Красная черепичная крыша частично обрушилась. Стены, когда-то белые, потемнели от времени и стихии. Входная дверь была открыта, и мы вошли в это холодное мрачное место. Кое где мраморный мозаичный пол сохранился, и мы увидели искусно сделанные изображения животных и богов, а также сцены охоты и деревенской жизни. Мы осторожно шли по ним. Много мраморных плит уже обрушилось в гипокауст (* в Древнем Риме — отопительная система под полом или в стене).
Мы обошли всю виллу и оглядели баню с тремя глубокими бассейнами, все еще выложенную мрамором. В двух комнатах на стенах сохранились изображения: строгие и идеально ухоженные лица пожилой пары римлян поглядели на нас… однако горло каждого их них проткнул варварский меч, пробивший стену.
В главной комнате на мраморном полу мы нашли следы нескольких костров и обуглившиеся, обглоданные кости животных, брошенные в яму в углу. Холодные костры, горевшие давным-давно…
Мы решили остаться здесь на ночь, а не втискивать нашу маленькую палатку между населенными бесчисленными насекомыми деревьями. Но оба нервничали, зная, что собираемся переночевать в здании, созданном страхом или надеждой другой эпохи.
Кстати, вилла была в некотором смысле эквивалентом броха и огромного замка, чьи стены мы обогнули пару дней назад. Заброшенное загадочное место, о котором, без сомнения, рассказывали истории. Но какой расе принадлежала она? Быть может это конец римской мечты, и в вилле жили последние римляне? Легионы ушли из Британии в начале пятого века, оставив тысячи жителей беззащитными перед нападениями вторгшихся в страну англосаксов. Связана ли вилла с римско-британским мифом о выживании? Или это мечта какого-нибудь сакса, место, в котором спрятано золото или по которому бродят призраки легионов? В котором надо искать или которого надо бояться? Мы с Китоном только боялись.
Мы развели маленький костер, из дерева, которое нашли в остатках отопительной системы. И, как только стемнело, запах нашего костра — или жареного мяса — привлек нежданных гостей.
Я первым услышал его — невидимое движение в бане, за которым последовал предостерегающий шепот. Потом наступила тишина. Китон вскочил на ноги и вынул револьвер. Я подошел к коридору, ведшему из нашей комнаты в баню, и осветил маленьким факелом незваных гостей.
Они вздрогнули, но не испугались, и, слегка прикрыв глаза, посмотрели на меня из-за круга света. Крепкий высокий мужчина. И женщина, тоже высокая, с маленьким узелком в руках. Рядом с ними застыл мальчик с ничего не выражавшим лицом.
Мужчина заговорил со мной. Вроде бы по-немецки. Я заметил, что его левая рука лежала на головке длинного, вложенного в ножны меча. Потом женщина улыбнулась, тоже что-то сказала и напряжение исчезло.
Я привел их в нашу комнату. Китон подбросил в костер сучьев и начал жарить новые куски мяса, которое мы принесли с собой. Наши гости уселись вокруг костра, и поглядывали то на нас, то на еду, то на комнату.
Они были, по-видимому, саксами. Мужчина носил тяжелую шерстяную одежду, и завязывал штаны и мешковатую рубашку кожаными завязками. И еще на нем был большой меховой плащ. Свои длинные светлые волосы он заплетал в две косы. Женщина, тоже белокурая, носила свободную клетчатую тунику, перевязанную на талии; лицо бледное, но достаточно привлекательное, несмотря на морщинки вокруг глаз, свидетельства напряженной жизни и тяжелых испытаний. Мальчик, миниатюрная копия отца, сидел молча и только глядел в огонь.
Поев, они поблагодарили нас и представились: мужчину звали Эальдвулф, женщину — Эггверда, мальчика — Хортиг. Было ясно, что они опасались виллы, а мы их полностью озадачили. Несколько минут я пытался объяснить им, жестами, что мы исследуем лес, но безуспешно; Эггверда только недоуменно глядела на меня.
Наконец она сказала что-то вроде Раддич, и Эальдвулф выдохнул, на его суровом лице засветилось понимание.
Он спросил меня, повторив загадочное слово. Я пожал плечами, не понимаю.
Он сказал другое слово. Или слова. Элхемпа. Показал на меня и повторил Раддич. Потом сделал рукой жест, как будто преследует кого-то. Быть может он спрашивает, не преследую ли я кого-нибудь? Я энергично кивнул.
— Да! — И добавил. — Йа!
— Раддич, — выдохнула и Эггверда, потом пересела ко мне поближе, вытянула руку — над огнем! — и коснулась меня.
— В тебе есть что-то особенное, — заметил Китон. — По меньшей мере для этих людей. И для шамига.
Женщина потянулась к своему узелку. Маленький Хортиг заныл и отполз прочь, испуганно глядя на сверток. Эггверда развернула узелок и положила его содержимое рядом с собой; я сам смутился, когда разглядел его получше в колеблющемся свете огня.
Эггверда несла, завернув как ребенка, мумифицированную руку мужчины, отрезанную по локоть. Длинные сильные пальцы; на среднем надет блестящий красный камень. В том же свертке оказалось сломанное лезвие стального кинжала; судя по украшенной драгоценными камнями рукоятке оно было частью какого-то церемониального оружия.
— Эльфрик, — печально сказала она, нежно положив ладонь на мертвую руку. Мужчина, Эальдвулф, повторил ее жест. Потом Эггверда опять завязала отвратительную реликвию. Мальчик что-то промычал, и только тут я сообразил, что он нем и совершенно глух. Однако, судя по сверкающим глазам, он все понимал; достаточно жутко.
Кто они такие?
Я сидел и смотрел на них. Кто они? Из какого исторического периода? Скорее всего из пятого века после рождения Христа, самое начало проникновения германцев в Британию. Иначе не объяснить римскую виллу. К шестому веку лес и оползни поглотили большинство из остатков римских строений.
Я не мог понять, что они из себя представляют, но, значит, в какое-то время существовала легенда о странной семье, немом сыне, муже и его жене, несущей драгоценную реликвию короля или воина, и ищущих что-то, быть может развязки их рассказа.
Я не помнил никакой истории о Эльфрике. Легенда стерлась из письменных источников; со временем она исчезла и из устной традиции. И осталась только в подсознании.
Саксы ничего не значили для меня, но, как заметил Китон, я что-то значил для них. Как если бы… как если бы они знали меня, или, по меньшей мере, знали обо мне.
Эальдвулф опять заговорил, царапая что-то на мраморе. Вскоре я начал понимать, что он хочет начертить карту, и дал ему листок бумаги и карандаш из маленького запаса, который нес собой. И тогда я увидел, что он хотел изобразить. Он отметил виллу и дорогу, и далекий изгиб говорливого ручья, ставшего огромной рекой, текущей через всю лесную страну. Похоже, что впереди нас находилось горлышко с отвесными лесистыми берегами, после которого река текла по дну узкого ущелья.
