тебя знаю. Обещал мне тихо сидеть, но с него теперь не спросишь. Да и толку-то, по-любому сейчас появятся сложности кое-какие.
— Например? — хмурюсь я.
— Например? Ладно. Батя его, Туман, захочет тебя прибрать, в расход пустить. И с меня спросит. Я его знаю, он мне самому, как отец был на зоне. Когда я откинулся, он велел за сыном присматривать.
— А как это у авторитетного вора и вдруг сын? Откуда такое?
— Оттуда. Точно из того же места, что и у менее авторитетных людей. Кому сейчас это интересно вообще? Двадцатый век заканчивается.
— Ну и пусть он этого алкаша Игорька пускает. В расход, то есть. А если будут вопросы, может сход собрать, за меня есть кому слово замолвить. Я так понимаю, что ты за меня впрягаться не собираешься, да, гарант?
— Игорёк-то, по-любому не жилец. Да только ты не догоняешь. Какой сход, кто из-за тебя рамсить будет? Посадит на перо и прости-прощай.
Цвет качает головой, пропуская слова о гаранте.
— Да и этот чухан на каждом углу будет орать, что это ты Киргиза пришил, — продолжает он.
— Он не видел.
— Какая разница, видел или нет. Орать будет, сто пудов. Он сидячий, к тому же, знает кого-то там… Но это неважно, Туман рамсить не будет, он сразу ответ даст. И у меня с ним разговор будет не из лёгких. Придётся ехать к нему в зону.
— Ты-то здесь вообще каким боком? Ты вообще думал, что он в Иркутске.
— Да похер, кто что думал. Короче, Бро, вот это, что мне сейчас рассказал, никому больше не говори, понял? Чтобы нигде не выплыло. И Ферику не вздумай рассказать. Сейчас он с тобой возится, потому что ему просто интересно, что ты такой молодой и ранний. Думает, может что-нибудь из тебя выйдет, толк какой. Но если ему будет выгодно, он тебя сразу продаст. Так что никому, понял?
— Проблема в том, — пожимаю я плечами, — что и тебе, походу, не стоит ничего рассказывать. Слишком легко ты словами бросаешься, гарантиями.
Он вскидывается, но тут же поникает.
— Ладно, хорош ты на мозоль давить. Чё мне делать-то было? Про гарантии мои тоже не говори никому. Это чисто просьба моя. И вот что… ты подумай про охрану. Ну… хотя бы, пока всё не утрясётся.
— Блин, Цвет, мы же не в Америке, с охраной ходить. Ты вон тоже безо всяких телохранителей обходишься.
— Со мной всегда кто-то есть. Вот и ты подумай, как это устроить. Могу своих пацанов подкинуть. По цене с ними сам договоришься, если чё.
— Нет уж, извини, пока я как-то не готов твоим пацанам доверять. Ты сам вон меня подставил. А теперь Туман, батя твой названный, что тебе скажет? Нагибать тебя будет, да? Скажет мол отдай мне Бро, правильно? Он нам никто, он должен ответить, так?
— Не знаю я, чё он скажет, — ещё больше мрачнеет Цвет. — Ты лучше скажи, когда в Красноярск рванём?
— А он не в Красноярске чалится, случайно?
— Бро, да ты достал уже! — он вскакивает, явно оскорблённый моими словами.
— Ну, извини, — отвечаю я и тоже поднимаюсь, — за то, что говорю, что думаю. Суть вот в чём. Ты ситуацию не разрулил, думал само рассосётся. Наверное, и меня хотел сохранить, и Киргиза. Но ты его не просёк. Как так, я не знаю, учитывая, что ты его давно и хорошо знаешь. Но ладно, твоё дело, не просёк или не захотел просекать. Но просто смотри, теперь тебе скажут, что ты должен и от меня избавиться. То есть не хотел терять никого, а потеряешь всех. Решай сам, гарант, только Киргиза уже не вернуть. Про Красноярск подумаю и потом скажу.
Ровно в одиннадцать я бросаю в багажник Платонычу рюкзак. Сам по себе он большой, но вещей в нём немного. Надеюсь, наши гости прилетят не с невероятных размеров чемоданами.
— Взял фотоаппарат, как ты просил, — говорит дядя Юра, показывая кожаный футляр с надписью «Зенит». — И плёнки кучу. Импортная, «Илфорд», хорошая очень, разной чувствительности.
— О, шикарно. Надо будет всё заснять как следует.
По дороге я рассказываю дяде Юре о вчерашних событиях и о сегодняшнем разговоре с Цветом.
— Да, ну и дела, — качает он головой. — С одной стороны, конечно, здорово, что ты от него отделался и он не будет над тобой дамокловым мечом висеть, но как бы не получилось так, что теперь опасность только возросла.
— Да ладно, дядя Юра, прорвёмся, где наша не пропадала?
— Ну, а как там Наталья твоя, сильно пострадала?
— Моя? — вздёргиваю я брови.
— А что, нет? — он смеётся. — А все думали, что твоя.
— Кто это все?
— Да все, — улыбается он. — Ну, нет значит нет, не твоя так не твоя. Чего занервничал-то? Сильно он её приложил?
— Вроде нет, сегодня выписать должны.
— А Таня… наша?
— Ей сильнее досталось, этот хмырь её почти задушил уже, когда я появился.
— Вот урод, да?
Да, настоящий урод.
Мы разговариваем ещё какое-то время, а потом я отрубаюсь и просыпаюсь только уже на подъезде к Новосибирску.
— Прости, Платоныч, что-то рубануло меня.
— Да ладно, я понимаю, дело молодое, — улыбается он.
Мы подъезжаем к вокзалу и находим укромное место для парковки. Не на привокзальной площади, а с торца, рядом со служебными машинами. Сердитый дед сторож машет на нас руками и тянется к старомодному свистку, но ощутив приятный хруст красненькой в своих изработанных руках, умиротворяется и берёт машину под присмотр.
Платоныч идёт в ресторан, а я беру такси и еду в Толмачёво. Там шеф постоит, подождёт, пока я встречу своих гостей и отвезёт нас на вокзал. Два счётчика и ещё кое-что за ожидание. План, что надо.
Я приезжаю вовремя, и самолёт прилетает вовремя и даже Скударнов с Брежневым выходят вовремя. Одеты довольно спортивно, но в руках несут чемоданы, не слишком, впрочем большие, коричневые, с приклёпанными металлическими уголками. У моей бабушки точно такой был.
— Приветствую, друзья, на сибирской земле! — улыбаюсь я. — Как прошёл полёт?
— Привет! — отвечает Скударнов.
— Отлично, — подтверждает Георгий Леонидович. — Привет, наш юный друг.
О, да вы, как я вижу, активно боролись со страхом высоты. Как известно, в этом деле лучше всего коньяк помогает.
— Мы здесь инкогнито, — доверительно сообщает мне Жора. — Но вон тот топтун, не поворачивайся, он за нами от самой Москвы ходит.
— Жорик, — усмехается Скударнов. — Он вместе с нами летел просто. Куда же ему деться?
— Ну что, юный талант, оторвёмся от топтунов? — спрашивает у меня царский сын.
— Так точно, ваше-с превосходительство!
— Отставить, — смеётся он. — не царский режим, как-никак.
— Тогда пойдёмте, у меня всё готово.
Мы выходим из зала прилётов на большую площадь, а топтун действительно не выпускает нас из вида.
— Егор, давай отрываться! — шепчет Жора.
— Нет, ещё не время, Георгий Леонидович. Не подавайте виду, пусть расслабится и не ждёт подвоха. У нас всё продумано. Вы, в такси, пожалуйста, говорите о красотах дальнего востока, водителя обязательно опросят потом и он расскажет, что слышал. Там как раз через пару часов «Россия» проходит, транссибирский экспресс то есть. Вот они и подумают, что вы на нём планируете ехать.
— А почему из Новосибирска? — задаёт он логичный вопрос. — Можно было прямо из Москвы лететь.
— В том-то и интрига.
Мужик, которого мы приняли за топтуна, проходит мимо нас и идёт в сторону остановки.
— Не он, — качает головой Жора. — Значит настоящего проглядели.
Честно говоря, какого хрена, кто бы за ним посылал специального сотрудника и зачем вообще? Можно подумать он под колпаком у своего зятя. Глупости. Однако, глупости глупостями, но к нам подходит холёный джентльмен в штатском и, достав удостоверение с красными корочками, представляется.
— Майор Конев. Здравствуйте, товарищи. Георгий Леонидович, вам нужна какая-нибудь помощь? Может быть вас довезти куда-то?
— Спасибо, майор, — кивает Скударнов. — Это частная поездка, и мы сами справимся.
— Так точно, — соглашается он. — На всякий случай, вот мой номер телефона, если что-то понадобится, пожалуйста позвоните и я всё организую.
Он протягивает карточку и, чтобы избежать неловкости, мне приходится её взять.
— Спасибо, — кивает Жора и, повернувшись ко мне, говорит немного недовольно. — Ну, куда нам?
Машина стоит рядом. Мы загружаем вещи в «Волгу» с шашечками и едем на вокзал, рассуждая о красотах дальнего востока.
— Как приклеился, — бурчит под нос шофёр, поглядывая в зеркало.
— Кто? — интересуюсь я.
— Да, вон тот фраер на чёрной волжанке. Давай! Обгоняй, чего прилепился!
Водитель машет рукой в открытое окно, но прилепившаяся «Волга» никак не отстаёт.
— Так и будет, пока в поезд не сядем, — сокрушается Жора.
— Почему это? — интересуется
