Через мгновение тягучий, гулкий рёв боевого рога оповестил переставших скрываться витязей, что дан сигнал к началу боя. Буквально через несколько секунд голубое небо потемнело от ливня стрел, обрушившегося на обороняющихся; следом за первым залпом грянули второй и третий, после чего русы с двух сторон с оружием наперевес бросились вниз по скату.
— Победа или смерть!.. — нестройный клич нескольких десятков глоток живо потонул в гневных чертыханиях, раздавшихся с обеих сторон: первые ряды русичей с северного склона уже врубились в успевших кое-как загородиться обозными телегами западных воинов. Крики, проклятия, стоны раненых и предсмертные вопли павших гулким эхом зарикошетили по степным кручам. Без утраченного эффекта внезапности наскок вышел куда хуже и слабее, чем изначально рассчитывал Святослав: навстречу его ратникам ударили стрелы да копья, махом выкосив, как серпом, пару десятков витязей. Но тут, наконец, подоспели бойцы с южного откоса, яростно ударившие по оппонентам с противоположной стороны, в спину, и дело пошло веселее; незримые весы Судьбы, поначалу в не особо удачно складывающейся для воинства Мирграда битве, начали постепенно крениться-таки в сторону рати Святослава. Сказывались численное превосходство, удачно выбранное расположение для атаки и три залпа из луков, выпущенных в самом начале; ряды неприятеля они проредили знатно.
Можно было, конечно, и не бросаться тотчас в рукопашную на занявшего глухую оборону противника и попробовать ещё несколькими тучами стрел уменьшить количество обороняющихся, но времени на это катастрофически не имелось; с начала да с конца каравана на помощь своим уже мчалось по сотне западных наёмников, быстро прознавших о случившемся нападении; над русичами с варягами нависла реальная опасность оказаться зажатыми в тиски. Не допустить этого представлялось главной задачей скоротечного боя, что закружился кровавым вихрем по дну пологого ущелья. Три сотни защитников каравана вкупе с пятьюдесятью телохранителями «вросли в землю» вокруг вычурного паланкина наглухо. В покатой низине вдруг стало неимоверно тесно: всех желающих поучаствовать в битве со стороны русичей Долина Злых Духов вместить не смогла. Посему войско Мирграда раскололось на три части: та, что по центру, медленно, но верно сминала вставших насмерть наёмных воителей с личной гвардией западного толстосума, крайние же два отряда развернулись навстречу приближавшимся из авангарда и арьергарда вражеским бойцам. На поле брани воцарились сумбур и вакханалия, явно не предусмотренные первоначальным планом сечи.
Ратибор, сжав зубы, рубился в самой гуще, в первых рядах, вырезая своей старушкой секирой оппонентов, как пожухлую траву не каждый косарь скашивает. Напыщенные, чванливые западные вояки, пусть и имевшие за плечами боевой опыт не одного сражения, ничего не могли противопоставить здоровенному «рыжему медведю», что с немыслимой ловкостью и скоростью, помноженной на недюжинную силищу, складывал их собратьев нестройными рядками, аки полешки. Но странное дело: рыжебородый исполин, споро отправляя одного за другим оппонентов пировать на небеса, не испытывал особой радости да наслаждения по этому поводу. Впервые за всю свою жизнь он бился сухо, машинально, не получая удовольствия от сечи. Необычное, не свойственное Ратибору безразличие овладело им в этом бою, лишив радости от кровавой схватки. И могучий витязь прекрасно понимал, почему он чувствует себя не в своей тарелке: не за правое дело он сейчас людей губит, ох, не за правое! Роль разбойника явно пришлась не по нутру рыжебородому великану. Всё естество дюжего ратника противилось происходящему, совестливо стуча в набат его необъятной души. Впрочем, это не могло помешать невероятному таланту могучего богатыря убирать с дороги любого неприятеля, явно склоняя чашу весов в пользу мирградского воинства. Может, именно поэтому судьба-злодейка не стала сопротивляться неизбежному, позволив, пусть и с явной неохотой, одержать ватаге русов не самую лёгкую в их истории победу.
— В-вы, вы ч-что творите⁈ — из великолепно украшенного паланкина, добро прошитого залпом из луков и опрокинутого в пылу битвы на бок нёсшей его полудюжиной рабов, выполз среднего росточка, щупленького телосложения довольно молодой ухоженный смуглый мужчина лет двадцати пяти — тридцати на вид. Сказать, что одет он оказался очень роскошно, значит, не сказать ничего; его шёлковые, искусно отделанные златом да драгоценными каменьями вычурные кафтан с шароварами сразу давали понять: данный человек принадлежит к высшему западному сословию и очень знатному, состоятельному роду. Пальцы все в перстнях цены немыслимой, в каждом ухе по тяжёлой серьге с крупным бриллиантом: хозяин Великого каравана явно никогда не знавал, что такое лишения, бедность и голод. А также боль, ибо из его правого плеча, заставляя расфуфыренного толстосума мучительно скулить, торчала одна из шальных стрел, обильно орошая кровью богатые одеяния.
Слегка раскосые очи западного франта ошарашенно разглядывали страшную картину складывающегося явно не в пользу его воинов боя; личная гвардия заморского торговца таяла буквально на глазах, храбро отдавая жизни за своего повелителя. Вскоре на дне пересохшей реки полегли практически все стоявшие в центре три с половиной сотни защитников обоза; лишь разрозненные островки отважно сражавшихся смуглолицых бойцов ещё кое-где оказывали отчаянное сопротивление, впрочем, быстро и жестоко подавлявшееся.
— К-как вы с-смеете⁈ — срываясь на писклявый визг, потрясённо попробовал продолжить свою несуразную речь молодой щёголь, испуганно вперившись взором в оглянувшегося на него, стоящего всего в нескольких шагах рыжебородого берсерка, с проклятиями пытающегося вытащить из туловища только что убитого им очередного гвардейца секиру, лезвие которой застряло в разрубленных нагрудных латах павшего телохранителя торговца. — Да вы знаете, кто я такой⁈ Я…
Но договорить ему было не суждено: одноручный чекан данов, со свистом рассекая воздух, стремительной ласточкой пролетел аккурат мимо Ратибора лишь затем, чтобы глубоко вонзиться точно в сердце бывшему хозяину сего Великого каравана. Силой броска того откинуло на пару метров назад. Разодетый богатей умер мгновенно, так и не успев закрыть застывших в недоумении очей. Похоже, о том, что на его вашество можно поднять руку аль ещё чего поострее, знатный вельможа прежде даже не догадывался.
— Зачем⁈ — Ратибор, наконец выдернув из проклёпанной металлической пластины окаймлённого серебром толстого нагрудного панциря свою секиру, недобро уставился на спешно идущего к поверженному купцу Кубальда. — Он был безоружен и явно намеривался поведать кое-что интересное!..
— О чём он там собрался потрещать с тобой, мы уже никогда не узнаем, — хмуро бросил широкоплечий северянин, склоняясь над убитым и с мясом вырывая у него из ушей серьги. После попытался стянуть и кольца, но те не поддавались. Тогда, достав нож, он быстро срезал с дланей вельможи перстни вместе с фалангами пальцев, тут же запрятав всё это кровавое месиво себе в заплечную котомку. — Потом разгребу, сейчас не до этого… —
