Солнце немилосердно припекало макушку. Темные силуэты все так же кружили у самой поверхности, время от времени высовывая хищные пасти. Кажется, их стало, больше. Кровь на ноге запеклась бурой коркой, натягивая кожу, а в горле пересохло так, что даже сглотнуть невозможно. Но Гришка уже не обращал внимания на эту ерунду. Мысли путались, усталость навалилась тяжелым ватным покрывалом, и незаметно он провалился в состояние между сном и явью, когда действительность обманчива. Только бы не сорваться… не упасть в воду…
— Эй, шкет! Ты живой? — громкий мужской окрик, — слышишь меня?
— Он в крови, — к мужскому голосу, присоединился обеспокоенный женский.
— Гришка! — это голос брата.
Собственное имя стучало многократным затухающим эхом в мозгу. Что-то прошуршало и шлепнулось у головы. Голоса наверху продолжали совещаться. Он с трудом разлепил веки и открыл глаза — белые блики скакали, мешая разглядеть людей наверху. Рядом лежал конец то ли веревки, то ли троса. Проследив взглядом по нему, он увидел, что другой конец держит какой-то дядька. Рядом с ним женщина и младший братишка. Собственно видны были только головы и руки, все трое лежали на краю и на разные голоса кричали ему хватать веревку.
— Если не сможет сам, кому-то придется спускаться, — мужик покачал головой. Эй, пацан… обмотай вокруг пояса и держись крепче.
Гришка возился, казалось, целую вечность. Занемевшие руки, плохо слушались, были словно чужие. От его ерзаний, сосна сдвинулась с места и медленно поползла вниз. Наверху охнули сразу в несколько голосов. Крону подхватило теченьем и это ускорило паденье. С громким плеском ствол рухнул в реку, распугав «крокодилов». Вода, пенясь, поглотила его, но вскоре он всплыл уже дальше по теченью. Тут только Гришка сообразил, что все это время он провисел под обрывом, а жгучая боль вокруг живота — от веревки, впившейся в кожу.
— Успел, таки, — удовлетворенно констатировал голос сверху, и его начали быстро поднимать.
На последних полметра мальчика подхватили под мышки и втянули на осыпающуюся кручу.
— Ничего страшного, — бегло осмотрев ногу, вынес вердикт дядька, — до свадьбы заживет! Идти сможешь? — обратился он к Гришке.
Тот неуверенно покачал головой.
— Не знаю, смогу, наверно… медленно только…
— Медленно не годится! — мужик легко подхватил его, перекинул через плечо, и зашагал прочь от обрыва.
— Сейчас, сейчас… женщина семенила следом, — до машины только доберемся. Потерпи милый!
Сияющий Женька шел рядом, то, забегая вперед, то, отставая на полшага, заглядывал в лицо брату. Ему не терпелось поведать о своих приключениях, но он сдерживался.
***** Дневник Майи 21.03.200…
«Боже, неужели этот страшный день, наконец, закончился? Сил нет совершенно, вдобавок, зверски болит колено. Алексей Федорович дал мне «фастум гель». Марек усиленно втирал, но пока что не очень помогает. Честно говоря, я сначала смущалась, не каждый день мужчины мне наглаживают коленки. Но потом ничего привыкла. Все-таки приятно, когда о тебе кто-то заботится. Возятся с тобой, как с ребенком, бормочут, что-то успокаивающее, ласковое. Как мне этого не хватало здесь…
Локоть тоже болит, но терпимо, просто кожа содрана.
Писать в дневник нет никакого желания, но заставляет непонятное чувство долга. Да собственно, и заняться больше нечем. Спать не могу. Страшно представить, что останусь одна… Даже на время сна. Не дай бог, то, что я видела наяву, вернется во сне. Это как тогда в детстве… когда утонул в реке сосед с первого этажа. Все ходили смотреть на него и я тоже. А потом мама сидела у моей постели три ночи, потому что стоило закрыть глаза, я видела синюшное раздутое тело. И было никак не прогнать страшное видение.
Альбина поступила просто — напилась с Мареком коньяка, устроила небольшую истерику и теперь дрыхнет на диванчике. А у меня не получается. К сожалению, тот вкусный ликер закончился. Пробовала пить коньяк — лезет обратно. Даже запах спиртного отвратителен.
Марек ушел минут десять назад. Ему нужно быть с Ильей. Оставил мне самодельную лампу. Состоит она из обычной спиртовки, на которую одета стеклянная трубка. Налит в спиртовку не спирт, а какая-то вонючая жидкость. Не знаю, как она называется, но пламя дает яркое. Правда и расходуется жидкость довольно быстро — за то время пока мы сидели, осталось меньше половины.
Постоянно задаю себе вопрос: продолжаю ли я верить в то, что нас кто-нибудь спасет, и мы чудесным образом сможем вернуться назад в свой мир? Раньше мне казалось, что это возможно, или, по крайней мере, я заставляла себя верить. А теперь? А вот теперь, я должна себе признаться — совсем уже не верю. С каждым прошедшим днем ситуация становится только хуже. Сегодня пятые сутки нашего пребывания здесь и следует признать — если убыль нашего населения сохранит те же темпы, очень сомневаюсь, что нам удастся дожить хотя бы до десятых.
На сегодня из списка живых вычеркнуто еще четверо человек. И пусть один, вернее одна из них — кондукторша, с самого начала была одной ногой в могиле, а второй при жизни был бандитом… все равно их жалко до слез. А остальных двух и вовсе!
Этот странный сон, начавшийся, как приключение, быстро превратился в кошмар. Ощущение, что я во сне, усиливается еще и тем, что в определенные моменты времени (надо сказать — в самые драматические моменты), я словно знаю, что произойдет дальше. Словно этот кошмар порождение моего разума. Так было и перед заварухой с бандитами, и накануне встречи с динозаврами. Может, я просто сошла с ума и у меня комплексная галлюцинация? Или какая-нибудь ложная память? Что я знаю про шизофреников? Паранойяльный бред, обрыв сознания… Негусто. Но даже мне ясно, что если такие сложно наведенные галлюцинации и существуют, они никак не могут возникнуть ни с того ни с сего. Тогда остается признать, что я в добром… нет, слово добрый тут не подходит… просто в душевном здравии, и все что с нами случилось, произошло наяву. Ох, лучше бы я свихнулась!
Итак. Динозавры явились в час восемнадцать. Это сказала Альбина, она в машине умудрилась посмотреть на часы. Мне-то в тот момент было не до замеров времени. Первой погибла Анна — она ближе всех была к пролеску. Впрочем, что я говорю… тела ее так и не нашли, только следы… Это дает формальный повод считать ее не погибшей, а пропавшей без вести, но, кажется, что кроме Ильи, в это никто не верит. Ну и пусть, если ему так легче. У меня не хватило духу рассказать, что видела и Альбине строго настрого запретила. Только эта идиотская дура Наталья, успела что-то такое вякнуть, хотя сама ничего толком и не знает. Но потом, увидев, как меняется лицо Ильи, прикусила язык, а то могла бы случиться еще одна потеря в нашем коллективе. Ее быстренько вывели в коридор от греха подальше и объяснили что к чему. Она ведь помимо прочего умудрилась сбежать из буфета, предварительно заперев там Татьяну. Сейчас она клянется, что сделала это машинально в состоянии аффекта. Может, так оно было, но друзей от этого у нее не прибавилось. Очень жаль Варвару Петровну, хотя Наталья утверждает, что померла она еще до того, как динозавры прорвались в буфет. Алексей Федорович осмотрев тело, сказал, что это возможно, судя по отсутствию следов борьбы и еще чего-то там… не помню. На этом вопрос и закрыли. Как мы теперь без нее будем, даже не представляю. Ведь она была заводилой и душой компании, объединившая нас и институтских женщин в одну команду.
