Зная характер Иванова, командир эскадрильи, скорее всего, не стал бы отвечать, но тут, распаляясь интересом, подключились все находящиеся в комнате мужики:
– Ну ответьте, товарищ подполковник! Что вы, сказать, что ли, не можете?
Не отыскав в вопросе скрытого подвоха, комэск, глядя на Иванова, проворчал:
– Ну чем-чем? Наверное, как и тебя, – хером.
– Нет, – спокойно возразил Иванов. – Меня мой отец сделал человеком.
Дружное мужское ржание через открытые окна далеко разнеслось по ночному городу. Поймав на себе злой взгляд, Иванов видел, как краска залила лицо командира эскадрильи.
– Иванов, выйди! – заглушая хохот, закричал замполит. Оба начальника быстро направились к двери. Вслед им несся несмолкающий мужской смех.
В коридоре, проходя мимо застывшего в напряженной позе комэска, Иванов тихо бросил:
– Если хочешь подраться – когда угодно. Хоть сейчас.
У выхода на лестницу Иванова поджидал замполит.
– Анатолий Иванович, вы сейчас идите отдыхать, – обратился он к комэску. – Завтра с утра напишите рапорт о произошедшем. А я доложу о поведении Иванова командиру.
– Александр, ты об этом пожалеешь! – перед тем как уйти, пообещал комэск.
– И вам не хворать! – попрощался с ним Иванов.
Замполит решил провести беседу на лестничной площадке между этажами.
– Нувсе, Иванов, допрыгался, – прохрипел Косачаный, прикуривая сигарету «Кэмэл» от одноразовой зажигалки. – Завтра тебе «завернут ласты», и закончатся твои «фокусы». За оскорбление начальника, да еще в присутствии подчиненных, я тебе обещаю как минимум суд офицерской чести. И слетишь ты с командиров звеньев.
– О каком оскорблении начальника вы говорите, товарищ подполковник? – Иванов сделал непонимающее лицо.
– О том самом, что произошло только что в присутствии всего звена!
– Товарищ подполковник, у меня в свидетелях все звено – я ни одного грубого слова не произнес. Никого не обзывал.
На упитанном лице замполита выражение задумчивости постепенно менялось на выражение растерянности.
– Очень умный, да? – выдавил из себя замполит.
– Уж извините, – пожал плечами Иванов.
– Ничего, – Косачаный стал нервно тушить сигарету о стену, – там тобой служба безопасности интересуется. Будет прокурорская проверка. Уж я-то дам на тебя соответствующую характеристику. Посмотрим, как ты тогда запоешь!
– Умные люди разберутся, – Иванов поздно понял, что в его положении дразнить врага сейчас совсем ни к чему.
В этот момент на лестничную площадку с пачкой сигарет вышел молодой летчик из соседнего звена.
– Вон отсюда! – заорал на него Косачаный.
Через секунду послышался звук хлопнувшей двери.
– Выйдем на улицу? – уже спокойно предложил замполит.
Иванова удивила произошедшая перемена, за которой что-то скрывалось. «Что ему еще надо? – думал Иванов, следуя за Косачаным. – Драться он точно не будет».
Они отошли от подъезда метров двадцать, замполит остановился и предложил Иванову сигареты.
– Спасибо, не курю, – отказался Иванов.
Некоторое время они стояли молча. Александр рассматривал усыпанное звездами небо, ожидая, что скажет начальник. Тот курил и не спешил с началом разговора. «Не спится же ему сегодня!» – с раздражением подумал Иванов. Наконец Косачаный произнес:
– Александр, я вот о чем хочу спросить…
Голос замполита звучал неуверенно, и Иванов насторожился.
– Ты ведь летал хоронить Наташу? – замполит стоял в пол-оборота, и Иванов не видел его глаз, но почувствовал, что этот вопрос для Косачаного очень важен.
– Да. Летал, – тихо ответил Иванов, ожидая следующего вопроса.
– Расскажи, как там все было? – попросил Косачаный.
Иванов, стараясь не упускать подробностей, рассказал о похоронах. Когда он закончил, замполит, ничего не сказав, сел в машину и уехал.
Иванов остался один. Настроение совсем испортилось. Подниматься обратно к своим не хотелось, и он побрел, куда глаза глядят. Через час ноги принесли его к дому Ковалева. Часы показывали начало второго, и в окнах квартиры не горел свет. Испытывая неловкость за вторжение в столь поздний час, Иванов несколько раз нажал кнопку звонка. Ему долго не открывали. Иванов собрался, было, уходить, когда услышал из-за двери сонное:
– Кто там?
– Миша, это я, Иванов.
Щелкнул замок, и в проеме приоткрытой двери показалось заспанное лицо товарища.
– Ты один? – спросил Ковалев.
– Один.
Ковалев открыл дверь и впустил Иванова. В коридоре светилась лампочка. Михаил стоял в семейных трусах и босиком.
– Что стряслось? – поинтересовался он, потерев лицо руками и сбрасывая остатки сна.
– Ничего. Просто проходил мимо… – Иванов не знал, зачем ему понадобилось будить товарища. – Если помешал, сейчас уйду.
– Ладно, – улыбнулся Ковалев. – Проходи на кухню. Я тоже один.
На кухне под ярким светом лампочки стоял неубранный стол.
– Нехило погуляли! – воскликнул Иванов, рассматривая начатую бутылку водки и гору грязных тарелок.
– Два дня стоит – все руки не доходят, – как бы извиняясь, сообщил Михаил. – Утром уберу.
– Прости, что разбудил. – Иванов присел на стул, – но мне захотелось с тобой поговорить.
– Хорошо что пришел, – Ковалев поставил на плиту чайник. – Сейчас чайку сообразим. Так о чем ты хотел поговорить?
– Знаешь, Миша, никому не могу об этом сказать, а тебе скажу. Не в первый раз ловлю себя на мысли, что я не такой, как все, – глядя в окно, произнес Иванов.
– Наверное, каждый человек в чем-то не такой как все, – Ковалев присел за стол.
– Может быть, – согласился Иванов, взглянув на Михаила. – Но я уже на пределе… Недавно понял, что мне ничего не стоит убить человека. Ярость какая-то звериная во мне проснулась. В экстремальных ситуациях будто кто-то другой управляет мной. И страха нет…
Михаил пристально посмотрел товарищу в глаза:
– Я знаю, почему ты пришел.
– Почему же? – Иванов выдержал взгляд.
– Тебе сейчас плохо.
– Как ты догадался? – усмехнулся Иванов.
– Это из-за Наташи?
– И из-за Наташи тоже. – Иванов поднялся со стула и подошел к окну. – А сегодня я вдруг остро почувствовал, что устал жить. Устал, понимаешь? Устал быть один. Нет, друзья у меня есть. Просто я понял, что в душе каждый человек одинок. Человек приходит в этот мир сам и уходит тоже сам. А я устал. В последнее время все чего-то жду. Может, убьют?
– Это нервы, Саня. – Ковалев взял чистый стакан и наполнил водкой на треть. – Выпей. Станет легче.
– Пробовал. Не помогает.
– Выпей, – настаивал товарищ. – Я врач. Поэтому знаю, что тебе сейчас нужно.
– И что мне нужно?
– Выпей. И расскажи мне все, что у тебя накопилось, что тебя мучает. – Ковалев поднялся со стаканом в руке и подошел к Иванову. – Поверь, я пойму и сниму часть твоего груза. Пей!
Иванов выпил. Ковалев поставил рядом два стула и сел на один из них.
– Садись, – указал он на свободный стул напротив.
Иванов послушно сел.
– Теперь я внимательно слушаю. Говори, ничего не скрывай. Я пойму, – тихо сказал Михаил, глядя в глаза товарищу.
Иванов стал говорить. Начал он с последнего разговора с замполитом и дальше стал рассказывать обо всем, что произошло в последние дни, в обратном хронологическом порядке. Ковалев не перебивал и, когда Иванов замолчал, грустно улыбнулся:
– Сейчас всем нелегко, Саня, – и русским, и чеченцам. Мы убиваем, нас убивают. Сколько это еще будет продолжаться? От несправедливости устал уже весь народ.
– Выходит, мы с тобой – единомышленники. – Иванову захотелось выслушать Ковалева. – А теперь ты мне расскажи.
– О чем?
– О чем хочешь. Например, как тебе служится? Как твои отношения с Иринкой?
– Служится мне хреново. Ты же знаешь, какие у нас условия: ничего не хватает, даже коек, не говоря уже о лекарствах. Я и не надеялся, что на войне будет легко. Но столько крови я и в страшном сне не мог себе представить. До сих пор не могу привыкнуть. – Ковалев поднялся со стула и, выключив на плите кипящий чайник, вернулся обратно. – А в перспективе у меня – перевод к новому месту службы, должность хирурга и место в общежитии. Правда, майорскую звездочку обещают.
– Почему раздумываешь? Выигрываешь в деньгах и квартиру можешь получить через десять лет службы.
– Кто знает, что там будет через десять лет?
– Наверное, ты прав, – пожал плечами Иванов.
– А с Иринкой у меня вообще дурдом какой-то, – продолжил Ковалев. – Поверишь, после нее ни с одной бабой не могу… Чертова девка! Знаю, что гуляет, сам гулял, а вот стала нужна.
Иванов внимательно посмотрел на Ковалева, подумал и спросил:
– До Ирки у тебя не было постоянной женщины?
– Не поверишь, если скажу, что не хотел ни к кому привязываться?
– Ответственности ты не хотел, Миша.
– Наверное, – вздохнул Ковалев. – Один раз уже обжегся. Думал, что больше не влюблюсь. А вот по закону подлости…
