не поняли, Никита Егорович, — Огурцов замотал головой на короткой поросячьей шее, которую еле-еле обхватывал широкий безвкусный галстук. — Мы труп не забирали. Он там еще.
— Как — не забирали? — рука Горохова так и застыла с горящей зажигалкой.
— Ну, осмотр места происшествия еще формально не закончили, вас ждали. А тело утром обнаружили, дачники.
— Ого, — Горохов присвистнул. — Вот почему нас так гнали.
— Нам сказали, что вы оперативно прибудете, — улыбался Огурцов (интересно, он когда-нибудь может не улыбаться?). — Вот мы и решили вас дождаться. Тело не трогали. Только судмед его, конечно, осмотрел. Парня опознали. Это Тетеркин Витя, пропал летом восемьдесят второго. Ему тогда тринадцать лет было. В лесу гулял и исчез. Будто провалился сквозь землю. А сейчас ему должно быть уже шестнадцать, вот только не вырос он нисколько. Родители его узнали. Привозили мы их на место. Чуть с ума не сошли от увиденного.
Огурцов вздохнул, почесал затылок и на минуту перестал улыбаться.
— Как такое вообще может быть? И мы не знаем, что думать. На парне даже одежда та самая, в которой он в последний раз из дома ушел. Поэтому решили дождаться специалистов. То есть вас…
— Хм… — Горохов приоткрыл окошко и закурил. — Иван Петрович, мы конечно, постараемся помочь. Но аномалии — не наш профиль, так сказать. Как вы уже читали в журналах, мы специализируемся на серийных убийцах. Или на громких преступлениях. Как ни кощунственно это звучит, убийство подростка — ни под то, ни под другое не подпадает. Кстати… А какова причина смерти? Его точно убили?
— Причина смерти неясна, — развел руками колобок. — Видимых телесных повреждений нет. Вскрытие покажет.
— Так почему вы решили, что это убийство? — Горохов обернулся и глянул через сиденье на следователя с некоторой укоризной.
— Ну, а как же? — пожал плечами тот. — Три года мальчишки не было, а тут нашелся. Тихенький и дохленький. В таком возрасте беспричинно не умирают. Еще и в лесу.
Часа через полтора машины обогнули городок, перед которым возвышалась бетонная, выбеленная известью стела. Над перекрестием серпа и молота застыли массивные буквы: «Цыпинск».
Волга свернула на грунтовку и, минуя населенный пункт, нырнула в тень смешанного леса. Прохлада приятно легла на плечи, придя вместе с запахом хвои и трелями птиц. Пыльный асфальт остался позади. Апрель на Брянщине выдался теплый. Будто лето наступило. Я с облегчением выдохнул. Сзади маячила «канарейка» с мигалками, в которой сидели Света, Катков и Погодин.
— Что же паренек? — недовольно спросил Горохов.
— Городок, который мы проехали, — Огурцов кивнул на Цыпинск. — Оттуда родом потерпевший. Что вам сказать? С родителями жил, в школе учился. Пионер. Все как у всех, ничем не выделялся. Ни в спорте, ни в учебе. Обычный пацан, тихоня. Когда пропал три года назад, помню, мы целую неделю леса прочесывали. Всю область на уши поставили. Добровольцы со всех краев к нам приезжали, помогали искать уже хотя бы тело. Я тогда был уверен, что его уже не было в живых. Потому что все прочесали. До самой Украины и Белоруссии. Кто ж знал, что он еще три года проживет.
— Ну, до Украины и Белоруссии у вас рукой подать, — скептически заметил Горохов.
Еще недавно в кабинете с ним спорили мы, а теперь мой начальник сам, кажется, всё больше уверялся, что вызывали нас сюда сгоряча — возможно, что совершенно зря.
— Пусть. Но и там коллеги союзных республик прилегающие леса осмотрели, — заверил Огурцов. — Мы области и республики соседние известили. Ориентировки разослали. Думали, может, мальчик заблудился и вышел где-то далеко от дома, ведь всякое бывает в лесу. Была еще версия, что зверь напал. Медведь, кабан у нас водятся.
Через несколько минут дорога совсем сузилась. «Волга» жалобно скрипнула боками об еловый лапник и уткнулась в древесную стену.
Рыжеусый Игнат заглушил машину и, обернувшись, виновато проговорил:
— Иван Петрович, дальше не проедем…
— Без тебя знаю, — нахмурился на секунду тот, но через мгновение вновь поспешил натянуть на круглом, как блин лице, свою неизменную улыбку. Будто не следователь со сложным делом, а официант какой-то, который на чаевые набивается.
— Прошу за мной, товарищи, — Огурцов шустро выбрался из машины и резво вскочил на коротенькие ножки, утонув по колено в прошлогодней траве. — Тут недалеко.
— А что делал протерпевший в глухом лесу? — Никита Егорович огляделся.
Колючие тени столетних деревьев затмевали солнце.
— Да разве ж он глухой? — еще шире улыбнулся колобок. — Тут с Цыпинска народ постоянно шастает. Туристы всякие. Грибы в августе начнутся. Ребятишки в войнушку и индейцев играют. Опять же-таки, дачи здесь близко.
— И никто раньше в лесу у вас не пропадал? — скептически спросил Горохов.
— Пропадали, конечно, ну так люди везде теряются. У нас это случалось не больше не меньше, чем в других краях и областях. Статистику вам не подскажу. Это вам надо в уголовном розыске узнавать, сколько без вести пропавших числится.
Огурцов поражал меня жизнелюбием.
— А у вас разве в прокуратуре учет не ведется? Уголовные дела по факту исчезновения людей ведь возбуждаете? — расспрашивал Горохов с пристрастием.
— По умолчанию сто третью возбуждаем. Убийство. Но материалы у разных следователей. Большинство дел приостановлены уже давно.
— Но вы даже сверку и анализ не проводили? — продолжал наседать Горохов, недовольно зыркнув на собеседника. — Сколько людей пропало за последние три года, товарищ Огурцов?
— Да проводили, наверное, сверки эти, — отмахивался короткими дутыми ручками Иван Петрович. — Этим у нас зампрокурора занимается, а я человек маленький. Мое дело расследовать и дела в суд направлять.
— Или приостанавливать их за отсутствием обвиняемого, — пробурчал Горохов.
— Что же делать, — оправдывался колобок. — Стопроцентной раскрываемости не бывает. Это утопия.
— Но стремиться к ней всё-таки надо, Иван Петрович, — назидательно проговорил Горохов. — Поднимите-ка все дела с пропавшими в области за последние пять лет. И мне на стол… Особе внимание уделите пропавшим подросткам. Вызовите их родителей, сам хочу с ними побеседовать. И нам еще нужна будет служебная машина. Та, на которой мы приехали, вполне подойдет.
Горохов задумался, вспоминая, не упустил ли чего, и совсем не ожидал сразу получить ответ.
— Простите, Никита Егорович, — колобок виновато улыбнулся. — Но я не могу
