Саша в изнеможении плюхнулся на свой спальник.
Ярослав, понятное дело, тоже не был в восторге от того, что их переместили неизвестно куда и неизвестно зачем, но включил голову и начинал думать, как из этого выбираться. Думать было не о чем — не зная где они, думать было бесполезно.
Что касается Константина, то он никаких признаков паники не показал, и, похоже, неприятностью попаданство не считал. Он так же флегматично продолжал лежать под дубом и жевать травинку, а потом заявил:
— Ну что, сейчас выйдем к людям и всё узнаем. Куда мы попали, в когда мы попали, и есть ли здесь феечки, гоблины и эльфы. Эх, я бы феечке впиндюрил! По самые помидоры! Гы-гы-гы!
При этом он даже не пошевелился, чтобы куда-то бежать и что-либо узнавать. Саша, наоборот, вместо того, чтобы успокоится, снова вскочил, начал нарезать круги и вопить:
— Всё! Всё пропало! Мы где? В жопе? А? Не? Эти все проблемы с того Гармина начались!
— Нет, твои проблемы начались, когда ты родился, — ответил Костя и рассмеялся, — Саша, прекращай истерить! Что ты как баба с писаной торбой?
— А ты что лежишь как статуй каменный? У тебя всё в порядке? У тебя есть план, мистер-р-р Фикс-с-с? — ядовито прошипел Саня.
— У меня нет плана. План будет потом. Как узнаем, где мы. Или когда мы. Люди везде и во все времена одинаковые, и здесь, если здесь, конечно, люди, а не гоблины, всегда можно договориться.
— Ну так вставай, пойдём что ли?
— Вот так всё бросим и пойдём? — флегматично спросил Костя, — а как же завтрак?
— Давай хоть окрестности посмотрим.
Костя нехотя признал:
— А идти надо… Впрочем, уже не надо.
В лесу едва слышны были чьи-то задорные крики: «Ау! Манька, не теряйся».
— Анекдот про экипаж самолёта знаешь? Который упал на необитаемый остров?
Саша знал, ибо рассказан тот был не менее шести раз.
— Значит, сами придут. Нечего суетиться. Придут, да, а мы тут голодные. И угостить-то нечем. Ну-ка, живо картошку чистить, а я костром займусь.
Полагая, что тройная ушица — самое верное средство выведения алкогольных токсинов из организма, Костя стремительно развёл костёр, подвесил котелок с водой и помог Саше чистить картошку. Слава в этот момент занимался тем, что пытался выудить крупную рыбу, которая ходила кругами вокруг крючка и не хотела его брать. «Жерех, наверное, как пить дать, жерех. Это они тут самые умные».
Белка внезапно вскочила и сделала стойку. Костя посмотрел с удивлением на неё.
— А что это вы тут делаете? А? — в тишине раздался женский голос с едва заметными истерическими нотками[2].
Щуря глаз от попавшего в него дыма, Костя обернулся на голос, быстро оценил обстановку и спокойно произнёс:
— Шла бы ты отсюда, девочка.
Молоденькая девушка стояла у кустарника дальней, от Кости, стороны полянки. Бесформенная, подпоясанная шнурком, серая хламида на ней оставляла самый широкий простор для фантазии, но не могла скрыть гибкий стан и приятные округлости. На ногах её были лапти с онучами, а в руках — небольшое лукошко, а русые, слегка вьющиеся волосы покрыты чёрным платком. Она отчаянно трусила, это было видно невооружённым взглядом, но неведомая сила заставляла её бросаться в бой.
— На моей земле рыбу ловите без разрешения! А кто вы такие? Беглые? Пошто по лесам скрываетесь? Я вот сейчас мужиков кликну, вас разом отведут в холодную!
Ярослав немного замешкался, но хотел обернуться, посмотреть, чей же это дивный голос он слышит. Однако судьба-злодейка чуть не испортила всё. Он начал уже разворачиваться, и тут произошло сразу несколько событий. Слава наступил в ведро с наловленной уже рыбой и начал падать. Удочка в его руках совершила рывок в сторону и вверх. Жерех решил, что его лишают заслуженного завтрака, рванулся и ухватил приманку с крючком. В итоге удочка полетела в одну сторону, жерех прилетел прямо в руки Константину, а Ярослав встал нараскоряку, упираясь руками в глинистый берег, перед юной, судя по всему, женщиной. Он, насколько смог быстро, вскочил на одну ногу, с грехом пополам освободил сапог из ведра, поправил очки на переносице, оставив грязные разводы на носу. Девушке эти эволюции показались настолько комичными, что она звонко рассмеялась, прижав кулачок ко рту.
Костя в это время боролся с резвым жерехом, Саша спешно собирал с лужайки разбежавшуюся плотву, а Слава смотрел на девушку и не мог насмотреться. Что-то мямлил совершенно непотребное, вроде, «дриада из кущ лесных, нимфа, Афродита… позвольте лобызать следы ваших ног…» и тому подобную чушь. Стоял, растопырив измазанные в глине руки, на лице его написана обида на столь, как ему казалось, неуместный смех, пополам с восхищением прекрасной женщиной. Выражение его лица вызвало у неё новый приступ смешливости, отчего Ярослав и вовсе скис.
Саша в смехе девицы сразу почуял шанс. Нужно было ловить благоприятный момент. Пока она смеётся, явно не побежит звать околоточного
— Сударыня, э-э-э… не стоит беспокойства. Мы не тати, а скромные паломники, заблудились вот э-э-э… и решили остановиться возле речки. Да ежели мы бы знали, то нешто? Непременно бы у вас спросили позволения, но вы-то неужто скитальцам не позволили бы переночевать в вашем лесу? Страннолюбие — есть первая заповедь господня, ибо сказано в Писании: «Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам»[3].
Костя уже откинул вторую порцию рыбьей мелочи и кинул в котелок куски жереха. Еще пять-семь минут — и можно было подавать на стол. Со словами: «иди, рожу умой», — бесцеремонно отодвинул Славу от прекрасной незнакомки и произнес:
— Позвольте представиться, Константин Иванович Берёзов. Это мои друзья, Ярослав Ханссен, — он показал на Славу, — и Александр Шубин. Путешествуем.
— Лежнёва, Анна Ефимовна, — ответила ему девушка, — помещица села Романова.
— Милости прошу к нашему шалашу, отведайте, чем бог послал, — проворковал он и негромко прошипел в сторону Александра: «Суетись, суетись!» От первых мгновений зависело слишком многое, нужно во что бы то ни стало привлечь женщину на свою сторону. То, что это не юная девушка, а женщина лет 23–25, не оставалось сомнений.
Саша мухой вытащил на белый свет пластиковый столик и раскладные стулья — он страстно любил отдыхать с комфортом, более, того, с некоторым шиком и даже дешёвым понтярством. Вытащил плетёную корзину со столовым набором (пластик под фарфор) на шесть персон, ложки, вилки и ножи из китайской нержавейки. Ловко, как будто всю жизнь этим и занимался, Костя под локоток подвёл Анну Ефимовну к столу, подал ей складной стульчик:
