class="p1">Прежде чем проследовать в специально приготовленное помещение, высоких гостей необходимо накормить и дать им отдохнуть. Они же устали, посвятив целых три часа просмотру. Им выделили под это специальный кабинет. Я тоже решил, что пора заморить червячка, и двинул в сторону столовой.
— Алексей? Но как? Ведь комиссия может вызвать нас в любой момент? — Моисеич смешно семенил вслед за мной и пытался доказать, что нам нельзя покидать приёмную.
То есть эти охамевшие товарищи, которые даже в столовую с простым народом ходить брезгуют, будут сейчас жрать, а я должен сидеть и смирно ждать? Не бывать такому! Поэтому я спокойно добрёл до нужного помещения, взял поднос и заставил его едой. Зельцер вынужден был последовать моему примеру, только решил ограничиться супчиком. Я же с удовольствием навернул две порции окрошки, при этом отмахнулся от начавшего что-то уточнять Моисеича. Чего сейчас можно изменить, кроме как дополнительно накрутить самих себя? А вот аппетит точно испортится. Поэтому мы кушали молча, хотя окружающий народ активно звенел посудой и чего-то обсуждал.
Когда я приступил к отбивной, в зал вбежал полноватый молодой человек в строгом костюме, огляделся и быстро оказался у нашего стола.
— Кто дал вам право на подобное самоуправство? Павел Константинович заканчивает обед и уже скоро начнётся работа комиссии! Встать! Вы обязаны немедленно проследовать в зал заседаний, — под конец своего монолога помощник Романова чуть ли не верещал противным фальцетом.
Разговоры в столовой постепенно затихли, и вокруг воцарилась тишина. Зельцев вообще побледнел и начал судорожно крутить чайную ложку. Кто — бы знал, чего мне стоило не отправить наглеца в нокаут хорошим таком хуком. Дожёвываю кусочек замечательной свинины и поворачиваю голову к нервному типу.
— Скажите, товарищ. А ваша комиссия имеет полномочия на отмену параграфов трудового законодательства СССР? В пункте двадцать девять чёрным по белому написано: «Рабочим и служащим предоставляется перерыв для отдыха и питания продолжительностью не более двух часов в день. Перерыв не включается в рабочее время.» Мы с коллегой сейчас осуществляем своё конституционное право на отдых. Более того, из-за задержки приезда комиссии, мы были вынуждены уйти на обеденный перерыв гораздо позже, — не удержался и стукнул пальцами по циферблату «Ролекса».
Это я специально подготовился, дабы никто не мог обвинить меня в отсутствии дисциплины или неподчинении. Я и другие параграфы трудового законодательства, где государство гарантирует права труженика, выучил назубок.
— То есть вы хотите сказать, что комиссия Главлита во главе с товарищем Романовы может отменить постановление Верховного Совета СССР? Или это ваша частная инициатива? Я же могу отправить соответствующий запрос для получения разъяснений, — продолжаю глумиться над впавшим в оторопь халдеем, — Члены комиссии спокойно пообедали в отдельном кабинете. Ведь поесть в обычной столовой, вместе с простыми гражданами, им не по чину. А мы должны сидеть в приёмной, как низшие существа, и ждать, пока товарищи изволят откушать? Вы не стесняйтесь, объясните нам, тёмным, чего ещё изволите?
Смотрю, а зал-то на моей стороне. В это время ещё нет такого колоссального разрыва между партийной верхушкой и народом. И люди, особенно фронтовики, могут весьма нервно отреагировать на новых бар, которыми вскоре станут номенклатурщики. Товарищ понял, что перегнул палку и сразу раскис.
— Я… Вы меня неверно поняли. Просто вас ждут. Товарищ Романов скоро закончит обед и должно начаться заседание, — проблеял молодой человек.
— У нас тоже обед, — делаю глоток отличного морса, — Через десять минут мы его закончим и будем на комиссии. Вы же в следующий раз просто вспомните, что в СССР нет слуг и господ, у нас бесклассовое общество. Никто не имеет права нарушать мои права, прописанные в трудовом договоре.
Аплодировать нам никто не стал, но толика уважения в глазах простых работников киностудии, появилась. Зельцер нервно выдохнул и попытался опять начать своё нытьё, но я его сразу прервал.
— Они были настроены негативно ещё до просмотра, мой друг. Их хамский поступок — мол, пусть эти крепостные посидят в приёмной, пока мы изволим кушать — один из элементов отношения к нам с вами. А вот такого я никому спускать не намерен. Будут говорить лишнего, то напишу в народный контроль, ЦК или Верховный Совет, своему депутату, наконец. Мы в своём праве, которое гарантирует Конституция СССР. Если кто-то об этом забыл, то давно пора напомнить. Мне с большинством этой шоблы детей не крестить. И ты сам прекрасно знаешь, что вся эта комиссия — просто формальность. Фильм должен посмотреть главный зритель и вынести свой вердикт.
— А что если ему не понравится картина? Ты же сделал на неё основную ставку. Что будет со всеми нами?
— Значит, я проиграл. Понятно, что в проигрыше будет и коллектив. Только вы знали, на что шли. Но поверь, они бы сожрали нас и так. Уж слишком мы выбиваемся из общего формата. Даже «ЭТО» Чухрая работает совершено по иным принципам, хотя и похожим. Кстати, надо будет позже обсудить с ним некоторые моменты. Есть у меня кое-какие вопросы по порядку отчислений с проката. Знаю, что Григорий Наумович уже поднимал этот вопрос. Но это будет позже. И не надо так переживать за коллектив «Прогресса», практически все мои проекты разбиты на ячейки. В случае совсем негативного хода событий, общее дело не пострадает. Даже полные придурки не станут закрывать все наши начинания, особенно на телевидении. Только перед этим мы будем драться и не позволим этим обнаглевшим каплунам разрушить наш фильм. А теперь — вперёд, на баррикады!
* * *
— Поэтому по совокупности приведённых причин, я считаю, что данную кинокартину нельзя допускать к прокату.
Один из замов старшего Романова, чуть ли не двадцать минут надрывался и переливал из пустого в порожнее. Чувствуется партийная закалка и талант истинного демагога. Именно такие кадры, скользкие как угорь, не владеющими никакими навыками кроме болтологии и абсолютно безответственные, вскоре станут определять политику страны. Пусть на низовом и среднем уровне. Но, как показывает практика, некоторым товарищам с родимым пятном на голове, удастся пробиться гораздо выше. Решаю прервать этот нескончаемый поток и поднимаю руку. Докладчик как-то сразу сбился и посмотрел на своего начальника. Бонза вяло кивнул и мне дали слово.
— Товарищ, а можно по существу. Дело в том, что в фильм были вложены большие средства, в том числе иностранного партнёра. Какие конкретно моменты вас смутили и вызвали столь негативную реакцию, что вы предлагаете запретить нашу работу?
— Но как же? Я уже привёл огромное количество просто невероятных нарушений, идущих вразрез с генеральной линией партии и морали нашего
