догадался, что видит не собственные воспоминания, а чужие. Воспоминания Себастьяна.
Когда тьма рассеялась, Алан увидел маленького Себа, стоящего у Черной границы на территории Оазиса, рядом с матерью, отцом и несколько десятками людей, среди которых были и аристократия, и ремесленники с окраин. Все смотрели вслед группе всадников, удаляющихся по Дебрям в сторону леса. Наверняка кто-то из провожающих проливал слезы по дочерям, которые будут отныне жить в ином Оазисе, кто-то из юных дев вздыхал по доблестным Пилигримам, вскружившим им голову. Но Себ смотрел — и взрослый Алан видел это отчетливо — на самого маленького всадника, который несколько раз оглянулся.
Маленький Алан покидал родной Галльфран, своих родителей, знакомых, друзей — и Себа. Оглянувшись пару раз, он больше не глядел назад. Зачем? Перед ним распростерся весь мир.
А Себ оставался, ибо Черная граница оставалась для него непреодолимой гранью.
— Идем домой, — мягко сказала мать.
Но Себ вырвал руку и побежал…
…Картинка задрожала, помутилась, и у Алана создалось впечатление, что идет время. Люди на улицах ускорились так, как этого никогда не бывает в жизни, деревья зеленели весной и избавлялись от листвы осенью за считанные секунды, возводились новые здания и исчезали старые.
Алан видел Себастьяна посреди этого изменчивого калейдоскопа — тот рос, вытягивался в росте, взрослел, пока не сравнялся ростом с Алана и не стал статным молодым человеком. У Себа был широкий и высокий лоб, темные, чуть светлее, чем у Алана, волнистые волосы, серые глаза, взирающие на Алана грустно и холодно.
Вдоль хребта Алана пробежал холодок, он уже догадывался, что будет дальше — не в подробностях, но в целом.
— Прошло двенадцать лет, Алан, с тех пор, как ты покинул Галльфран, — проговорил Себастьян, и Алан поежился, услышав знакомый голос. Этот голос снился ему в кошмарах — тихий, мягкий, внушающий ужас. Голос безликого Рыцаря Дебрей. — И ни разу не вернулся. Сколько раз ты вспоминал свой дом, родителей, друзей, меня?
— Поначалу — часто, — пробормотал Алан, стараясь не отводить взгляд. Они стояли напротив друг друга в серой мгле, окружившей их и поглотившей быстро меняющийся город.
— А я вспоминал тебя каждый день все эти двенадцать лет. Думал: почему так несправедливо устроен мир? Одни идут, куда хотят, а другим всю жизнь сидеть в клетке?
— Себастьян! — воскликнул Алан. — Себ! Так это ты — Рыцарь Дебрей? Но как ты смог выйди за Черную границу? Ты — все-таки Пилигрим?
Себ с грустью покачал головой. Он не был зол на Алана — лишь печален.
— Нет, друг Алан, я не Пилигрим. Девять лет назад, когда нам обоим было по пятнадцать лет, в Галльфран прибыл караван Пилигрима Тиберия. Тиберий приехал с сыном, который не был Пилигримом.
Алан почувствовал, как дрогнуло лицо. Мир сошел с ума? Почему Оседлые обрели способность ходить по Дебрям, а он об этом ничего не знает?
— Так получилось, что Тиберий остался в Галльфране почти на месяц, — продолжал Себастьян, — и я подружился с Марком. Узнал кое-какие подробности.
Себ вдруг улыбнулся, подмигнул, и Алан узнал в тем того самого Себа, с которым он совершал безобидные шалости много лет назад.
— Оказалось, папаша Марка, Тиберий, очень сокрушался, что сынок оказался Оседлым. У Пилигримов вообще редко дети становятся Пилигримами. Тиберий не смирился и придумал штуку: обрядил сына в особую одежду, в которой были вшиты мелкие камушки из Черной границы Разрушенных Оазисов. Они отпугивали Тварей, и Марк смог путешествовать с отцом по Дебрям.
— Но ведь это гениально! — не выдержал Алан. Он забыл на мгновение, что перед ним стоит убийца Эмиля Ламара и многих безымянных людей из Хоу Вердена. Он снова говорил со старым другом. — Можно добыть побольше Черного камня и…
Он осекся — вспомнил про взорванную границу Хоу Вердена и уведенных из Санти рабочих, которые должны были таскать Черный камень.
— Вшивать камень в одежду — не вариант, — усмехнулся Себ. Видимо, он понял по выражению лица собеседника, о чем тот думает. — Марк это доказал. Он пошел на охоту в Дебри в одиночку, споткнулся, упал в овраг, зацепившись курткой за куст. Одежда слегка порвалась, камни высыпались — не все, частично. Но Твари поблизости этого оказалось достаточно… Марка нашел сам Тиберий, который спохватился чуть позже, чем следовало. Марк был сильно ранен и оглушен Эманацией, но умер не сразу. Вероятно, Камни все же его защитили. Я был тогда ассистентом доктора Леонарда Бернара и помогал оперировать Марка. Мы пытались его спасти, но бесполезно. Марк умер, и все мы поняли, что Тиберий сам привел сына к такому исходу. Боги не хотят, чтобы Оседлые гуляли по Дебрям, и обмануть их завет невозможно.
— Я ничего об этом не знал, — сказал Алан, плохо понимая, что говорит.
— Но я не сдался. Трюк с Камнями мне понравился и засел в голове. Мне подумалось: если одежда ненадежна и может порваться в неподходящий момент, то что насчет кожи?
— Кожи?
— Именно! Кожа, в отличие от одежды, покрывает наши тела полностью! У меня остались Камни от Марка. Убитый горем Тиберий, кажется, позабыл о них. Пилигримы получили жестокий урок и больше не повторяли такой ошибки. Они даже старались об этом прискорбном инциденте лишний раз не распространяться, поэтому ты ничего не слышал. Я придумал другой вариант использования Камней.
С этими словами Себастьян снял сюртук и рубаху под ней, оставшись в одних штанах и сапогах. Весь его поджарый мускулистый торс покрывали причудливые темные разводы татуировки. Это были геометрические узоры, нанесенные не очень умело, но они завораживали.
— Я раздробил Камни, растер их в тонкий порошок и сделал из них суспензию, которой один умелец из бедных окраин покрыл все мое тело. — Себ захихикал. — Я здорово рисковал: если бы узнали родители, чем я занимаюсь по вечерам! Они-то думали, что я хожу на свидания! Если бы эти татуировки не спасали от Тварей, я испортил бы свою красоту на всю оставшуюся жизнь!
Он посерьезнел.
— Мне повезло. Хотя везет достойным. Я начал делал регулярные вылазки за пределы Черной границы. Видел Тварей, а они видели меня. Они не нападали. Они даже не захотели откусывать мне голову, хотя она оказалась без татуировок! Ха-ха!
Он снова коротко засмеялся и резко оборвал смех. Алан обратил внимание, что, смеясь, Себ продолжает внимательно следить за Аланом и глаза его не смеются.
— А потом я стал планировать уход из Оазиса. Мастер татуировок очень удачно умер — его зарезали в драке. Так что ни одна душа в Галльфране не знала о моем маленьком секрете.
