– Я готов его простить, но кровь моего отца – нет, – напрягшись, оскалился визитер.
– Возлюби ближнего своего, – так же спокойно парировал Донской. – Да по вере твоей воздастся тебе.
– Я не могу! Он – убийца! Убийца моего отца! – Забыв про приличия, гость ринулся вперед, изо всех сил грохнув кулаками по столу, разделявшему мужчин.
– Сердце мое обливается кровью, видя твои страдания. Паче обливается оно, чуя, что над православными княжества Литовского меч латинянства занесен. А и что делать? Моя вера наставляет: возлюби. Моя вера наставляет: не суди. Моя вера наставляет: на все воля Божья.
– Тогда почему ты дал бой Тохтамышу?!
– Так велел мой Бог: возлюбить. Я возлюбил свой народ, свои земли, княжество, веру. Так разве возможно позволить погубить то, что любишь?
– Ты любишь своего Бога, князь Дмитрий! Но Ягайло собирается изгнать его из храмов Великого княжества Литовского. Ты готов погубить его, возлюбив предателя?
– И что ты мне предлагаешь? – совершенно искренне, как показалось Николаю Сергеевичу, поинтересовался Донской. – В Орде говаривают: на место жестокого хана придет еще более жестокий. Подумай, желаешь ли ты зла своему правителю? Ягайло хоть и хитер, а все одно даже твоим отцом был признан Великим князем Литовским.
– Сделай так, чтобы ваш союз не состоялся! – прошипел Витовт. – Предатель не должен стать Великим князем Литовским!!!
– Я и свою судьбу с молитвою смиренной Богу вручил, а ты с меня за чужую спрашиваешь. Как таковому возможно быть?
– Один из твоих проповедников говорил, что пастыря судьба и судьба агнцев, за ним идущих, – едины до скончания веков. Еще он говорил, что учителя первых христиан принимали смерть во имя своей веры. Ты да митрополит твой – пастыри, за собою народы ведущие. Паства ваша – Русь Московская да Русь Литовская! – напрягшись, словно бы ему тяжело давались эти слова, вновь заговорил князь Гродненский. – Ты не хочешь внять зову, просящему о помощи, хотя твой Бог и наставлял не отказывать тем, кто просит! Разве не на свою душу ты берешь этот грех? Ягайле больше по сердцу обещания шляхты, чем твои слова! Он предал меня, предаст и тебя!
– Иисус говаривал: коли в правую щеку ударили тебя, так и левую подставь. Ему я готовился вверить Великого княжества Литовского земли, на волю Господа да патриарха уповая. А еще – породниться предлагал, дочь мою в жены отдав. Ягайле то все не по душе пришлось… Судьей ему Бог и будет. И если он от клятвы своей отказался, волю Божью поправ, то я грех на душу этот не возьму. Своею волею я обещал свою кровь с кровью потомка великого Гедимина связать, да земли наши объединив, единого наследника поставить. Обещание то назад уже не возьму, кары Господни страшася.
– Если ты не забыл, то я – тоже потомок Гедимина, – заглотив приманку, Витовт с жаром подался вперед.
– Твоя правда, – чуть заметно кивнул Дмитрий Донской.
– И ты сдержишь свое слово, если заключишь союз со мной!
– Союз? А какую цену я заплачу за него?
– Ты не заплатишь ничего! Напротив: получишь Великое княжество Литовское и мою верность!
– Если бы сейчас передо мной был Ягайло, я бы поступил так, как учит моя вера: простил и подставил вторую щеку. Да вот незадача, с тобою мы впервые с глазу на глаз.
– И что?!
– Спасителя нашего веру, вон, тоже испытывали, посулы предлагая. Так то – Божий Сын. А как мне, грешнику окаянному, понять, что искус диавольский, а что – дар божий.
– Ты мне не доверяешь?! – напрягся Витовт.
– Тебе? – в ответ поразился Дмитрий Иванович. – Не в чем мне тебя винить, нет на тебя обиды.
– Так в чем же дело?! Чем тебе не люб союз с потомком Гедимина?!
– Перед Диаволом страх, тебя искушающего, и меня страшит. Силен Ангел Падший; смертному едва ли устоять.
– Я уже принял покаяние, – поняв, на что намекает его собеседник, насупился Витовт.
– Авраам тоже был праведником, но и его Бог сына себе в жертву попросил отдать, – спокойно парировал Донской. Упершись костяшками пальцев в столешницу, Витовт замолчал, словно переваривая услышанное. Горница погрузилась в тишину, нарушаемую лишь скрипом половиц. То князь Гродненский, обдумывая услышанное, покачивался, перекатывал вес с носка на пятку.
– У тебя есть сын, – подняв, наконец, голову и в упор глядя на Великого князя Московского, проговорил Гедиминович. – У меня – дочь. Наши дети создадут новый род, который и будет править объединенными землями. Землями, название которым – Русь Великая! – решительно закончил он. – Слово князя Гродненского. А чтобы у моего родственника не было сомнений, я по прибытии в родные земли отправлю дочь со всем двором в Москву, пока не уляжется наша с Ягайло урядица. С женитьбой тянуть не будем: как наступит по пятнадцать лет, так и быть союзу нашему.
– Святой долг великого правителя – за благополучие надела своего печься, – негромко отвечал Дмитрий Иванович. Затем, прикрыв глаза, продолжил: – Земли наши – что души родственные, раздроблены на княжества да войнами истерзаны. Души православные слезами обливаются, видя, как князья в крови захлебываются на радость ворогу.
– Ты не веришь, что князь Гродненский будет добрым правителем?!
– Прости, но я не вижу перед собой того, о ком говоришь ты, – покачал головой Донской. – Сейчас перед собой я вижу Великого князя Литовского, – совсем тихо закончил Дмитрий Иванович. – Может, я ошибаюсь, так ты поправь.
– Ты столь же хитер, как и мудр, – помолчав, отвечал Витовт. – Твои проповедники в Великом княжестве Литовском говорят за Великую Русь с единым князем да митрополитом единым. Как понимать слова твоих людей?
– Видит Бог, что ни тебе, ни мне не зваться Великим князем всея Руси, – не торопясь, так, чтобы смысл каждого слова донесся до присутствующих в хоромах. – Нам с тобой, грешникам окаянным, должно из заплат, коими княжества независимые стали, кафтан сладить крепкий. Такой, чтобы на загляденье! Такой, чтобы сносу ему не было! Такой, чтобы от Нижнего Новгорода и до Царьграда! От земель Орды до Тевтонских владений.
– Царьград слишком горд, чтобы отдать свою славу иному.
– Даже солнце скрывается за землями, оставляя холод и ночь. Время Царьграда уходит. Погрязнув в мирских суетах, императоры утратили истинную веру и, предавшись распутству, погубили свои земли. Но это не значит, – резко подавшись вперед, жарко продолжал Великий князь Московский, – что вера великая падет! Москве быть Третьим Римом!
– Твои слова слишком хороши, чтобы быть правдой.
– Почему? Киприан – в Царьграде. По зиме прибудет люд ученый, да с помощью Божьей университет поставим, наукам великим обучать.
– Как ты поможешь мне в усобице с братом?
