— А вам что, Берестов, отдельное приглашение? Вы забыли, что состоите у нас на зарплате?
— И аванс взял? — громко произнес Гаврилин.
— Аванс не брал! — Андрей тщетно пытался попасть в тон соседу.
— Тогда никуда не ходи. Поиграем на бильярде. Потом к девочкам поедем, — заявил Алеша.
Андрей улыбнулся ему и пошел к Антонине.
— Ну то-то, — сказала валькирия и больно ущипнула его за бедро, когда он проходил мимо.
Бегишева в машине не было. Зато рядом с шофером сидел Аркадий Юльевич.
— Вас за смертью посылать, — заявил он Антонине. Остальных не заметил. Даже Ильича, чем тот был обескуражен. Фрей громко откашлялся, но это не произвело впечатления на посольского сотрудника. Шофер сразу взял с места, видно, знал, куда ехать.
Ехали молча.
Андрей подумал, что так, наверное, молчат десантники перед прыжком в тыл врага. Сидят в самолете и думают свои предсмертные мысли.
Выехали в какой-то новый район. Дома вокруг были современные, с лоджиями, невысокие — этажей по пять. Вокруг широкие газоны, кое-где сохранились сосны, дальше начинался сосновый бор.
Машина резко повернула на асфальтовую дорожку, что вела к микрорайону. Над ним возвышалась водонапорная башня, похожая на детскую пирамидку из колечек.
За первым же домом свернули налево, поехали вдоль него, затем еще раз повернули, на этот раз за теннисный корт, вдоль которого стояли машины.
Среди них и остановились.
— Выходим? — спросила Антонина.
— Помолчите, — сказал Аркадий Юльевич.
Он сидел неподвижно рядом с шофером. Андрей видел одинаковые крутые затылки обоих мужчин.
Затылок Аркадия Юльевича дрогнул, Андрей понял, что он вглядывается в зеркальце заднего вида.
По дорожке между домами медленно ехала малиновая «Вольво», словно искала места припарковаться, хотя проблем с этим не было.
— Вот и они, — сказал шофер.
«Вольво» проехала метрах в двухстах, но, видно, из нее не заметили машину советника — она удобно стояла в длинном ряду на стоянке и ничем из ряда прочих не выделялась.
— Ну какой дурак преследует на малиновой тачке? — вздохнул шофер. — Мог бы с таким же успехом оранжевый кар послать.
Иронию шофера никто не оценил.
Словно завороженные они смотрели, как малиновая машина остановилась на выезде из микрорайона, не решаясь уехать и не зная, где припарковаться.
Наконец встала сразу за теннисным кортом.
— Нам главное было, — сказал Аркадий Юльевич, — понять, на какой машине нас выслеживают и насколько они опытные.
— Ни хрена не опытные, — ответил шофер.
Остальные продолжали молчать. Потому что одно дело увидеть в американском кино преследование со стрельбой, другое — стать объектом такого преследования. У ограды корта остановился толстый белый кот в ошейнике и смотрел на Андрея, словно знакомый.
Первой нарушила молчание пассажиров Антонина.
— А они вооруженные? — спросила она.
— Нам это без разницы, — ответил шофер.
— Поехали обратно. По крайней мере им выбираться нелегко — минуты три потребуется.
— Что и требовалось доказать, — согласился Аркадий Юльевич. — Теперь держитесь!
И в самом деле последующие несколько минут были заимствованы из американского боевика.
Машина выскочила задом со стоянки и сначала крадучись, а потом набирая скорость рванула к шоссе. По шоссе мчались в город, но через километр свернули на улицу и пошли крутить по ней!
Малиновую «Вольво» они так и не увидели.
Но лишь когда снова оказались в старом городе, Аркадий Юльевич сказал:
— Вроде бы оторвались.
— Может, и оторвались, — согласился шофер.
Антонина не нашла ничего лучшего, чем захлопать в ладоши — так благодарят пилота пассажиры американского самолета после удачной посадки.
— Попросил бы потише! — оборвал ее радость Аркадий Юльевич. Теперь машина ехала спокойно, не спеша, как и все автомобили вокруг.
Через пять минут машина выбралась из потока и свернула на неширокую солидную улицу. Казалось, что она была сооружена в конце прошлого века одним архитектором, небогатым фантазией.
У одного из домов машина затормозила, втискиваясь между двумя «Вольво».
— Слушайте меня внимательно, — сказал Аркадий Юльевич. — Мы идем втроем. Господин Иванов, переводчик и лично я. Антонина Викторовна и охранник остаются в машине, ведут себя тихо, не вылезают.
Вот тебе и дипломатическое образование, заметил про себя Андрей. Он отметил также и еще одну любопытную деталь: вышестоящие товарищи имели отчества и фамилии, а переводчики и охранники на это не должны были претендовать.
Они вошли в подъезд — визитную карточку дома.
Внутри подъезда было чисто до стерильности.
Андрей ожидал увидеть строгого консьержа или швейцара, но никого в подъезде не оказалось. Чистота не была роскошной. Она была небогата и благородна, как гимназическое платье Анастасии Николаевны.
— Кто в этом доме живет? — спросил Андрей Аркадия Юльевича.
— Средняя публика, — ответил тот. — Адвокаты, чиновники, как обычно.
Ильич нервничал. Он вытащил из кармана пальто сомнительной чистоты платок, высморкался и им же принялся промокать обширный лоб. Аркадий Юльевич с неудовольствием посмотрел на вождя пролетариата, поморщился и спросил Ильича:
— Вы помните, что надо делать?
— Слава богу, не маразматик. Мы все в Москве отработали.
— Хорошо бы, ваш подход удался. Мы все кажемся себе молодыми.
Аркадий Юльевич тоже волновался.
— У вас есть опыт синхронного перевода? — неожиданно спросил он у Андрея.
— У нас будет конференция?
— Я имею в виду уровень ответственности.
— Поздно спрашивать, — сказал Андрей, который ощущал к Аркадию Юльевичу открытую неприязнь, и тот платил ему взаимностью. — Но может быть, вы сами возьмете на себя ответственность?
— Не грубите мне, молодой человек, — устало ответил дипломат. — Вы не представляете, что поставлено на карту.
— Меня ввели в курс дела, — сказал Андрей.
Аркадий Юльевич обернулся к Фрею, и тот кивком подтвердил слова Андрея.
— Этого еще не хватало! — возмутился Аркадий Юльевич.
— В случае необходимости мы всегда можем ликвидировать этого товарища, — ответил Фрей.
Если это была только шутка, то неудачная. К тому же Андрею было известно, что вождь революции лишен чувства юмора.
Аркадий Юльевич хихикнул.
— Забавно, — сказал он. — Очень забавно.
Подошел лифт. Он был старинный, в решетчатой оболочке. В зеркале во всю заднюю стенку Андрей с удовлетворением увидел себя. Он не был готов к этому зрелищу.
