Но как она могла не уйти, если он посвятил всю жизнь, отдал много лет тому флагу, что реет вон там, во тьме? Отдал себя служению идее, лег камнем в основу грандиозной пирамиды, стал клеткой исполинского социального организма, превратился в часть божьего или дьявольского творения, это уже как посмотреть, растворился в иллюзии…
И стоило оно того?
Прекрасным майским днем…
7
24 мая 1934 г.
Казань
— …Пункт третий — всякий наш успех должен быть изображен четко и ясно, всякий наш неуспех описывается в туманных и неясных выражениях, пункт четвертый — наши потери обходить молчанием, потери противника и взятых пленных подсчитывать почаще и на разные даты, чтобы создать иллюзию более значительного успеха… — Кирпичников читал звучно, с выражением, так что его голос разносился по залу для совещаний.
Штилер слушал, наклонив голову, постукивал карандашом по столу, и неясно было, нравится ему или нет.
Приглашенные на ежедневное совещание размещались за длинным, U-образным столом — чем меньше чин и должность, тем ближе к устью. Обычно у министра собиралось около двадцати человек, и сегодня было столько же, через щели в закрывавших окна шторах пробивалось яркое весеннее солнце.
Олег сидел на обычном месте, где-то посередине одной из ножек буквы «U», у стены.
— Так, хвааатит, — сказал, наконец, Паук, и стало ясно, что все-таки недоволен. — Ерунда. Военное министерство может жить наставлениями прошлого века, но мы… мы не можем! Необходимо разработать новые правила по составлению информационных сообщений Ставки. Понятно, Владимир Петрович?
— Да, — отозвался Кирпичников.
— На все про все… — министр полистал лежавший перед ним ежедневник. — Два дня. Суббота — день доклада.
— Да, — повторил начальник отдела общей пропаганды.
Олег вздохнул — есть вероятность, что на эту работу назначат его, а значит прощай планы в пятницу съездить за город, в санаторий.
— Тогда садитесь… — Штилер повелительно махнул рукой. — С докладами у нас все? Перейдем к проблемам… Что за ерунду в последнее время показывают в наших кинотеатрах? Беззубууую, бессмыыысленную жвачку!
Ну сейчас достанется Шумяцкому.
Олег попытался вспомнить, когда он последний раз куда-то выбирался с супругой — чтобы на несколько дней, чтобы забыть обо всем и наслаждать отдыхом, не ожидая ежеминутной телеграммы из министерства.
По всему выходило, что это был Геленджик в июле тридцать первого!
Да, давненько, скоро уж будет три года… надо этим летом еще куда-нибудь вырваться. Если отпустит Паук, а это маловероятно, поскольку, как все говорят, новая война на носу, и нужно готовиться, в том числе и им, пропагандистам.
Предыдущая вышла, как он и обещал Анне, довольно короткой, и в общем победоносной. Четвертной договор зафиксировал распад Австро-Венгрии, создание в центре Европы и на Балканах множества независимых государств, а также присоединение к России Галиции и Буковины, турецкой Армении, Курляндской и Лифляндской губерний, составлявших марионеточное Балтийское герцогство.
И все это ценой менее чем года боев!
Русские войска, ведомые молодыми генералами и одушевленные евразийской идеей, показали себя с лучшей стороны, и это в столкновении с лучшей армией мира, с дивизиями Германской империи.
— Ну что же, надеюсь вы все поняли, — Штилер закончил разносить начальника отдела кино, и обвел подчиненных пристальным взглядом — если ни к кому не прицепится, то сейчас последует краткая речь, которой обычно заканчиваются совещания, после чего можно будет вернуться в контору, заняться текущей работой.
На мгновение глаза Паука остановились на Олеге, и тот слегка напрягся.
Но нет, скользнули дальше, а через мгновение министр встал, и заговорил, прохаживаясь туда-сюда, растягивая гласные, наслаждаясь собственным красноречием, умом и пониманием ситуации.
Страсть к самолюбованию, крошечный недостаток большого государственного деятеля.
Речь не затянулась надолго, и уже через десять минут Олег в числе прочих вышел из зала для совещаний.
— А ну не спеши, — сказал нагнавший его Кирпичников. — Ты понимаешь, что дело такое. Больше некому эти чертовы правила составить, я могу только тебе доверить… Ты слышал? Суббота утром, чтобы до совещания я успел просмотреть.
— Проклятье, а мы с Анной хотели за город съездить, — Олег взял протянутую ему папку. — Тут что?
— Тот вариант, что использовали еще на первой германской, выжми из него, что сможешь. Прошлая война и японская, сам помнишь, как мы мучились с тем, что нам Ставка присылает, — Кирпичников огладил усы, изобразил сочувственную улыбку. — А за город еще съездишь. Отпустим тебя как-нибудь на недельку.
И, скрипя сапогами, он затопал дальше по коридору.
Вернувшись в контору, Олег отложил папку на край стола — это подождет, на сегодня есть более срочные дела, надо только вспомнить, какие из них максимально срочные, а какие подождут часок-другой.
Да, роты пропаганды, созданные еще в тридцать втором и, несмотря на сопротивление генералов, внедренные в войска — учитывая опыт прошедшей войны, нужно переработать их структуру, и этим сейчас они и заняты, и новый проект надо услать в военное министерство сегодня вечером.
Олег потянулся к стоявшему на столе внутреннему телефону, покрутил диск.
— Шульгин у аппарата, — донеслось из трубки после щелчка.
— У тебя все готово, Николай? — спросил Одинцов.
— Конечно, а как же.
Титулярный советник Шульгин был мастером на все руки — он умел писать статьи, не такие, как Штилер, но вполне толковые, выступал комментатором от министерства на радио, хотя и не рвался к лаврам Левитана, и мог выполнить любую работу, требующую острого ума, обширных знаний и срочности.
— Тогда зайди ко мне, просмотри, что вышло.
— Конечно.
И через пару минут Николай появился на пороге — овальное свежее лицо, прилизанные волосы неопределенного цвета, маленькие серые глаза, легкая улыбка, аккуратный костюм, запонки, галстук, все подобрано, но не роскошно, взгляду не за что зацепиться, в голове остаются не детали, а общее впечатление.
— Давай, присаживайся, — пригласил его Олег, — и показывай, что ты там накарябал.
Так, предлагается увеличить количество рот до десяти вместо нынешних шести… разумно… Численность остается прежней, сто пятнадцать человек, не совсем по штатам военного министерства, но что нам до них?.. Рота находится в непосредственном подчинении командующего армией, и это верно, это не даст возможность начальникам меньшего масштаба встревать в работу…
А то помнится на прошлой войне, когда он был командирован в Карпаты, пришлось вмешаться, чтобы разрешить конфликт, порожденный властолюбием генерал-майора Бакунина.
— Так, а это что? — спросил Олег, обнаружив пункт о создании при ротах пропаганды своих типографий.
— Сейчас объясню, — Шульгин улыбнулся, показав мелкие белые зубы, и, то и дело вставляя обычное «ну и ладно», принялся неспешно, аргументированно и обстоятельно доказывать свою точку зрения: печатать приходится очень много, обращаться к армейским, дивизионным и прочим типографиям бывает затруднительно в силу того, что они постоянно завалены собственной работой, отчего срываются графики выпуска листовок и прочих материалов, а кроме того, если война приобретет подвижный характер, то в тылу возникнет обычный хаос, и за типографиями будет не угнаться.
— Примем пока, отправим в таком виде, но вряд ли армейским и флотским это понравится, — сказал Олег. — Кроме того, для типографий нужны наборщики, печатники, необходимо оборудование, а это все, хм, деньги.
Да, согласование бюджета с министерством финансов — самая тяжелая задача.
В своем проекте Шульгин ужесточил требования к людям, желающим поступить в роты пропаганды — обязательное высшее образование, пройденная служба в армии или военная подготовка, и это все помимо наличия необходимой специальности. Для этого запланировал создание специального учебного центра в Москве или даже в Киеве, поближе к будущим полям сражений.
Прочитав это, Олег аж закряхтел.
— Нужно всегда просить большего, — сказал Николай, предугадывая вопрос начальника. — Задирать планку максимально высоко… Если даже дадут меньше, чем ты просил, все равно выйдет больше, чем если бы ты потребовал малого и получил все.
Опять же логично, но нахлобучку от министра, вынужденного объясняться с генералами, заработает, если что надворный советник Одинцов… сначала от Паука, а затем и от начальника отдела общей пропаганды, товарища Кирпичникова.
Не сказать, чтобы такая перспектива выглядела заманчивой.
— Хм… что же, — Олег ожесточенно почесал в затылке. — Опять же, пропустим, но…
