хороший парень! Шебутной слегка, конечно, — я задумался. Здорово бы вытащить за собой в Москву Ильяза, Аню, Базанова… Но моя собственная судьба была в тумане. Кто я? Адъютант у Кирпоноса? Не смешно. Мне же полкана дали. Подрывник-террорист Старинова? Его, кстати, так и не отозвали в Москву — остался налаживать рельсовую войну на месте.
Или я глава партизанского отряда? Родина, конечно, не забудет — все-таки Гиммлера я ухайдокал. Да и других фашистов накрошил немеряно. Война идет лучше, чем могла бы. Киевского котла, считай, не случилось. Разгром немцев под Москвой оказался сильнее, наши войска взяли и удерживают Вязьму, Ржев. Наступление правда, застопорилось, но оно и понятно — надо подтянуть резервы, перегруппироваться.
На взлетном поле Дягилево нас никто не встречал. Мимо бомбардировщиков, ИЛов мы побрели на КПП. А там нас первым делом оглушила выведенная в динамик сводка Информбюро:
«В течение ночи на 15 января на ряде участков фронта продолжались активные боевые действия наших войск.
Бойцы тов. Ефремова (Западный фронт) за один день боёв захватили 8 немецких танков, 22 орудия, 68 пулемётов, 8 автомашин и 40 повозок с боеприпасами.
Подразделение тов. Вороновича, совершив глубокий обход, вышло в тыл отступающим вражеским частям и в ожесточённом бою истребило свыше 100 немецких солдат и офицеров.
Бойцы тов. Гордова (Юго-Западный фронт) за один день уничтожили 5 вражеских орудий, 2 миномёта, 5 пулемётов и 12 подвод с боеприпасами. Противник потерял 4 взвода пехоты. На другом участке фронта часть тов. Подласа в бою за один населённый пункт вывела из строя до 400 гитлеровцев и уничтожила 100 немецких автомашин….»
Мы поздоровались с летным начальством, представились. Показали документы. Народ, мягко говоря, впечатлился. Не от меня, конечно, от Якова. Нас тут же напоили чаем, целый майор побежал на пункт связи сообщить в Москву о нашем прибытии.
«Брянские партизаны захватили документы 5-й роты финского пехотного полка…», — продолжала бубнить черная тарелка на стене.
Яков тут же ткнул меня в бок локтем: «Это же про наших!»
В числе документов, захваченных у противника, найден «штрафной журнал». Судя по записям этого журнала, в роте нет ни одного солдата, не подвергавшегося дисциплинарным взысканиям. Многие солдаты имеют по 5–6 взысканий. 4 десятка с лишним страниц журнала испещрены записями о наказаниях за пьянство и дебош. Стрелок Тойво Виртанен, и ефрейтор Йоханесс Вайненен в пьяном виде учинили погром в ротной кухне. Унтер-офицер Бруно Тюлле украл 2 килограмма масла из военного склада. Унтер-офицер Ярко Юкко продал своё обмундирование. Нило Тиканен и другие стрелки обокрали своих сослуживцев.
В неотправленном письме на родину, найденном у убитого финского ефрейтора Ласса Кахма, написано: «Две недели тому назад мы потерпели поражение и должны были отступить. Оружие и машины мы в значительном числе оставили. Лишь немногие товарищи сумели спасти свою жизнь и остались в той одежде, которая была у них на теле. Я буду помнить это всю жизнь».
— Да… Сабуров молодец! — я вздохнул, вспоминая отвальную. Я вот пьянствовал, а Бондаренко по заданию Сабурова устроил засаду у Новгород-Северского. И попали в нее трубчевские финны, которых направили для разбора завалов.
— Надо же, как быстро передали в Москву… — покачал головой Яков.
— Утром в газете — вечером в куплете, — покивал я, допивая чай. — Товарищи, а как насчет переночевать?
ВВС, разумеется, не оставили нас без крова. Устроили в летном общежитии, выделили койки, даже полотенца с бритвенным станком и одним помазком на двоих. Предложили помыться в баньке. Ну как, воды теплой выделили и пол кусочка мыла. И то хлеб, скажу я. А уж бельишко свежее — вообще песня, доложу вам. Жизнь налаживается, особенно после того как толщина кожного покрова немного уменьшилась под воздействием мочалки. Мылись мы, конечно, в лесу у нас, что же мы, дикари какие? Но большей частью так, поплюхаться, чтобы запахом не сильно шибало. Мыло — не всегда, в основном зола и песочек. Да разве я жалуюсь? Если надо, я и до самой победы так могу, мне не жалко. Но не так как некоторые, мол, подштанники менять не стану, пока Гитлера не упокоим. Да от того, что твои товарищи от вони страдать будут, до Берлина быстрее не дойдешь.
Помылись, легли покемарить. Проснулся я, слышу — бодрствует сосед мой, ворочается.
— Что, Яков Иосифович, не спится?
— Да вот, пол ночи проворочался, а сна ни в одном глазу. От нервов, наверное.
— Ну так давай пройдемся, проветримся немного.
Мы умылись, оделись, пошли. Сначала узнать про перспективы дальнейшего полета. Погода, к сожалению, не радовала. В лучшем случае нам светила вторая половина дня, да и то, с большими сомнениями. Позавтракали, и сели, глядя друг на друга. Чем бы теперь заняться? По аэродрому особо не нагуляешь — пространства, конечно, хватает, но всё оно какое-то… однообразное, что ли. Обратились к дежурному, мол, а куда еще можно?
— Так сейчас машина в Рязань пойдет, прокатитесь до города, — обрадовал он нас. — А там договоритесь, чтобы он вас забрал по дороге назад. Или как получится.
Сказано — сделано. Нам что собираться? Ремень поправить да по сапогам тряпочкой пройтись. Залезли в кузов полуторки, устроились рядом с какими-то мешками и коробками, да и поехали. До Рязани оказалось совсем недалеко — и десятка километров не наберется. Так что если и придется назад пешочком, не утомимся. Ну как, по морозу, снегу и с ветерком — тяжеловато будет, но мы же в лесу натренировались немного.
Высадили нас возле вокзала. Тут же договорились и встретиться часа через три. А если не будет нас — то и без нас уедут. Мы здраво рассудили, что этого времени нам как раз должно хватить на экскурсию по городу и покупку сувениров типа чего-нибудь пожрать. Встали, осмотрелись. Да уж, прошлась война по городу. Вроде тридцать километров немцы не дошли, потом их развернули отсюда. Вокзал существовал только в виде небольшого домика в стороне и живописных развалин на месте основного здания. Расчистили уже всё, конечно, но смотреть на останки сооружения было не по себе. Вроде и видел этого добра достаточно — одного Киева хватило бы на троих, а не привыкнешь к такому. Не замыливается взгляд,
