— Испанская, — сообщил я, возвращая шпагу. — Похоже, середина прошлого века. Хороша в ближнем бою, но против настоящей итальянской слабовата.
— Вас ничем не удивишь, Франсуа, — развел руками Шарль. — Действительно испанская, еще моего прадеда… Мы что, ждем кого-то?
— Нашего друга из прерий, — напомнил я. — И если я не ошибаюсь, этот фиакр…
Фиакр неспешно вынырнул из-за угла. Послышалось громкое «Тпру-у!», коляска остановилась…
— Или у меня что-то со зрением, — невозмутимо заметил Вильбоа, — или это не гражданин д'Энваль.
«Скорее всего второе», — хотел ответить я, но ограничился лишь неопределенным «Н-да!» Ибо тот, кто приехал… Вернее та, что приехала…
— Мерзнете? — Очки гражданки Тома блеснули. — Так вам и надо! В дальнейшем обещаю вам горячку и скоротечную чахотку, а также…
— Мадемуазель! — восхитился я. — Вас ли мы имеем счастье лицезреть?
— Меня! — Очки вновь блеснули. — Прежде всего хочу сказать, что Альфонса я с вами не пущу! У него насморк, и вообще не с его здоровьем заниматься подобными глупостями! А вы…
Мы с Шарлем переглянулись.
— Мадемуазель! — повторил я. — Надо ли понимать, что вы связали беднягу Альфонса…
— Всего лишь заперла! А вы… Хороша парочка — один только что с того света, по второму больница плачет! Как врач, я строжайше запрещаю вам даже думать о каком-то там подземелье…
Мы учтиво поклонились, Вильбоа даже шаркнул ногой.
— В общем, я приехала забрать вас отсюда… Я поймал ее руку с грозно воздетым кулачком и поднес к губам. Гражданка Тома резко отшатнулась, и внезапно я заметил в ее глазах слезы.
— Ну почему меня никто не хочет слушать?! Если б я была мужчиной, вы бы не смели так себя вести! Вы… Вы… Вы издеваетесь!
Внезапно мне вновь захотелось погладить ее по коротко стриженным волосам — как тогда, в часовне. Маленькая девочка, которая играет в доктора и обижается на взрослых, не принимающих ее игру всерьез.
— Юлия, мы все равно туда направимся, — как можно спокойнее заметил я. — Это такая же данность, как эпидемия чумы…
— Вы хуже, Франсуа Ксавье! — огрызнулась девушка. — А от вас, гражданин Вильбоа, я такого, признаться, не ожидала! Ну что вы там забыли?
Мы вновь переглянулись.
— Пару недель назад гражданин Люсон зашел к вам в часовню и сказал, что требуется помощь, — негромко проговорил Шарль. — Считайте, что история повторяется.
— Вы серьезно? — Похоже, она растерялась, но быстро пришла в себя. Очки вновь вызывающе блеснули. — Я вам верю, граждане, поскольку у вас обоих удивительная способность нарываться на неприятности. А посему иду с вами, и посмейте только со мною спорить!
— Хорошо! — решил я. — Врач может понадобиться, и кроме того, вы сможете показать нам часовню.
Надеюсь, мадемуазель, вам не надо намекать, что впредь мои приказы следует выполнять беспрекословно? Она фыркнула и топнула ногой: — Мужлан! Я куда охотнее буду слушать приказы гражданина Вильбоа!
Шарль улыбнулся, чем подлил масла в огонь.
— Вы оба — больные! Вы обязаны слушаться врача, и… и… Хорошо, я согласна, но отныне буду думать о вас еще хуже, хотя это почти что невозможно! Жаль, что я не мужчина и не могу вызвать вас на дуэль! Ну, чего вы стоите? Решили схватить горячку прямо здесь?
Впереди, сколько хватал глаз, тянулись долгие ряды серых надгробий. Ни деревца, ни кустика — только камни, старые, покрытые трещинами и полустертыми надписями — и совсем новые. Некрополь. Город мертвых.
— Сюда! — осмотревшись, определил Вильбоа, когда мы миновали ворота.
«Сюда» относилось к невысокому строению, несколько напоминавшему сторожку. Однако двери оказались обиты толстым железом, а у порога скучал небритый парень в знакомой синей форме.
— Назад! — буркнул он, не поднимая глаз. — Запрещено, граждане!
— У нас пропуск… — начал было Вильбоа, но «синий» не желал слушать:
— Я сказал — назад! — Старое, плохо чищенное ружье дернулось, черный зрачок ствола смотрел в нашу сторону. — Ходят всякие! Приказ Коммуны…
Дверь приоткрылась, и оттуда выглянул другой гвардеец, держа мушкет наперевес.
— Смирно! — негромко скомандовал я, чувствуя омерзение при виде этого сброда, смевшего надеть форму. Пусть вражескую — все равно.
— Чего «смирно»?! — возмутился было первый. — Не старый режим!..
— Молчать! — Внезапно меня охватило холодное бешенство. — Оружие к ноге! Руки по швам, негодяи! Вздохнете — пристрелю!
У меня не было пистолета, не было даже ножа, да и не желал я пачкать руки об этих недомерков. Просто на миг я стал прежним, словно тот, ушедший навсегда, проснулся, чтобы защитить самое святое для тех, кто носит форму, — порядок. Порядок, начинающийся с выбритых щек и кончающийся у подножия престола. Ради этого я жил, ради этого — умер…
Какой-то миг они колебались, но затем в глазах блеснул страх — привычный вековой страх Жака Простака перед разгневанным барином. Я еле удержался от усмешки. Тот, кто вышел из-за двери, наскоро застегивал шинель, первый уже стоял, неуклюже прижимая мушкет к правой ноге.
— Осмелюсь доложить! — Второй гвардеец наконец-то застегнулся и неуверенно прокашлялся. — Так что, мы караул от пятой роты Национальной гвардии секции Гравилье. Старший наряда сержант Бомоль. За время несения службы…
— Вольно! — вздохнул я. Собственная выходка показалась верхом нелепости. Учить дисциплине этих обормотов! Все равно что муштровать баранов…
— Гражданин Вильбоа, предъявите пропуск! Сержант Бомоль, похоже, не на шутку растерялся и только через пару минут сообразил, что держит бумагу вверх ногами. Наконец последовал облегченный вздох.
— А-а! Все понятно, граждане! Прошу, заходите! Внутри не было ничего, кроме грубо сколоченного стола, двух табуретов и еще одной двери в глубине. На столе возышались несколько пустых бутылок и два масляных фонаря.
— Вход за той дверью, — негромко подсказал Шарль. — И фонари…
Я кивнул и подошел к столу. К счастью, оба фонаря оказались полностью заправлены.
Сержант уже возился с замком. Наконец дверь поддалась. Пахнуло сыростью.
— Вот карты у нас нет, — виновато заметил второй гвардеец. — Отобрали. По приказу гражданина Шометта…
Я поглядел на Вильбоа. Тот понял и похлопал себя по груди. Очевидно, старинный план времен великого кардинала был им не забыт.
— Вы там, граждане, осторожнее, — напутствовал нас сержант. — А то мне отвечать придется перед гражданином Дантоном…
— Это уж точно, — пообещал я. — А за то, что не бреетесь, он с вас нашивки живо сорвет! Растяпы!
Внезапно я представил, как Титан с рычанием сдирает с ополоумевшего гвардейца сержантские нашивки, и еле удержался, чтобы не расхохотаться. Увидев гражданина Дантона, этот горе-вояка просто помрет на месте — от страха. Или впадет в каталепсию на радость гражданке Тома…
