— Найдётся, — брякнула я. — Раз сразу не напало, значит ещё появится. Что зря топтаться?
Я старалась не смотреть на жесткое лицо с ужасным шрамом, ставшее ещё уродливее и страшнее. Геллан кивнул, спрятал меч, прикрыл глаза, прислушиваясь. Ни один камень на его нарукавниках не звякнул, не засветился. Дураку было понятно: если что-то и шмыгнуло за нами вслед, оно было не опасно. По крайней мере, пока.
— Я что-то чувствую, но не могу понять, что…
Озадаченного Геллана мне ещё видеть не приходилось.
— Может, харэ тут топтаться? — резонно заметила я. — Мила, заводи Софку в конюшню. А то перегородила проход. Стоим тут, как три дурака.
Мила вздрогнула, очнулась и торопливо повела лошадку к дверям. Ушан, виновато оглядываясь на меня, поплёлся к конюшне сам. Я с трудом оторвала задницу от каменных плит. Савр игриво ткнулся в Гелланово плечо и тоже потрусил вслед за Ушаном. Оказалось, тряслись не только руки, но и ноги, а идти я пыталась как можно беспечнее.
— Вот тебе пример, почему нельзя бродить в одиночку.
Если он хотел поставить меня на место или запугать, то обойдётся. Я встрепенулась, открыла рот и хотела возразить, но тут рядом некстати материализовалась Мила, поэтому я отложила на потом дискуссию о моей личной свободе. Ну, погоди… чем больше запретов, тем сильнее сопротивление.
Ужин прошёл в гробовом молчании. В едовой мы упорно не смотрели друг на друга, только жевали, не понимая, что едим и зачем. Мне хотелось поскорее смыться и спрятаться в своей комнате, чтобы наедине выработать стратегию дальнейших действий.
К сожалению, мои многострадальные мозги отказались генерировать гениальные идеи. Я мяла одеяло, взбивала кулаками подушку, закатывала глаза, вздыхала, крутилась, но ничего путного так и не придумала. К тому же зверски хотелось есть. Среди ночи я сдалась. Тихо выскользнула из комнаты и малодушно прокралась на кухню, мечтая найти хоть корку засохшего хлеба.
От моего визга, наверное, содрогнулись стены замка. Я визжала не останавливаясь и не набирая воздуха в лёгкие. Видать, оперная певица умирала во мне все пятнадцать лет моей жизни. Я визжала и не могла оторвать взгляда от двух желтых фар, что уставились на меня из-под стола.
— Мау! — жалобно и как-то жалко отозвались фары.
Я заткнулась. На брюхе, прижимая к спине уши-антенны с помпончиками, из-под стола вылез неимоверно грязный облезлый кот. Он так смотрел на меня, что всё внутри перевернулось от жалости. В коридоре слышались шаги.
— Прячься, быстрее!
Я схватила кота на руки, заметалась по кухне и запихнула бедное животное в какой-то ларь и тут же шлёпнулась сверху.
Примчались, наверное, все домочадцы замка, включая прислугу. Но первым ворвался Геллан. Я виновато обвела всех глазами.
— Я тут это… проголодалась… а тут мышь… то есть писклик… или показалось…
Геллан подозрительно на меня уставился. Шиш тебе. Мила тихонько прыснула, Аха переглянулась с Ви, бронзовокожий Дред демонстративно зевнул и ушёл первым. Через минуту в кухне не осталось никого, кроме меня и Геллана.
— Ну что ты уставился?! — взвилась я. — Может, мне и здесь, в замке, будить тебя каждый раз, когда захочется поесть или пройтись по коридорам? У меня из-за тебя бессонница, между прочим! И нервы расшатались, кстати! А ещё…
Договорить я не успела: Геллан развернулся и ушёл, не сказав ни слова.
— Ну и подумаешь… — пыхтела я в пустой дверной проём. — Ну и ладно… Не разговаривает он…
Стало обидно до слёз, я вскочила с ларя, нашла кольцо колбасы и краюху черного хлеба. Зажёвывая колбасу слезами, я открыла крышку. Кот стоял на муке в раскоряку, растопырив все шесть лап, и боялся пошевелиться. Грязная шерсть стояла дыбом, хвост мелко дрожал, прижатые уши слились со спиной.
— Вылезай. Все ушли.
Кот не дрогнул. Я со вдохом выволокла его на божий свет и поделилась колбасой. Кот ожил и с урчанием набросился на еду.
— Ешь, изголодался… Я так понимаю, это ты сегодня шмыгнул за нами вслед…
Котяра наяривал колбасу, прижимая кусок к полу когтистой лапой.
— Бедные мы, несчастные, — глотала я слёзы, поглаживая кота между ушами.
Кот неожиданно метнулся к двери. Так быстро, что я не успела заметить, как он сделал это. Только что впивался зубами в еду, а через секунду исчез. Лишь моя рука осталась висеть в воздухе.
Почувствовав как загрохотало сердце в груди, я обернулась. В дверном проёме стоял Геллан, а кот тёрся огромной головой об его ноги. Но Геллан вниз не смотрел.
— Писклик, говоришь… — холодно сказал он.
Я судорожно глотнула непрожёванный ком хлеба с колбасой, шмыгнула носом, но вытереть мокрые глаза не посмела.
— Показалось, говоришь…
Кот продолжал увиваться вокруг него, как лиана.
— Н-нуу… — промямлила я. — Котик приблудился…
— Кошам не место в замке, — отрезал Геллан. — Завтра я позабочусь, чтобы его пристроили в Долине.
Кот тенью метнулся в сторону и исчез. Я моргнула.
— Может, он не настоящий?… Привидение?…
Геллан посмотрел мне в глаза и саркастически поджал губы.
— Ты гладила его. И по всей вероятности, таскала. И даже если это не так, — а это так, я уверен, — то он только что тёрся о мои ноги. Думаю, паршивец проскочил в замок, когда мы возвращались из Долины.
— И только поэтому ты готов его безжалостно вышвырнуть, — попыталась возмутиться я.
— Не только. Кошам в замке не место.
Он говорил это жестким противным голосом. Мне хотелось прибить его. Я приготовилась возражать, но Геллан развернулся и ушёл.
— Бездушная дубина, — буркнула я и со злостью откусила ещё один кусок колбасы.
Кот тут же материализовался из воздуха и замер рядом, не сводя глаз с колбасного огрызка в моей руке.
Меня осенило.
— Пошли со мной, — прошептала я и, помахав колбаской возле серого носа, рысью помчалась в свою комнату. Кот последовал за мной. Как два вора, мы проскочили по коридору и перевели дух, когда дверь за спиной закрылась.
— Молодец! Заслужил! — прошептала я и отдала коту всё, что осталось от колбасного кольца.
Кот продолжил трапезу, а я без сил упала в постель.
— Завтра мы что-нибудь придумаем… И вымыть тебя надо, — пробормотала я, почти мгновенно засыпая.
Естественно, я проспала всё на свете. О том, чтобы смыться втихаря, не могло быть и речи, тем более, что утром, кажется, заходила Мила, а я лишь поглубже зарылась в одеяло и умирающим голосом просила оставить меня в покое. Мила восвояси отправилась к Тяпке и Драконьему оку, а я досматривала незапоминающиеся сны.
