– Понятно, – кивнул я и снова перевел взгляд на поле битвы.
Два, изрядно потрепанных крестьянских полка, атаковавших румийцев с фронта, перестроились и тоже были готовы к бою. Получалось, в первой волне атаки, даже с учетом потерь, количество наших воинов составит тысяч пятнадцать-шестнадцать. Еще тысяч одиннадцать-двенадцать во втором эшелоне. Плюс три тысячи казаков, плюс кавалерия. И это против пяти с небольшим тысяч румийцев! Шансов у них, видимо, нет, и они сами это понимают. Вот, только в какую цену нам обойдется эта победа? А если предложить им капитуляцию?
Поделился этой идеей с Хегни. Тот с сомнением покачал головой.
– Не слышал, чтобы румийцы когда-либо сдавались. Пленных в бою, да – брали, но, чтобы вот так, целым подразделением, готовым к бою…
– И, все же, попробуем. Как можно вызвать на переговоры их командира?
– Белый флаг, – опять пожал плечами варанг.
И тут же обеспокоенно спросил:
– Надеюсь, ты не собираешься сам с ними разговаривать?
– Только сам. Ну, еще тебя возьму и Туробоя.
– Тогда ладно, – успокоено кивнул варанг.
Нашли белую тряпку, водрузили ее на древко и отправили к румийскому каре бойца из ближней дружины. Тот вышел на нейтральную пятидесятиметровую полосу перед фронтом каре. Минут пять разговора, и дружинник развернулся обратно. Мы втроем, к этому времени, уже спустились с гребня, прошли через промежуток между двумя крестьянскими полками и остановились на уровне их первой шеренги. Наш парламентер легкой рысью приблизился и сообщил:
– Их командир согласен говорить. Прямо здесь.
Он ткнул пальцем в середину ничейного пространства. Я глянул на своих спутников. Ну, что, пошли? Туробой и Хегни позаимствовали у стоявших рядом воинов по щиту. Я двинулся налегке. Преодолели половину расстояния до румийского строя и остановились, ожидая противную сторону.
До легионеров было метров двадцать с небольшим и их стало можно рассмотреть поподробнее. Румийские воины поставили щиты на землю. Их серые от пыли, в потеках пота лица, выражали усталое любопытство. Приветственно помахал им рукой. К любопытству на лицах легионеров добавилась толика недоумения. Ну да, наверное, этот мой жест в данной ситуации малость неуместен.
Один из рядов румийских воинов синхронно сделал шаг назад и вправо. В образовавшемся коридоре показалось три человека. Офицеры, судя по богатым, золоченым доспехам и пышному красному плюмажу на шлемах. Четким, почти строевым шагом они приблизились и остановились в метре напротив нас.
Вперед выступил командир. Суровый мужчина лет сорока. Этакий типичный римский патриций. Довольно высокий, повыше меня. Сухощавого телосложения, но крепкий и жилистый. Смугловатое, гладко выбритое лицо, тонкий с горбинкой нос, тонкие, крепко сжатые губы, волевой подбородок с ямочкой, впалые щеки, выраженные носогубные складки. Можно сказать, красив суровой мужской красотой с южноевропейским уклоном. Лицо выражало скуку с налетом презрения. Двое его спутников оказались заметно моложе – лет двадцать пять, плюс-минус пара лет. Щитов при них не было, только гладиусы. Причем прицепленные к левому боку. Ну, правильно – начальство – щиты не носят. Эти встали по бокам своего патрона и чуть позади, расставив ноги и заложив руки за спину. Лица так же выражали скуку и презрение. Вот юберменши чертовы.
– Кто ты и о чем хочешь говорить? – разжав губы, процедил главный.
– Хотелось бы вначале услышать твое имя, – добавив в голос надменности, ответствовал я. Таких на место надо ставить сразу. Проверено.
Похоже, румиец слегка удивился такой наглости. Потом усмехнулся и, с издевкой в голосе, представился:
– Гай Луций Флавий, легат 'восьмого молниеносного'.
Надо же, имена у них, действительно, земные латинские. Может они сюда перебрались из моего мира? Но причем тут какая-то катастрофа, от которой они бежали? На Земле во времена Римской Империи ничего такого, вроде, не было. Какой-то еще один параллельный мир, третий по счету, еще более похожий на мой? Видимо, так.
– Остатков 'восьмого молниеносного', – поправил этого достойного представителя народа, повелевающего местным миром. – От которого вскоре, вообще, останется только название.
Гай Луций дернул углом рта. И ответил:
– Ты вызвал меня на переговоры только за тем, чтобы сообщить это? Если боги отвернулись от нас, мы сумеем умереть с честью, как подобает румийским воинам.
С чувством сказал. Так сказал, что я поверил – умрут с честью. И еще утащат за собой кучу наших воинов. А вот этого не хотелось бы. Помолчали. Потом румиец спросил:
– Так все же, с кем я говорю?
– С Посланником Богов, – скромно так, представился я.
В глазах легата загорелся интерес. Нехороший, надо сказать интерес.
– Тот самый? – уточнил он.
– А что, они здесь стадами пасутся? – добавил в голос раздражения.
– Ну да, действительно, а какой же еще, – констатировал румиец и, вроде бы случайно, поправил меч.
– Не советую, – предостерег я. – Убить меня не просто. Опять же – мы парламентеры, а румийцы люди чести. Так, кажется?
– Это так…. – разочарованно обронил Гай Луций.
Воцарилось недолгое молчание. За это время легат взял себя в руки, видимо, отказавшись от попытки меня убить. Лицо его вновь стало бесстрастным. Он снова заговорил. На этот раз презрения в голосе румийца не было слышно. Только легкий сарказм.
– Так что же Посланник Богов хочет от нас, смертных?
– Хочет прекратить кровопролитие и предложить вам почетную капитуляцию.
– Почетную? – сарказма в голосе моего собеседника прибавилось. – И в чем будет заключаться почет?
Я, как-то, сразу понял, что дальнейший разговор бесполезен, но по инерции продолжал говорить.
– Вам оставят знамена. Командному составу – личное оружие. На все время войны вы и ваши люди разместятся в глубине славской земли и будут снабжаться всем необходимым. После нашей победы всех отпустят восвояси.
– Вашей победы? Ты бредишь, Посланник. Эта ваша случайная победа, одержанная не честно, исподтишка, ничего не значит. Не смотря на твое возможное отношение к богам, ты, похоже, не представляешь мощь империи. Вы будете раздавлены. Рано, или поздно. И никакие боги тебе здесь не помогут.
Легат даже слегка зарумянился в процессе своей эмоциональной речи. Сделав небольшую передышку, он продолжил:
– Я сделаю тебе встречное предложение. Эту битву мы, конечно, проиграли. Но теперь, когда мы готовы к последней для нас схватке, за каждую свою жизнь мои воины возьмут по три жизни твоих воинов. И, если ты хочешь избежать этих потерь пропусти нас обратно в Лютецию. И дай слово, что не нападешь во время марша. Почему-то я верю, что ты сдержишь слово.
