Как выяснилось, мне надо было сразу встать на учет в здешней комсомольской организации. Но еще не все потеряно. В смысле, не вовсе поздно. Казнить нельзя, помиловать. Для чего мне надо, однако, какую-то там учетную карточку. Представить то есть. Потом недолгое время обсуждали, где эта самая карточка могет быть. Уже после занятия мною места в тылу, привычно у стеночки, прижавшись спиной. Коли с оружейником, что интересно, не было. То есть те, кто занят, из партполитработы временно извлекаются. Ну и славненько. Будем иметь в виду…
Потом пипл продолжил свои увлекательные занятия, и я с удивлением обнаружил, что они реально полагают все это очень важным. Выступают, обсуждают, и все это под мудрым призором душки-замполита. Потом надоело. Вспомнилась недавняя смена моего гражданского состояния. Да, похоже, местных бумажных крыс чудеса моего штабного пилотажа поразили аж по самые никуда. Здесь-то все, наверное, чинно-гладко, прежде чем что-то сделать, инструкцию надо найти да прочесть. Ничего, война всему научит.
Мне в свое время, впрочем, войны не понадобилось. Служить начинал в ОРР, а там все причиндалы отдельной части. Кроме знамени. Писарчука по штату не положено, начальника штаба тем более. Ротному не до этого, замам тоже, взводные вообще самые разнесчастные люди, а когда кому-то вдруг да и до этого – лень. Старшине – ну вот еще только этого не хватало. Выделяли срочника, который всей этой ерундой и занимался. Обычно одного, но такая катавасия все время была, что и мне приходилось, и другим, кто пограмотнее да поответственней. На первый хотя бы взгляд. Потом же, перед проверкой обычно, начинался мандраж, всех нас вызывали в канцелярию и начинали дрючить. Под чутким руководством аж самого ротного. Обычно. Но отношение не так чтобы уж очень серьезное. Были дела поважнее. Собственно, едва ли не все.
Помню, как-то подвыпили охвицера с наиболее продвинутыми сержантами-контрабасами по поводу дня рождения ротного, так возьми да и выпиши ему в подарок справку, будто бы он является женщиной, вследствие чего по четвергам почему-то и субботам ему разрешается посещать женское отделение местной бани. Своими вот этими руками набирал на компе и распечатывал. Комп не любит, когда на нем по пьяни, а я тогда цырь был – пить не положено. По уставу. Потом – угловой штамп, подпись, круглая гербовая – и все дела. Официальный документ. Но это так, шуточки. Бывало и всерьез. Взводный, Юра Серегин, к примеру, развелся как-то с женой. Ну, порадовался, свидетельство о разводе обмыли – что еще? Однако через полгодика где-то вздумалось ему опять жениться. А в ЗАГСе ему – ту самую красивую и загадочную – типа, кто вы, мистер «Х» – букву российского алфавита. Во всю ширь. Нет, мол, в удостоверении штампа о разводе. Кто ставить должен? Строевая часть! Пошел в строевую. Там – та же буква в ту же лейтенантскую харю. То есть наоборот, в не вовсе оскотиневшее еще юное личико. Иди в ЗАГС. Пришел в роту, сидит грустный такой. Говорю – давайте, товарищ лейтенант – господа так и не прижились в войсках, – вашу ксиву. Со свидетельством. И спокойно так пишу: «Брак с гражданкой имярек расторгнут на основании Свидетельства о расторждении брака номер такой-то от числа такого-то, выданного райотделом ЗАГС таким-то, командир в/ч пп 03 391 гв. ст. л-т Захаров». За ротного расписался, печать поставил – вперед. Прошло со свистом![226] Ну, и другие фокусы бывали. Почище этого. Но о том – помолчим. Гриф не снят. И не будет. Никогда. Перед прочтением – сжечь!
Вдруг слышу голос:
– Товарищ младший лейтенант комсомолец Малышев, а о чем я сейчас говорил?
– О том, – отвечаю, – что мы сейчас должны дружно сплотиться и под чутким руководством ВКП (б)[227] и лично товарища Сталина выступить под алым стягом борьбы на борьбу с…?
Способность автоматом выдавать последнюю услышанную фразу меня еще в школе не раз выручала. Не такая уж редкая, кстати.
– А то мне показалось, что вам неинтересно, у вас вид такой был… отсутствующий.
Не успел я соврать, до чего ж мне все это интересно, как под истошный взвизг двери материализовался посыльный и потребовал на КП. Меня. Срочно. И тем не менее. Прежде чем отпустить несознательного меня, сначала поступило из зала предложение отпустить оного, потом вопрос был предложен на голосование, опосля, натурально, проголосовали, и уже потом лишь покинул сборище. Даже не зная, что и сказать по этому поводу. Впрочем, ежели народу нравится, так почему бы и нет.
На КП меня вовсю уже ждали Сиротин – стоя, Жидов, Харитонов и Толик – опять фамилию забыл, черт… простое что-то такое. Оказывается, решение насчет поединка наверху еще не принято. Думают то есть. Однако сначала решено было дать мне отдохнуть. На всякий случай. Но затем пришел заказ на разведку. Снова флотский Р-10, вдоль предполагаемой линии фронта, туда чуть западнее, обратно чуть восточнее, ну, или как уж там получится. Немного поснимать, но не как тогда, а в основном по радио – кто, где да как. Доложить. И – надо сопроводить. А у нас с Жидовым вроде как опыт есть. Остальным же неплохо бы его приобрести. Глядя на нас. Старых муд… рых.
Прежде, впрочем, задержался. Попросил Сиротина, чтоб если что – смертью храбрых. А не без вести пропавшим каким-нибудь. А то жаль будет, если все зря… Ну, с Фросей этой. Пообещал. Ему – верю.
А так – сказано-сделано. Дело уже к вечеру, неспешно ковыляем вслед за разведчиком, тем же самым, на север. Прямо за ним Харитонов с Толиком, следом Жидов со мною. Кручу головой. Солнце с запада, «худым» удобно. От солнца. Излюбленный прием. Настроение, однако, прекрасное. Хоть что-то доброе сделал. В этой жизни.
Немцы, значит, распаковали-таки свою кубышечку. Десантную. У нас после Крита так и не решились ни на одну парашютную высадку. Немцы, в смысле. Я, служа в ВДВ, разумеется, не мог не интересоваться их историей. Включая не наши. Все панические вопли про немецкий десант, которых немало было в начале войны, относились к прорвавшимся разведдозорам, которые действительно немало крови попортили… и пролили. Ну, «бранденбурги», конечно… Хотя и они в основном – не парашютным способом. Инфильтрация, тайные аэродромы, планеры со встречей на земле. Больно стремное это дело – с самолета сигать. С парашютом. В неизвестность. Потери слишком велики. Хотя способность к парашютному десантированию – вешь полезная. Противнику приходится контролировать все потенциальные площадки приземления. Рассеивая внимание и силы.
Сам сколько прыгал учебных, и ночью, и на воду, и на лес, мать его, и с ГК[228] – по-всякому, а вот по-боевому так и не довелось. Даже в той исторической высадке, когда обе дивизии выбросили. Нашу и седьмую. На полуостров Каджиэли. Нас с лодки тогда высаживали, подводной, дальше перебежками да переползаниями. КДО встретили. Комендатуру десантного обеспечения. Потом «илы» прилетели. «Семьдесят шестые». Первыми машинки бывшей моей роты побросали, на МКСах, ну, ребятишек тоже. Оседлали коробочки, и вперед. К Босфорскому мосту. Его водоплавающие захватывали. Мы на усиление. Вовремя. Уже взрывать собрались – так на них насели. Нас, впрочем, тоже ненадолго хватило. Живых девять осталось. Под конец. Это вместе с водоплавающими. Водоплавающим, если точнее. Не раненых вообще не было. И то, я считаю, повезло. У турок очень приличная армия. Была. А спецназ так и вовсе – просто загляденье. Задачу здорово облегчило, однако, то, что после всех пертурбаций, ну, на религиозной почве, все это великолепие как бы без головы осталось. С одними чалмами. Вместо. А так и потери даже не очень большие были. Для парашютного-то десантирования. В основном по пути. С базы в Болгарии перехватчики взлетели, транспортников капитально проредили. От «братушек», конечно, никто ничего хорошего не ожидал изначально. Помня обе мировые войны, где те неизменно с врагами России оказывались. И как базу американскую у себя одними из первых открыли, когда Варшавский договор накрылся. Не успев даже в НАТО вступить. И как в Грузию боеприпасы поставляли. А потом еще и Су-25. Однако такого… даже от этих… А то, что и самолеты, и летчики в основном американцы, – ну так кто ж папуасов местных к таким дорогим игрушкам допустит. К тому же ребяткам, что из горящих разваливающихся Ил-76 да в стылое море, это как-то без разницы уже было…
Однако разворачиваемся. Насколько могу судить, прошли за Барановичи, километров двести, теперь на восток… Наверное, к Минску. Побачить, захватили – не захватили. На землю особо не смотрю, на то разведка есть. Мое дело – воздух. Пока никого. Появятся – встретим. Как следует. Вообще, они какие-то странные здесь, в реале. Совсем не так надо на «мессерах» против «чаек» бой вести.
Оп, сглазил! Как ждали. А может, и правда ждали. Чтоб хвостами повернулись, где обзор никакой, да еще солнышко. Мы, однако, наученные. Чуть вправо, чуть влево, потом чуть вверх, чуть вниз – есть! Пара всего. С высоты, набрав скорость, быстро идут. Вижу, Жидов тоже заметил, стиль пилотирования почти незаметно, но изменился. Такое ощущение, будто напрягся весь. Я тоже – газу добавил, винт разгрузил. В любой момент готов «прыгнуть» в боевой разворот. Восприятие ускорилось. Секунды тянутся медленно. Что-то, похоже, не так. Головой даже и не кручу. Все время – только назад. В зеркальце не видно – сбоку заходят. Одна рука на рудере, большим пальцем в гашетку, вторая на шаге винта. Приближаются… Сейчас… Нет!
