Так что пейзане должны быть в белом. А эти маскарадные костюмы отнюдь не белые или серые, а грязно-бурые, с нашитыми тёмными птичьими перьями и клоками шерсти. А вот крылья — кожаные. Не как у птиц, а как у летучих мышей. Которых на Руси называют нетопырями. Опа!
В реальности нетопырь — маленькая, до 20 грамм, летучая мышь. Но во всём мире к этому чисто насекомоядному зверьку удивительно злобное отношение. То он кровь сосёт, то с нечистью знается. Сказок по-напридумано куча. И, как высшая форма подсознательных человеческих страхов, маленький летучий зверёк превращается в кошмар человечества — в человека. Нет для человека ничего страшнее, чем свой же брат-хомосапиенс. Но — модифицированный. Упырь. Живой мертвец. Тоже сосёт кровь. Прикидывается румяным здоровым мужиком или страстной красавицей вольного поведения, проникает в жилища, особенно на праздники, и ночью, когда хозяева и гости заснут…
«Потом из них была уха
И заливные потроха…
Потом поймали жениха
И долго ели…».
Упырь примерно соответствует вампиру и вурдалаку. Но ещё в 19 веке народная традиции чётко различала всё три этих типажа. И не только различала: Иван Франко описывал как в его родной деревне живых людей протаскивали через костёр, заподозрив в них упырей. И не надо хихикать над бедными «западенцами» — у нас, в России, осиновый кол в солнечное сплетение или в спину, как специфическое средство успокоения упыря, употреблялся ещё в гражданскую.
Может быть потому, что в средневековье чётче понимали — кто такой упырь и откуда он взялся, то даже и имя такое было: одного из новгородских священников 11 века так и называли в официальных документах — Упырь Лихой. Интересно, как с таким прозванием в церкви священником служить? «А сейчас, добрые люди христианские, помолимся Господу нашему о даровании родным и близким жизни долгой и полнокровной. Ну, батюшка, Упырь Лихой — начинай».
Мои смерды днем толковали об упырях, которые набегут на запах крови. И из-за которых нельзя ничего в лесу оставлять — попятят. Факеншит! Явная нестыковка: если кровосос, то зачем ему коса? Горло резать? Если жулик, то зачем ему запах крови… Ой дурят меня здесь, ой дурят… Надо разобраться, однако.
Пока Ноготок разогревал на костерке кочергу для допроса матёрого, мы с Суханом подхватили молодого и потащили в другой сарай. Может, они по одиночке разговорятся? Связанный парень шагнул в дверной проём и встал. Что такое «как вкопанный» понимаешь, когда в такого «как» врезаешься головой. Больно.
Я сначала разозлился на этот… «столб самовкопавшийся». Потом проследил за его взглядом. Парень смотрит в угол сарая безотрывно. Хоть бей его, хоть режь, хоть кусками ешь. Неужто у них тут и вправду какая-то «яйцекладка»? Тихонько скулит. Сквозь сжатые намертво зубы. Только щека судорогой подёргивается. Что-то мне такое знакомо… По городскому фольклору 20 века.
«Но дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней
Хранил он в памяти своей».
Ага. Это — про меня. Ну, и про Евгения Онегина — тоже.
Идёт как-то конференция по разоружению в Женеве. Пленарные заседания, встречи, визиты, беседы, банкеты, рауты… Новоприбывшая дама на одном из таких мероприятий знакомится… ну естественно — с дипломатом. Манеры, костюм, тон… выше всяких похвал. Изыскан, дипломатичен, демократичен и просто хорош собой. Только одна странность: временами лицо как-то… перекашивается судорогой.
– Месье, извините за нескромность. Эта судорога у вас… после ранения в какой-нибудь «горячей точке»?
– Нет, мадам. Просто… так бабу хочется, что аж скулы сводит.
Аналогичную картинку я и наблюдаю у «птица». Мнётся и скулит. Не отрывая взгляда от пейзажа в углу. Когда надо было деда Перуна в яму оттащить, я сюда заскочил и с Кудряшковой жёнки мешковину сдёрнул. Просто — что ближе валялось. И сейчас лежит наша красавица на мешке слежавшегося сена животиком, со связанными над головой и привязанными к перекладине сохранившейся стенки сарая руками. Белея в сумраке бескрышного строения своей полосатой спиной и другими частями… реверса. А молодой «птиц» не может оторвать взгляда и прекратить испускание слюней. Маленький похожий эпизод есть в «Холодном лете 53-го». Тоже — с мелкой суетливостью и скулежом в предвкушении.
– Нравится?
– У-у-у…
– Хочешь?
– А-га-га-га…
Не надо так сильно головой трясти — оторваться может. Парня просто колотит, как бы не завалился. Какой впечатлительный! Ладно, работаем вернисаж, презентаж и экзибишн. Или — что получиться.
«Ах вернисаж, ах вернисаж!
Кому — мандраж, кому — массаж…»
– Может, перевернуть? Лучше видно будет.
– Цык-цык-цык…
Это у него зубы стучат. Как бы он себе в штаны не… удовлетворился. Тогда и поговорить не удастся. Перевернули бабёнку. Она взвыла, когда поротой спиной на мешок положили. Задёргалась, ножками заегозила. И, раскинул коленки, затихла. В другом углу на шум Кудряшок голову поднял. Оглядел мутным взглядом картинку со своей «богом данной» и снова на подстилку рухнул.
– Хороша?
– Цык-цык-га-га…
– Поговорим — дам попробовать. Мне не жалко для доброго молодца. Если ты — добрый. Сам-то откуда?
Мда… Говорить по-гусиному я ещё не пробовал.
«Гуси-гуси — Га-га-га.
Бабу надо? — Да! Да!! ДА!!!».
Допустить его возвращение в реальность — нельзя. Эффект потеряется. Допустить реализацию его… устремлений — нельзя. Потом очень быстро случиться… возвращение в реальность — и он снова замолчит. Удерживаем беднягу на «лезвии бритвы». Пока он сам…
Мда… «Интернационал» — всемирная песня. Всего восставшего:
«Добьёмся дружно облегченья
Своею собственной рукой».
Или у парня появятся болезненные ощущения. В гениталиях. Собственные в собственных. Пытка самим собой. Собственными членами. Ощущения настолько болезненные, что вернут его в чувство. Вернут к осознанию окружающего и происходящего. Где я пытаюсь вести допрос самца хомосапиенса на пике его течки.
Парень разок начал всплывать в реал. Пришлось поставить его на колени. Между ног бредящей в горячке женщины. И ткнуть его носом. Приблизить, так сказать, лицом к… к пылающему жаром виртуалу. Впрочем, температура, и вообще — состояние её здоровья, «птица» не интересовало совершенно. А вот другое, что так сильно интересовало… Тут бабёнка в своём бреду ножкой несколько дёрнула, ляжкой своей по его щёчке проехалась. Парень так рванул — чуть меня не снёс. Хорошо — Сухан был рядом. Оттащили за волосы, надавал пощёчин.
«Страсть подчиняется покорно,
Её расплющивает воля.
Её из пламенного горна
Бросают в снег, во чисто поле».
Простите меня, Лопе де Вега с со товарищами М.Донским и М.Боярским, за надругательство над текстом романса Теодоро. Но мне очень надо. «Если нельзя, но очень хочется, то — можно» — русская народная мудрость.
Страсти здесь выше крыши — у этого парня. Настолько «выше крыши», что и — «крышу сносит». А вот воля здесь — моя. Как «из-волю» — так и будет. А «горн пламенный» — у Кудряшковой жёнки между ног. Ну, вообщем-то, да — у неё температура уже под сорок. У неё сейчас всё — «пламенное». Так жаром и несёт.
Из допроса ничего не вышло. Глупый я и бестолковый. Учиться надо. Элементарные для профессионала вещи — пропускаю. А самому додуматься — времени не хватает. Допрос, тем более с элементами пытки, требуют профессионального навыка. Не вообще, а конкретно. Предвидения и предусмотрения возможных, хотя бы — типовых ситуаций. Ну что мне стоило вспомнить Юлькин крестик, и как она меня первый раз в этом мире… Повязал бы «птицу» шнурочек, в нужном месте с нужным затягом… Не дошло, не вспомнил, не сообразил. А времени…
Рассказ молодого «птица» получился в этих условиях крайне… фрагментированным. Я практически ничего не узнал. Мне катастрофически не хватало информации, когда ему уже вполне хватило: парень характерно задёргался, не отрывая остановившегося взгляда от «горна», потом согнулся лбом в землю. И после длительной паузы сообщил:
– Всё. Больше ничего не скажу.
Можно подумать, что ты до этого что-то сказал. Только «га-га-га» да «ого-го-го».
Ну и не надо. Делаем «хорошую мину при плохой игре». Явно не наша пословица. То есть, я понимаю — при «плохой игре» хочется сделать противнику гадость. В морду там… или из пулемёта. Но почему обязательно взрывное устройство?
Не понимаю, но «мину» делаю. Хохмочка старая как мир — раздельный допрос с пересказом. Вводим второго допрашиваемого в заблуждение. Путём грязных инсинуаций в адрес первого. Типа: «а подельник-то твой — того… всех сдал, раскололся на первом же скачке…».
Самоудовлетворённого «птица» привязали в сарае. Эх, не будет у нас в этот раз страусиных яиц. Или — казуарьих. Если только сам им не отрежу. Ну и ладно: пора уже посмотреть как у Ноготка дела.
