— Добрый вечер, бабушка. Нам бы одну ночь переночевать. Хорошо заплатим.
Старушка перевела на них взгляд. От ее мечтательности и старческой беззащитности не осталось и следа. Перед ними сидела бандерша, ушедшая на покой:
— С вас по десять рубликов, с каждого, коршуны залетные, и ночуйте.
Горе открыл было рот, чтобы посетовать на дороговизну и сбить цену, но потом вспомнил слова подполковника:
— На Татарке не торгуйтесь. Вам там лишних вопросов задавать не будут, но за это предложат хорошо заплатить.
Поэтому он молча полез во внутренний карман и достал деньги. Старушка живо их выхватила, и они растворились в ее руке. Ну, фокусница, право…
— Пойдемте, коршуны.
И приглашающе открыла калитку за своей спиной.
Горе, глядя, как учили, вроде в сторону, но давая явно понять, что внимательно наблюдает за собеседником, тихо спросил:
— А почему коршуны, бабушка?
Женщина так же, как и он, не смотря прямо, процедила в ответ:
— Ну не соколы же. Ты в зеркало когда последний раз смотрелся, залетный? У тебя же смерть за спиной стоит и рукой твоей двигает…
Старуха вздохнула:
— Я вас навидалась таких…
Потом взглянула прямо в глаза:
— Мне до вас дела нет. Так будете ночевать или как?
Горе угрюмо кивнул головой в ответ:
— Да. Одну ночь.
И, отодвинув старуху плечом, молча пошел к дому.
Спали они вчетвером в одной комнате. Молчун тихо растворился в дворике, охраняя их сон. Рано утром, отказавшись от чая, предложенного хозяйкой, вышли из приютившего их домика, чтобы больше никогда здесь не появляться.
Молчун с утра, захватив вещи, отправился на северную окраину города, где должен был дожидаться их возвращения. А Горе, выслав остальных вперед, через два часа стоял на бывшей Думской, а теперь Советской площади перед зданием, где располагались областной и городской комитеты КП(б)У, а также облисполком. Оно и было его целью.
Краем глаза он видел, как трое из группы поддержки, готовые незамедлительно прийти на помощь, по отдельности прогуливались неподалеку, изображая праздных горожан. В горошине наушника рации раздался четкий голос Говоруна:
— Все чисто. Мы готовы.
Горе не торопясь шагнул к входу. Возле дверей стояли два милиционера, внимательно смотрящие на подошедшего. Диверсант полез во внутренний карман, достал партийный билет и развернул его. Один из милиционеров, мазнув по фотографии и лицу взглядом, проронил:
— Проходите, товарищ.
Командир группы повернул ручку массивной двери и оказался внутри помещения бывшей городской Думы. Рядом с входом находился стол, за которым сидел еще один страж порядка. Горе положил перед ним свой партбилет:
— Мне бы на прием записаться к товарищу Василенко Марку Сергеевичу, председателю облисполкома, товарищ.
Суровый милиционер молча открыл его партбилет и начал изучать. Изучал долго, не менее пяти минут. Только что на зуб не попробовал. Потом позвонил куда-то, записал номер документа в толстую книгу и процедил:
— Приемная налево по коридору, проходите, не задерживайте…
В приемной оказалось много посетителей и находился еще один милиционер. Горе, заняв очередь, скромно разместился на колченогом стуле возле пары шепчущихся мужчин. Краем уха он услышал:
— А ведь раньше тут охраны не было. Это наверно после того, как начались эти…
Почему в приемной установили добавочный пост, Горе не услышал, так как собеседники перешли на невнятный шепот. Впрочем, он и так догадался…
Просидев пару минут, Горе вдруг схватился за живот. Сделав страдальческое лицо, он кряхтя поднялся со стула и шепотом обратился к милиционеру:
— Товарищ, мне бы в уборную. Что-то прихватило. Мочи нет…
Тот, неодобрительно посмотрев на него, пробормотал:
— Вот же нашел место. Ходят тут…
Но, увидев искривленное страданием лицо, смилостивился:
— Ладно, иди за мной.
Доведя страдальца до туалета, небрежно указал на дверь:
— Только быстро давай.
Горе, понимающе кивнув головой, скривив лицо, зашел и быстро осмотрел кабинки. В туалете никого не было. Он вернулся к входной двери, резко ее открыл и испуганным голосом проговорил:
— Товарищ, там… там…
Милиционер насупил брови:
— Что там? Ты о чем?
Отодвинув посетителя рукой, зашел в туалет, прикрыв за собой дверь, огляделся недоуменно:
— Что здесь происходит?
Не отвечая, Горе без замаха, резко ударил милиционера в область сердца.
Тот мгновение постоял, а потом с остекленевшими глазами начал падать прямо на диверсанта. На углах губ запузырилась розовая кровь. Он два раза тихо, судорожно всхлипнул и перестал дышать. Горе подхватил заваливающееся тело и затащил его в кабинку. Посадив так, чтобы милиционер не смог упасть, закрыл дверцу на крючок. Быстро проверил пульс на шее. Пульса не было. Горе еще раз осмотрелся и в два движения перебросил себя через перегородку.
С того момента, как его пропустили в бывшую городскую Думу, прошло четырнадцать минут.
Он еле слышно проговорил:
— Двигаюсь по плану.
В ответ горошина наушника голосом Говоруна прошептала:
— Принято. У нас все спокойно.
Сделав важное и независимое лицо, Горе вышел из туалета и целеустремленно двинулся к концу коридора, где по плану, намертво закрепившемуся в его голове, находилась черная лестница. Толкнув обшарпанную дверь, быстро начал подниматься на третий этаж. Люк на чердак был закрыт на обычный висячий замок. Вытащив из воротника пиджака упругую проволоку, согнутую на конце в крючок, ковырнул ею несколько раз в замке и оказался на чердаке. Впереди, в полумраке, угадывалась его цель. Это был кирпичный стояк, на который на крыше крепилась пятиконечная звезда, поставленная на место стоявшей когда-то скульптуры архистратига Михаила. В памяти всплыли слова подполковника:
— Нам нужен резонанс, как можно больше резонанса. Важно разрушение не столько самих зданий, сколько символов, олицетворяющих власть.
Горе достал из кармана карандаш-фонарик и заложил его за ухо. Встал на колени перед стояком, расстегнул пиджак и вытянул из брюк необычно широкий и толстый ремень. Резко рванул за пряжку и начал выдавливать из ремня пасту, которая на воздухе начала быстро превращаться в нечто напоминающее пластилин. Это была взрывчатка. Так же стоя на коленях, укрепил пластидный «кирпич» в заранее рассчитанное место у основания кирпичной кладки. Потом оторвал пуговицу с рукава пиджака и два раза ее крепко сжал ладонями. Пуговица едва ощутимо завибрировала. Горе осторожно вдавил взрыватель во взрывчатку. По всем расчетам, ровно через час должен был прогреметь взрыв. Такие же взрывы должны были одновременно прогреметь во Владивостоке, Казани и Астрахани. Шла третья волна терактов…
