— По пути из Фессалоник в Александрию мы обогнали несколько галер, которые, сочтя нас морскими разбойниками, попытались удрать, — рассказал я.
— Почему ты не захватил их? — спросил он.
— Потому что добычу надо где-то продавать, и у меня очень приметное судно. Вскоре на всем побережье будут знать, что я нападаю на торговые галеры, и однажды при заходе в какой-нибудь порт Восточной или Западной Римской империи меня схватят и распнут на кресте или продадут в рабство, как вас, — ответил я.
— Добычу можешь продавать у нас. Гейзерих забирает всего десятину и не спрашивает, где и кого захватил, — поделился информацией Менно.
Гейзерих — нынешний правитель вандалов, создавший это королевство. Двадцать пять лет назад под натиском готов он переправился с армией, состоявшей из вандалов и аланов, с Пиренейского полуострова в Африку якобы для оказания помощи западно-римскому военачальнику Бонифацию в войне с берберами и собственной армией, взбунтовавшей из-за задержек жалованья. На самом деле они искали новое место для жительства. И нашли, захватив за два года территорию от Тингиса (Танжера) до Гиппон-Регия, расположенного в километрах в трехстах западнее Карфагена. Еще через четыре года римляне подписали с ними мирный договор, согласившись с потерей двух африканских провинций и дав вандалам с аланами статус федератов. На преодоление последних трехсот километров ушло четыре года. Гейзерих дождался, когда западные римляне ввяжутся в войну с готами, и быстро захватил Карфаген, объявив себя независимым правителем, а через три года еще и остров Сицилия. Мой тесть с чужих слов, поскольку сам никогда не видел правителя вандалов, отзывался о нем, как о скрытном, немногословном, вспыльчивом, мстительном, жадном, но при этом презиравшем роскошь, очень предусмотрительном и расчетливом.
— Гейзерих собирается захватить Мелиту, — кивнув на остров, сообщил Менно. — Мы хотели присоединиться, но, наверное, не успели.
— Думаю, не много потеряли. Там вряд ли будет богатая добыча. Почва на островах скудная, воды мало, — утешил я.
— Нет, говорят на Мелите много богатых людей. Они мёд производят особенный, нигде нет такого ароматного и вкусного. К ним отовсюду приплывают купцы, — рассказал вандал.
Я вспомнил, что Ирина нахваливала мёд с Мелиты, постоянно покупала его. Поскольку не являюсь большим любителем именно этой сладости, отличие мелитского от любого другого не заметил. Такая же история была и с башкирским мёдом, который производил один из моих друзей, для чего держал там пасеку, и постоянно угощал меня.
— Может, завернем туда, посмотрим? — предложил Менно. — Вдруг именно сейчас захватывают его?
— Нет, нельзя терять попутный ветер, — отказался я. — В этих местах восточные редко дуют.
— Тебе решать, — огорченно молвил вандал, после чего предложил: — Если надумаешь заняться морским разбоем, я наберу смелых парней, и вместе отправимся на промысел.
— Ты сначала выкупи себя, — сказал я.
— Не беспокойся, получишь, как договорились, — заверил он.
И действительно, едва мы встали на рейде на якорь, Менно договорился с одним из проплывавших мимо рыбаков, чтобы тот сообщил родственникам о том, что надо заплатить выкуп, и через пару часов приплыли сразу четыре лодки, по одной на каждого заложника, и привезли по сто десять солидов. По той легкости, с какой расставались с довольно приличной по нынешним временам суммой, я сделал предположение, что выкупленные вандалы явно не бедствуют. Впрочем, пираты во все времена живут хорошо хотя, за редким исключением, не долго.
52
Лень — фундамент моей судьбы. Я мог бы сняться с якорем в тот же вечер, отвезти в Рим зерно, которым затарился в Александрии, заработать немного, нагрузиться там еще чем-нибудь и отвезти куда-нибудь, оставаясь честным купцом, если это словосочетание не является оксюмороном. Я поленился. Все равно ночью пришлось бы ложиться в дрейф, чтобы в темноте не налететь на Сицилию. Решил поспать спокойно, а поутру двинуться в путь. Ночью ветер поменялся на северо-восточный и усилился баллов до семи. Идти против него галсами мне тоже было лень. В итоге проторчал на рейде Карфагена два дня.
Первый день потратил на экскурсию по городу. Он защищен довольно мощными стенами, которые кое-где высотой метров двенадцать, и башнями метров на пять выше. На башнях, даже прямоугольных, круглые деревянные крыши, напоминающие азиатские соломенные шляпы. Планировка города сейчас, как в римских каструмах: улицы идут строго с севера на юг (кардо) и с запада на восток (декуманус), образуя квадратные кварталы. Проходящая через центр, где главная площадь, имеет прилагательное Максимус. Улицы мощеные, с подземной канализацией, стекающей в море. Дома из песчаника высотой от двух до шести этажей. Плотность населения, судя по толчее на улицах, почти такая же, как в Константинополе. Много безносых. Как мне позже объяснил торговец на рынке, так вандалы метят рабов.
В северо-восточной части, дальней от моря, на срезанном холме высотой метров шестьдесят находится цитадель Бирса, которая даже величественнее, чем будут рассказывать о ней тунисские гиды. У нее свои крепостные стены, но та, что в сторону моря, общая с городской. Там сейчас обитает правитель вандалов Гейзерих. Как мне рассказал Менно, два года назад вандало-аланские олигархи взбунтовалась против усиления диктатуры. Восстание было подавлено жестоко: несколько тысяч человек были после пыток распяты на крестах. Аристократическая республика, если так можно выразиться, сменилась монархией. С тех пор Гейзерих редко покидает цитадель, охрану которой увеличил втрое. Понимая, что меня туда не впустят, даже если сумею объяснить смысл слов «турист» и «экскурсия», не стал карабкаться в жару вверх по склону, пошел на рынок.
В Тунисе мне когда-то понравились плоды кактуса опунция, который там рос на пустырях, как сорняк, или в виде живой изгороди. Проблема была сорвать и почистить плод, потому что покрыт колючками. Я посмотрел, как это делает местная детвора — трет его о камень, после чего и сам приноровился. Под кожурой довольно сладкая красноватая мякоть с твердыми косточками, которая на вкус что-то среднее между киви и спелым крыжовником с привкусом алоэ. Решил и сейчас купить, обошел весь рынок, но так и не обнаружил. Потом вспомнил, что кактусы еще не доплыли сюда из Америки. С горя накупил фиников разных сортов, чтобы не надоедало есть их.
Уже на выходе с рынка столкнулся с Менно, который, пошатываясь, вывалился в большой компании из таверны. Все изрядно поддали, поэтому я предположил, что сейчас будет сведение счетов, и пожалел, что приперся сюда. К счастью, всё пошло не так.
— Вот мой спаситель! — прокричал радостно Менно и полез целоваться в десны.
Его приятели по очереди похлопали меня по плечу и высказались, что я правильный мужик. После чего захотели вернуться в таверну и отметить встречу со спасителем, но я сказал, что надо срочно вернуться на судно, потому что ветер усиливается. Менно сразу поведал корешам, какое у меня быстроходное и вместительное судно.
— Слушай, а почему бы тебе не присоединиться к нам?! — пробило вдруг Менно. — Как только ветер стихнем и море успокоится, мы пойдем захватывать Мелиту. Тебе не надо будет участвовать в боях, только отвезешь нас туда и обратно и за это получишь половину награбленного, — предложил он и объяснил корешам: — Его судно может перевезти раза в три больше груза, чем большая галера.
Допустим, не в три, а в два, но поправлять я не стал, а попробовал отказаться в мягкой форме:
— У меня трюма забиты александрийской пшеницей. Вез ее в Рим. У вас своей хватает.
Из-за похолодания на севере Африки вполне себе комфортный климат. По крайней мере, по всему побережью никаких пустынь, везде зеленые поля и луга.
— Если цену запросишь низкую, заберут, а потом сами отвезут в Рим. Потеряешь здесь, найдешь на Мелите, — подсказал Менно. — Я сведу тебя с купцами.
Я отнесся к его словам, как к пьяной болтовне. Мы распрощались. Я пообещал, когда буду на рынке, заглянуть в эту таверну и, если застану их, разопьем вместе пару кувшинов вина, которому, конечно, далеко до «Серого тунисского», но пить можно. После чего вернулся на берег моря, где меня поджидала лодка с матросами, успевшими сбегать в ближнюю таверну и принять на грудь, благодаря чему гребли быстро и распевая песни.
