обрадовал» голландца перспективой преподавания фармакологии и приготовления лекарственных средств. Тот начал было мне объяснять, что московиты люди тупые и вряд ли он сможет чему-либо их научить, но, глянув на выражение моего лица, осекся и хотел упасть на колени.
Но я уже схватил его локоть:
– Так что же, уважаемый господин Арент, мы тупые и необучаемые и в дикой стране живем?
Тот выдернул локоть и все-таки повалился на колени.
– Сергий Аникитович, это же я про мужиков ваших сказал. А есть и умные люди, вот вы, например.
От этой фразы у меня прошла вся злость, я расхохотался, думая про себя: «И он еще умным себя считает!»
– Классен, вы же прожили в нашей стране десять лет, как вы до сих пор еще живы? Вы понимаете, что можно говорить, а что нельзя? Вы вообще представляете, что сейчас сказали, да вас на месте могли убить! Немедленно встаньте с колен и давайте договоримся, что в Московии живут такие же люди, как у вас в Голландии, не глупее и не умнее – такие же. И учатся они точно так же, кто лучше, кто хуже. Но если ученики ничего не знают, то, скорее всего, виноват сам учитель. Так что будут ваши ученики знать все, чему вы их научите, вы будете получать приличные деньги, а если ученики не будут чего-то знать, то и денег будет меньше. Лекарская школа, скорее всего, начнет работать с осени, так что у вас есть время для того, чтобы приготовить записки: чему и как вы будете обучать школяров, сколько примерно на это уйдет времени. Когда напишете такие записки, назовем их планами, покажете мне и вместе подумаем, может, что-то изменим.
Закончив осмотр, я оставил озадаченного Классена и пошел в приказ, периодически фыркая и вспоминая, как голландец сделал комплимент думному боярину, сообщив, что тот все-таки умнее мужика от сохи.
Я шел по палатам. Когда зашел в темноватый переход из одной палаты в другую, услышал рядом с собой непонятный шорох и резко присел. Через меня с хеканьем перелетела тяжелая туша, больно зацепила мой правый бок сапогом и грузно свалилась на пол в следующей палате. Я вскочил и с саблей в руке ринулся за ней. На полу лежал одетый в стрелецкий мундир мужчина, в руке у него был нож. Он не успел встать, с усмешкой смотрел, как я подхожу к нему, готовясь нанести удар. Только я хотел произнести нечто вроде: «Бросай оружие!» – как он вонзил нож себе грудь. Кинув саблю в ножны, я бросился к убийце, но тот уже не дышал, только изо рта выползала тонкая струйка крови. Я встал, в этот момент на шум в палате уже набежала стража. Никто ничего не мог понять в неразберихе, пока не появился начальник караула, которому я все рассказал. Он, внимательно выслушав меня, посмотрел на труп и сказал:
– Не наш, не знаю, кто таков. Так, где стража с южных ворот?
Послышался топот, кто-то побежал проверять.
Через несколько минут послышалось:
– Они туточки, зарезанные оба лежат.
На царя было страшно смотреть, к нему, казалось, вернулись его приступы ярости, про которые мы уже успели забыть. Все стояли потупясь и ждали, на кого падет гнев государя. Начальник караула, по-моему, уже приготовился к смерти и шептал про себя молитву. Но неожиданно для всех гнев у Иоанна Васильевича прошел.
– Все вон! – зарычал он. – Только Щепотнев и стрельцы остаются. Глав Разбойного и Земского приказов ко мне сейчас же! Ну что, лекарь, полечил сына моего? Господь тебя хранит, наверное. Пошто без охраны ходишь, чай, не дурак, сам соображать должен. Начальник караула, ты кто такой есть? Данила Бекленищев? Ты кого на караул ставишь, у тебя стрельцов прямо в Кремле режут! Они вои или бабы бестолковые? Ну где главы приказов? Так, чтобы сегодня же татя этого по Москве провезли и народу показали да награду объявили тому, кто опознает. А ты, Бекленищев, чтобы все дворы боярские эти дни смотрел, ежели кто куда вдруг засобирается, сразу сообщать. Все. Все пошли вон, а ты, Щепотнев, останься. У тебя когда все готово будет? Делай что хочешь, но чтобы были эти иуды найдены, у меня терпения уже нет. Только божественными милостью и Провидением от казней удерживаюсь.
– Великий государь, ну хотя бы три-четыре дня дай, собака ведь не человек, сразу не растолкуешь.
– Ладно, иди, а мне тут надо еще кое с кем потолковать. Видно, враги мои совсем забыли, кто я такой.
