И вот теперь он, наконец, добрался до меня, пользуясь моей беспомощностью, потащил к себе новую избу. Впрочем, 'избой' новые дома, что наш коллектив стал строить тут в последнее время, можно было назвать с большой натяжкой. Да, снаружи они несколько смахивали на те, что стояли тут ещё с дореволюционных времён, разве что были заметно больше их по размеру. Даже брёвна наружных стен выглядели прямо как настоящие, и крыша была похожа на соломенную, если смотреть издалека. А вот внутри…, внутри был настоящий 'евроремонт' в лучших традициях конца двадцатого века. Собственно, наши люди решили провести эксперимент по привнесению современных нам строительных технологий и материалов на местную почву вкупе с сохранением оригинального колорита русской деревни. Некоторые основные строительные материалы изобрели прямо тут, производя их из местных ингредиентов. Один биобетон, состоящий из смеси песка, необожженной извести и хитро обработанного силоса с малой добавкой речного ила чего стоит. Прочность у него, конечно, по сравнению с обычным бетоном не очень, так ведь из него никто небоскрёбы строить и не собирается. Для заливки фундаментов, строительства подвалов и малоэтажных строений его хватит более чем, а по цене он втрое дешевле получается. Кирпич из него тоже хороший выходит, понятно, что для печек он не годится, как и силикатный, а вот на стены и заборы — самый раз. И это ещё не всё, что тут делали, минерализованные ДСП-плиты из соломы и опилок без формальдегида, обычный пенобетон и много другого. Плохо было с механизацией, техники считай — и не было совсем. Почти всё делалось вручную, зато это позволило сильно оптимизировать весь процесс строительства, начиная от подготовки стройматериалов до конечной отделки. В итоге, новые домики получались на загляденье, можно было даже подумать о том, что эту технологию можно перенести в наше время, так как выходило быстро, красиво и совсем не дорого. И первыми новосёлами экспериментального строительства были те из наших людей, кто решил переселиться в это время безвозвратно, хотя я их и отговаривал от этого шага, предлагая периодически переходить через портал туда-сюда. Но кто меня слушал…
В 'избе' на кухне за самоваром нас уже поджидал местный участковый Пётр Афанасьевич Аниськин. Он был очень похож на героя-однофамильца известного советского кинофильма, разве чуть постарше возрастом. И вообще мужик он был хороший. Ветеран войны, которая началась для него осенью сорок первого и закончилась только в сорок шестом, когда он вышел из госпиталя после тяжелого ранения под Берлином. Он не один раз ходил за линию фронта, будучи опытным разведчиком, и почти всю войну прошел без единой царапины. И уже когда до победы оставался один шаг, глупая случайность едва не отправила его на тот свет, хорошо, успели довезти до госпиталя. Вообще-то он жил не в этой деревне, а в соседней, что находилась в двадцати километрах от нас, но в последнее время часто обретался тут, благо это был его второй рабочий участок. Естественно, он всё знал про то, кто мы такие и откуда взялись, и всячески нас поддерживал после того, как мы показали ему, что ждёт нашу страну в ближайшем будущем. И благодаря его советам и непосредственной помощи, мы были избавлены от множества проблем в этом мире. Да и просто поговорить 'за жизнь' он любил, впрочем, для участкового милиционера это основной источник информации о том, что происходит на вверенном ему участке. И вот теперь мы сидели за столом, и после пары чашек чая, я рассказывал о том, что меня так тревожит в последние дни.
– А ведь ты просто впервые живого человека убил, вот и страдаешь муками совести, — вынес своё заключение Аниськин, после того, как я рассказал про свои недавние приключения.
– Нет, Пётр Афанасич, далеко не первого, от моих рук и слов, прямо или косвенно, уже целый десяток в землю лёг, а кто-то и в небе и остался, — ответил ему я сокрушенным голосом.
– Ошибаешься ты Алексей, тех, кто был ранее, ты ведь даже как людей не признал. Бандиты и предатели ведь совершенно не вызывают у тебя сострадания.
– Действительно, не вызывают. Разве это были люди? Думали только о себе, а на других в лучшем случае плевали свысока.
– Ну вот, ты и разделил друзей и врагов. Одни направо, вторые налево, одним жить, а другим нет. Просто, прям как на фронте, по нашу сторону окопа свои, а по другую чужие.
– И что я был не прав?
– Прав, конечно. Но, в отличие от тех, убитых тобой врагов в самолёте, ты, убив другого человека, преступив эту границу добра и зла, сам остался человеком. Не превратился в такого же зверя, как они. И теперь не можешь себе простить даже случайное убийство того, кого ты тоже признал человеком. Как будто у тебя там был другой выбор.
Я выглядел озадаченным, но так и не знал, что ответить. Слова участкового отзывались у меня внутри каким-то гулким эхом, которое не желало затухать или успокаиваться. Аниськин тем временем продолжил, повторяя по сути то же самое, что сказал ранее.
– Ты рассказывал о подслушанном тобой разговоре в самолёте, где Джон говорил о своей возлюбленной. Именно тогда он перестал быть для тебя просто врагом, перейдя в другое качество. Ты признал его таким же, как и ты сам, который может любить и не может идти против воли обстоятельств. Не ты первый решаешь эту проблему, у нас на фронте все проходили через такое. Немцы ведь далеко не все фашистами были, у них в далёкой Германии тоже были жены и дети, невесты и возлюбленные. Что нам не воевать с ними из-за этого было, сложить оружие и взывать к их сердечной доброте? Ты солдат на войне, помни об этом. Не ты напал на них, но они на тебя. Они пришли, чтобы взять силой то, что им было не положено, силой заставить вас делать то, что нужно им, не спрашивая вашего мнения. Вы для них ничто, не люди, а скотина, которая если не даёт молока или шерсти, так идёт под нож. Как и в сорок первом. Те же самые лозунги, те же самые нацистские идеи сверхчеловеков. Нельзя убедить такого врага отступить, взывая к его человеческим чувствам, он просто переступит через твоё поверженное тело и пойдёт дальше в твой дом, где тебя ждала твоя семья, надеясь, что ты их сможешь защитить. Только победив врага в бою, ты докажешь ему, что ты не слабее его и с тобой можно считаться.
Аниськин взял чашку и отпил из неё дымящийся напиток, глядя при этом на меня своим серым пронзительным взглядом ветерана войны, не раз смотревшего в глаза самой смерти.
– Я не знаю, откуда пришли эти ваши 'гости', но они ничуть не отличаются от тех, кого мы уничтожили в сорок пятом, — продолжил участковый. — А потому отставить, солдат, пустые размышления, пока ты не одержал победу. Твоё дело правое, ты должен победить. 'Героическая смерть в бою без выполнения задания считается предательством, а ранение — дезертирством', — так всегда говорил наш командир перед выходом группы на задание. Это же говорю тебе я сейчас, твой бой только начинается, у тебя нет права на ошибку.
