— Нет, с тем случаем все так и есть, а вот то, что я именно тот Алексей Григорьевич, которого вы знаете, я не совсем уверен.
— Что? — только и смог сказать добряк. — Что значит «не тот»? Алексей Григорьевич, вы, видно, надо мной смеетесь, а я не пойму, чем вас прогневил…
Он так обиделся, что я уже пожалел, что затеял этот разговор. Нужно было просто сослаться на занятость и идти своей дорогой.
— Получается, что вы это не вы? Вы с нами не хотите больше знаться? — тихо спросил он, отступая от меня.
— Нет, что вы такое говорите, мне очень приятно было с вами встретиться. Но только, я не тот Алексей Григорьевич, которого вы знаете.
— То есть как это не тот? — растеряно спросил он. — А какой?
— Не знаю, я сам по себе. То есть, меня тоже так зовут, только мы с вами, к сожалению, не знакомы. Вернее сказать, знакомы, ну, тогда в лесу, мы с вами виделись, а вот, раньше не встречались, — окончательно запутавшись, договорил я.
— Не встречались? — переспросил он с нескрываемой тревогой. — И с Марьей Ивановной вы тоже не встречались?
— Тоже, — подтвердил я.
— А с кем вы тогда встречались?
— Не знаю, с партизанами встречался с Сеславиным, с принцем Богарне, с Наполеоном.
— Понятно, вы встречались с самим Наполеоном! И фамилия ваша не Крылов?
— Крылов, — после долгой паузы, ответил я. — Выходит…
— И зовут вас не Алексеем Григорьевичем?
Теперь уже не он, а я совсем ничего не понимал. Ладно, похожая внешность, даже совпадение имени и отчества, но еще и фамилия…
— Меня зовут Алексеем Григорьевичем, — как эхо повторил я за ним, — Крыловым. Но вас я не помню и Марью Ивановну тоже, простите, не помню, и вообще… Может быть, я все забыл после ранения, — попытался я придумать хотя бы для него, правдоподобное объяснение своего беспамятства. — Меня недавно ранило, рядом взорвалась бомба. Так вы говорите, мы хорошо знакомы?
— Хорошо? Да мы, голубчик, отменно знакомы, вы даже не представляете, как мы хорошо знакомы!
— Правда?
— Чистая, святая правда! Вы, можно сказать, наш любимый друг и благодетель!
— Благодетель? — опять повторил я за ним. — Это, в каком же смысле?
— Вы Марью Ивановну с того света, можно сказать, вернули, и вам я обязан тем, что на земле живу!
Это оказалось для меня слишком круто. Конечно, приятно, быть «благодетелем», но не до такой же степени!
— И зовут вас?
— Николаем Николаевичем Урусовым, — четко выговаривая слога, как будто говорил с ребенком или глухим, сказал он, — теперь вспомнили?
Я отрицательно покачал головой.
— Простите, ничего не помню.
— Знаете что, голубчик, я вас теперь непременно к себе отвезу. Вам в таком состоянии ни в какую Калугу ехать нельзя, поживете у нас, оправитесь, тогда и езжайте куда пожелаете!
— Ну, если только представиться Марье Ивановне, — сказал я, — если вас мое присутствие не затруднит…
— Михеев, — крикнул Урусов лакею на запятках, — помоги барину сесть в карету!
— Слушаюсь, ваше сиятельство! — гаркнул тот.
Михеев, мордатый парень с морозным румянцем во всю щеку, лихо соскочил с задка кареты и помог мне снять мушкетон и со спины солдатский ранец. Николай Николаевич подставил под локоть руку и почти насильно впихнул в карету.
Я, впрочем, не сопротивлялся. Делать мне в Калуге было совершенно нечего, к тому же очень заинтересовал двойник и полный тезка. Вариантов кто он такой и откуда мог взяться, было несколько, один другого фантастичнее и с этим стоило разобраться. Не каждый день можно встретить такой феномен.
Урусов между тем, сел в экипаж, лакей захлопнул за ним дверцу и тот тотчас же тронулся. Карета была довольно вместительная, с двумя мягкими диванами друг против друга. Мы с Николаем Николаевичем оказались лицом к лицу. Было ему по виду, лет пятьдесят, возраст в это время вполне почтенный, но держался он бодро, был оживлен и никак не походил на старика. Мое «плачевное» состояние и потеря памяти, его огорчали, но он старался не подать вида, что считает меня «не в себе», однако от вопроса о Наполеоне не удержался.
— Вы действительно видели этого изверга? — спросил он, едва мы расположились в карете.
— Видел, — подтвердил я. — Правда, мельком.
— Как же вы так сподобились? — с непонятной завистью спросил он.
— Совершенно случайно, и безо всякого труда, — ответил я. — Сержант, с которым мы вас отбили у мародеров, оказался знакомым пасынка Наполеона принца Богарне. Когда мы с принцем столкнулись на дороге, он рассказал как я его лечил от пулевого ранения. Богарне этим заинтересовался, и приказал привести меня к себе в штаб. Не успели мы с ним поговорить, как приехал Наполеон. Вот собственно и вся встреча.
— И о чем они говорили? — живо спросил Урусов.
— Не знаю, нам сразу приказали выйти, так что Бонапарта я видел меньше минуты.
— Мне бы его встретить! — мечтательно сказал князь. — Уж я бы…
— Думаю, у вас бы ничего не получилось, — поняв его недосказанную фразу, ответил я, — только что смогли бы красиво погибнуть.
— А если бы вы к нему подошли и пронзили ему сердце кинжалом?! — взволнованно вскричал Николай Николаевич.
— Меня бы до этого успели порубить в капусту. Там было больше десяти боевых офицеров!
— М-да, пожалуй, — согласился он, думаю, только для того чтобы мне не нужно было упрекать себя в трусости. — И как вам показался изверг?
— Усталым и простуженным. А так человек как человек, ничего особенного. Рогов я у него не заметил.
— Это надо же, — не слушая, посетовал Урусов, — по воле одного человека, столько напрасных жертв! Сгорела Москва, тысячи и тысячи погибших!
Такая пацифистская оценка бойни, которую развязал Бонапарт, военизированного ополченца меня, удивила. Обычно чем больше вождь отправит на тот свет людей, тем выше его статус. Мы помолчали, отдавая дань памяти погибшим в этой бессмысленной и кровопролитной войне.
— Расскажите, пожалуйста, что вы знаете обо мне? — попросил я. — Когда мы с вами встречались, и что я такого сделал?
— Алексей Григорьевич, вы, правда, не шутите? У меня такое чувство, что вы надо мной труните.
— Господь с вами, Николай Николаевич, — так же церемонно-вежливо ответил я, — это правда, я совсем вам не помню. У меня после ранения выпали из памяти целые куски прошлой жизни.
— Пожалуй, что расскажу, но если вы меня разыгрываете, то Бог вам судья. На посмешище выставите старика!
Я развел руками, ударил кулаком в грудь, всем видом показывая, что чист перед ним и он начал:
— Познакомились мы нынешним летом, в нашем имении Услады. Марья Ивановна смертельно захворала, а докторов так хороших не нашлось. Послали за доктором в Москву, да ведь пока туда, пока сюда. Вот тут-то и свела нас одна прелестная дама Анна Сергеевна Присыпко…
