– Я еще долго проживу, – пообещал Крул и вновь рыгнул. – Кстати, о советах. Ты знаешь, что некоторые охранники Элия, которых считали мертвыми, вернулись в Рим? Они все теперь неграждане, но что странно: никто из этих парней не подал прошение о получении гражданства.
– Кроме Неофрона. Хорошо, мерзавец, пишет.
– Не читал, – Крул поскреб пятернею затылок. – Не о том речь. Речь об Элии. Тут такое дело… Малека, работорговца, у которого бывший Цезарь был в плену, убили. Кто-то впрыснул ему в вену сверхдозу «Мечты». И парень прямиком угодил Орку в пасть.
– Ну и что из того? Чья-то месть.
– Так-то оно так. Но за что ему мстили, мой мальчик? За что?
Бенит пожал плечами.
– Ну, не знаю. Кто-то заплатил выкуп, а потом…
– О нет! Римляне сбежали, не заплатив выкупа – это я знаю точно. Вот какая штука.
– Не заплатив выкупа? – Бенит нахмурился. Что-то такое напрашивалось само собой. Но вот что?
– Как ты думаешь, будут мстить работорговцу, которому не заплатили денег? – хитро улыбаясь, спросил Крул.
– Он мог кому-то задолжать.
– Это Малек-то?
– Он мог издеваться над пленниками.
– Умница. А если учесть, что мстил Квинт, преданный пес Элия, Квинт, который сам не был в плену, то хотелось бы знать, что такого сделали с Элием, не так ли? – Глаза Крула превратились в две узкие щелочки.
– Дедуля, ты чудо! Ты стоишь всего «Целия»!
– «Целий» тебя игнорирует, мой мальчик. Пора наступить им на хвост. Только осторожно. Это такая змеюга, которая может ужалить. Кстати, там, в холодильнике есть копченая рыба. Достань-ка.
Бенит кинулся к холодильнику.
II
Утром к диктатору Бениту был приглашен Неофрон.
Литератор явился. Невольно Бенит залюбовался шириной его плеч и мускулатурой рук.
На столике лежал новенький экземпляр «Пустыни» и подле стило с золотым пером.
– Прекрасный библион! – Бенит погладил имитирующую телячью кожу обложку.
– Благодарю, сиятельный муж. – Даже в белой тоге Неофрон выглядел как преторианец.
Они сидели в триклинии на Палатине, во дворце Флавиев. Самый лучший дворец в мире построили плебеи Флавии. Потому что только плебеи понимают толк в дворцах. И самый лучший амфитеатр построили тоже они. Бенит держал в таблине бюст Веспасиана – круглая хитрющая физиономия. Умный был парень. В триклинии тоже есть его бюст. «Деньги не пахнут», – и все тут.
– Читал с истинным наслаждением. За успех библиона! – Бенит поднял золотой бокал с фалерном.
Они выпили. Неофрон был тронут.
– Элий хорошо сражался в Нисибисе? – спросил Бенит как бы между прочим.
– Неплохо для гладиатора.
– А в плену? Как вел он себя в плену?
– Он долго болел.
– Кажется, вы угодили в лапы к некоему Малеку. В связи с чем слышал я это имя? Вспоминаю, но вспомнить не могу.
– Малек погиб в прошлом году весной. Или в начале лета. Об этом писали в вестниках.
– Твоих рук дело?
– Нет. Я не успел.
Бенит понимающе кивнул.
– А Элий? Где он теперь?
– В Альбионе, наверное. Где ж ему быть?
Бенит лично наполнил бокалы вином.
– И как вам жилось у Малека?
– Хуже, чем на Лазурном берегу.
Бенит ненатурально расхохотался, потом состроил хитрую рожу, подался вперед и подмигнув, спросил:
– Били?
– Малековы люди? О нет, наоборот, берегли. Ведь мы стоили много. По их подсчетам – миллионы. Римляне ценятся в отличие от прочих. И этот мерзавец знал денежкам счет.
– За что же его убили?
– Малек прикончил несколько человек, когда нас брали в плен. Все мы были ранены, многие ни рукой, ни ногой двинуть не могли. А эта мерзавец приказал убить людей, что дали нам приют. Такое не прощают. С Малеком обещали посчитаться и посчитались.
– Неужто никого не били? Элия, к примеру. Ведь он упрям. Он такой… Неужто ни разу никто не ударил плетью?
Неофрону почудилось, что с губ Бенита капает слюна. Лицо диктатора сейчас было куда хитрее, чем раскрашенный бюст Веспасиана в нише.
– Цезарь был ранен. Тяжело. Едва выжил. Нелепо было его еще и бить. – Голос Неофрона звучал почти натурально. Но почему-то литератор отвел взгляд.
– Я слышал о Малеке другое. Но он подох. Туда ему и дорога. Выпьем за твой побег, Неофрон. Надеюсь, ты не сделался поклонником Элия?
– Поклонником? Я пытался его кое-чему научить. Но он слишком упрям.
– Ну что ж, выпьем. За бога Аполлона и его девять Муз.
– За десятую тоже стоит выпить. Ведь по моему библиону собираются ставить кино. – Неофрон рассмеялся. Радовался, что разговор так легко ушел от неприятной темы. И Бенит приметил эту радость.
– Прекрасно! Выпьем еще и за десятую.
«Надо бы надавить на него, но парень мне нужен. Пусть пишет свои библионы. Они стоят целого года пропаганды. – подумал Бенит. – Придется поискать кого-нибудь другого, чтобы расколоть».
III
«Другого» нашел Макрин. Другим оказался Камилл. Его удалось без труда заманить в логово исполнителей, ничего не объясняя, лишь намекая на дело чрезвычайной важности. Бенит явился послушать допрос в смежной комнате. Камилл ждал в темном таблине больше часа, пребывая в неизвестности. Он многое себе навооброжал за это время. Прислушивался, но ничего не слышал. Вглядывался в темноту до рези в глазах, и перед ним вновь расстилалась пустыня. Камилл не знал, к чему готовиться. К исходу часа он стал думать, что ослеп.
Наконец в комнате зажглась лампа, и явился Макрин. Он был в черном, как и его исполнители, но статью и повадкой на военного совсем не походил, хотя и копировал с тщанием манеры центуриона. Коротышка Макрин уселся в глубокое кресло с высокой спинкой. Перед ним на стол парень в черном поставил вино и фрукты в вазе, хрустальный кувшин с водой. Вода… Камиллу хотелось пить. Вообще после перехода по пустыне вода имела для него сакральный смысл. Едва он видел эту живительную влагу в прозрачном сосуде, как невыносимая жажда охватывала все его существо. Камилл судорожно сглотнул и огляделся. Стены из темного камня. Крошечные оконца, забранные частой решеткой – обстановка явно не добавляла оптимизма.
– Пить, – прошептал Камилл и облизнул потрескавшиеся губы.
– О, пожалуйста, друг мой, о чем разговор! – Макрин слащаво улыбнулся и наполнил бокал. – Мы же с тобой друзья! – Камилл не помнил, когда они успели подружиться. Но промолчал. Плен научил его держать язык за зубами. – Я восхищен твоим мужеством и мужеством твоих друзей. Вы же герои! Почему Рим не оказывает вам подобающие почести?! Я спрашиваю – почему?
– Какие мы герои! – вздохнул Камилл. – Мы не сумели отстоять город и попали в плен.
– А кто виноват во всем? Руфин!
– Не будем ничего говорить об императоре Руфине. Он мертв.
– Ценю твое благородство! Другие не ценят, а я ценю. Поговорим тогда о живых.
Гроздь винограда в вазе поблескивала аметистовым блеском. Лампа слепила глаза. Камилл жадно пил воду и никак не мог напиться.
– О ком из живых?
Мягкая липкая рука легла на плечо. Камилл передернулся. Ему хотелось домой. Матушка наверняка приготовила пунийскую кашу на ужин. И в чаше на столе виноград. Вернувшись в Рим, он как будто вернулся в детство. Любил, когда его гладили по голове, любил, когда хвалили. Смотрел только наивные сентиментальные фильмы. Ни в цирк не ходил, ни на игры.
– Расскажи, как ты жил в плену? – попросил Макрин. – Ты знаешь, я же писатель. Я могу написать о вас библион, прославить подвиг доблестных преторианцев.
Камилл поморщился:
– Не надо нас прославлять, доминус.
– И все же, как вы жили? Где?
– Жили в крепости на оазисе. Одна комнате на всех. Кормили плохо. Я был ранен, рана зажила.
– На губе рана? – невинно осведомился Макрин. – Я так боюсь боли. И боли, и крови. В обморок падаю, лишь вижу кровь. А ты… о ты все вытерпел… такая боль… Лицо! – Макрин тронул пальцем свою губу. – Ах, да будет здорово то, что я трогаю.
– Нет, рана была на ноге. А на губе след от приклада.
– Тебя ударили? – вопросы следовали как бы сами собой. Как и ответы.
– Я дрался. – Камилл приосанился. – Дрался с псами Малека.
Макрин нахмурился:
– Мне тяжело говорить об этом, но дело в том, мой друг, что я по тайному поручению императора расследую поведение преторианцев в плену. Это неофициальное расследование, – голос Макрина сделался трагичен. – У нас есть сведения, что некоторые из вас вели себя недостойно.
– Таких не было! – запальчиво крикнул Камилл. – Ни одного. Ведь все мы были добровольцами. Когда мы отправлялись в Нисибис, Элий предложил вернуться всем желающим. Но ни один не вернулся.
– Настоящие римляне!
– Именно!
– Принести нашему доблестному гвардейцу вина! Столетнего фалерна! – воскликнул Макрин. – Но ты уверен, что ни один не струсил? – спросил вкрадчиво.
Камилл спешно схватил бутылку, но сумел сдержаться, помедлил мгновение, сам наполнил чашу, медленно поднес к губам и сделал один долгий глоток. Отставил чашу. Он так собой гордился сейчас.
