— Я же просил помалкивать! — опять обиделся грек. — Никто не может задавать мне вопросы! Так вот, слушайте и трепещите. Как пророчествует Платоний, учение известного Иисуса сначала покорит гордый Рим, а затем и весь мир, а избранный народ, — грек сурово взглянул на иудея и повторил специально для него, даже как бы злорадствуя, — а избранный народ потеряет отечество и начнет бродячую жизнь… А это значит, что в скором времени следует ожидать новых происков «Закулисы». Так учил Платоний.
И это все. И больше я вам ничего не скажу. Хоть убейте меня!
И он разорвал на груди тунику.
После этого грек-философ поднялся, взял с горячего камня ячменную лепешку, как бы причитающуюся ему за повествование о «Закулисе», и, не оглядываясь, пошел в гостиницу. Он, как и его высокопросвещенный учитель Платоний, не терпел, когда ему задавали вопросы.
— Нет, видали, а? — возмутился иудей, обращаясь к оставшимся у костра погруженным в раздумья ночлежникам, но почему-то особенно стараясь заглянуть в глаза Иоанну. — Какой безобразник, это Платоний!.. Если хотите знать, эллины все такие. Они — бабники и смутьяны.
И наш герой Иоанн согласился с иудеем. Не без лукавого сочинил свою притчу этот Платоний. Но выводы о том, что эта странная, никому не известная «Закулиса» напророчила через этого безумца и путаника Платония, что учение Иисуса покорит Рим и завоюет, наподобие Римской империи, весь мир, озадачили и обрадовали Иоанна.
Хотя можно ли верить язычникам из Эллады, ищущим истину в вине?
Глава 23
Возвращение отрока
В странствиях и в проповедях Слова Божьего, в страданиях от гонений лютых, в радостях каждому новообращенному язычнику или иудею неслось время; шли дни за днями, седмицы за седмицами, месяцы за месяцами, годы за годами, и вот Иоанн вновь оказался в том городе, где в маленьком монастыре оставил Варавву и Елиуда. И он захотел встретиться с иноком и посмотреть, как преуспел тот в иноческой жизни, прилепился ли к Богу, как завещал ему Иоанн, усерден ли в посту и молитвах, научился ли смирять тело голодом и работою, а заодно и справиться о Варавве. Расцвел ли его суковатый посох от каждодневных поливов, как наставлял он этого великого грешника? Прозрел ли раскаявшийся лиходей? Неспокойно было у праведного на сердце. Смущали слухи. Слышал он, в округе появился молодой разбойник, бывший инок, который весьма жесток к людям.
Имея в душе такие сомнения, старец и пришел к игумену.
— Покажи мне, отче, отрока, которого я оставил тебе для того, чтобы ты научил его страху Божию.
Игумен, увидев Иоанна, пал перед ним на колени, плача и бия себя в грудь, стал каяться, что не сумел удержать в монастыре отрока, и тот убежал, рассорившись с братией.
— Погиб тот юноша, душою умер, а телом — разбойничает на дорогах, — завершил свой рассказ игумен.
Кровь бросилась в голову Иоанну, он хотел было закричать, затопать на игумена, погубившего душу чистого отрока, но остановился: жизнь научила пылкого когда-то Сына Громова смирять себя, укрощать внезапно полыхивающие страсти.
— Ах, отче, отче! Так ли подобало тебе, служитель Божий, хранить душу брата твоего? Дай мне коня и найди проводника, чтобы я мог пойти поискать того, чью душу ты, злодей, не уберег от сетей вражьих.
День за днем рыскал Иоанн с проводником по окрестным горам в поисках разбойников. И все безрезультатно. Один раз нашли следы еще теплого костра, кости агнца, пустые кувшины от вина и — не более. Иоанн неустанно молился, взывал к Господу, но не смел обратиться с молитвою к Божьей Матери, указавшей ему когда-то на этого отрока, которого он так и не привел к Богу, как обещал Ей. На четвертые сутки проводник не выдержал безумств рыскающего по окрестным лесам и чащам, похоже, тронувшегося умом старца и, оставив Иоанну мешочек с лепешками и тыковку с водой, ночью, тайком от праведного, — все равно несчастного задерут волки, — вскочил на коня и был таков. Предательство проводника ничуть не смутило старца. Он продолжал свой поиск, ибо был в ответе перед Богородицей.
На пятую ночь Приснодева явилась своему нареченному сыну и рассказала, как найти тех разбойников. Иоанн, проснувшись, сотворил Богоматери благодарственную молитву, попросил у нее прощения за оплошность с отроком Елиудом и двинулся в путь, даже не вкусив от оставленной добрым проводником ячменной лепешки. В полдень он подошел к роднику, о котором вещала во сне Богородица и от которого, следуя вниз по бегущему от ключа ручью, он и должен оказаться в стане разбойников.
Бредя вдоль ручья, праведный вскорости уловил запах дыма, печенного на костре мяса, услышал люд-ской говор и понял, что достиг лагеря лихих людей, которыми, по слухам, и верховодил бывший инок, ради спасения которого он уже шестые сутки и мыкался по лесу.
Когда же, ломая ветки, Иоанн выбрался из кустов на поляну, где у костра пировали неприкаянные молодцы, объедаясь бараньим мясом и упиваясь вином, о чем свидетельствовали во множестве разбросанные вокруг костра пустые кувшины, изумлению разбойников не было предела. Увидев, что почтенный старец пришел один и за ним нет стражников, они, не прекращая трапезы, начали потешаться над праведным: покатывались от смеха, показывали на него пальцами, бросали в него обглоданными костями, пугая праведного, таращили на него глаза, как делал это в далеком детстве рыжебородый рыбак Симон Ионин, ныне уже распятый в Риме апостол Петр, когда маленький Иоанн Зеведеев подходил к его лодке.
Иоанна ничуть не напугал этот недобрый разбойничий кураж над его беспомощной старостью и праведностью. Его взгляд скользил по лицам этих вовсю потешавшихся над ним, как над белой вороной, случайно залетевшей в их черный стан, недобрых людей, стараясь обнаружить своего знакомца. Их грубые окрики не доходили до его сознания, он искал своего отрока и ничего из того, что тут описывает автор, не видел и не слышал. Наконец он углядел сидящего чуть в отдалении от костра задумчивого юношу, которого сразу признал. Юноша же, увидев Иоанна, побледнел, вскочил и в смятении и страхе бросился бежать. Иоанн кинулся за ним. Разбойники, не привыкшие к подобной драматургии, в изумлении замолчали, вытаращили глаза и открыли ненасытные свои рты, выказывая этим свое необычное удивление происходящим.
Иоанн бежал за юношей. Старый человек, он задыхался, хватался за грудь, ему не хватало воздуха, у него посинели губы, но он все же кричал вслед убегающему от него Елиуду:
— Сын мой! Сын мой! Остановись! Обратись к отцу своему и не отчаивайся в падении своем; грехи твои я приму на себя; остановись же и подожди меня, так как Богоматерь послала меня к тебе…
