Мелькнули билетные кассы с невысокими стеклянными барьерчиками, за ними прямо на стене висели разноцветные, синий и красный, ящики причудливой формы с надписью «Почта С.С.С.Р». Потом мы через широкую дверь, охраняемую очередным часовым, попали в коридор, уводящий куда-то в глубины аэровокзала. По сторонам промелькнуло два десятка дверей с белыми и красными табличками. Похоже, что Петя привел меня в служебную зону аэропорта. Длинный коридор закончился тупиком, возле которого и оказалась дверь, ведущая в «место культурного отдыха». Мне опять повезло: это, судя по относительной чистоте, тоже, как и в деревне у особистов, оказался «офицерский» туалет. Белый кафель, белая сантехника, медные краны, зеркала в деревянных рамках. Впрочем, привычные унитазы или писсуары отсутствовали – вместо них в полукабинках красовались слегка видоизмененные «очки», оправленные в фаянс.
Фух! Успел! Отлив и вымыв руки, я предстал перед насмешливым взглядом сержанта.
– С облегченьицем, пионер! – поздравил Валуев, ехидно улыбаясь. – Предупреждал ведь: не терпи, по пути бы остановились.
– Да мне только здесь и приспичило! – попытался оправдаться я. – Ты слишком долго отсутствовал!
– Всего лишь минут сорок… Тебя велено отправить в Москву ближайшим «бортом», вот я и ходил договариваться.
– Договорился?
– Конечно, – серьезно ответил Валуев. – Транспортный «ПС-84»[67] улетает через полтора часа. Мне, уж извини, ждать его некогда, но я нашел кому поручить за тобой присмотр. Здесь, при штабе авиадивизии, наш представитель сидит. Вот он тебя на самолет и посадит. И ручкой помашет. А в Москве тебя встретят.
– Спецшкола в Москве находится?
– В Подмосковье! Я сам ее заканчивал. Учти, учиться там очень тяжело. И физически, и… так, – предупредил Валуев. – Но зато после выпуска… Впрочем, сам всё узнаешь. Ладно, пойдем, я тебя в зал ожидания провожу.
– В эту… казарму? – Вспомнив запах портянок, я непроизвольно поморщился.
Моя гримаса не ускользнула от внимания сержанта. Петр рассмеялся и хлопнул меня по плечу:
– Не боись, пионер! Ты теперь особо ценный сотрудник. Для тебя приготовлено отдельное помещение.
И сержант подвел меня к одной из многочисленных дверей «магистрального» коридора. На ней красовалась белая эмалированная табличка с надписью: «Кабинет № 17. Отдел гужевых перевозок». Щелкнув большим фарфоровым выключателем, Валеев зажег небольшую «люстру» – обычную лампу с жестяным абажуром, огляделся и радостно сказал:
– Не обманул меня Николай. Практически номер «люкс»! Тут и поспать можно, если вдруг вылет «борта» задержат.
В небольшой, около десяти «квадратов», комнате стояли три поцарапанных канцелярских стола и полдюжины облезлых разномастных стульев. Видимо, данный отдел не пользовался любовью завхоза аэровокзала. Вдоль стен громоздились шкафы со стеклянными дверцами, но их полки были пусты. На столах и полу разбросано множество бланков накладных и счетов. Высокое окно завешано плотной темной тканью. На всех горизонтальных поверхностях – тонкий слой пыли. Вероятно, сотрудники освободили данное помещение через пару дней после начала войны и с тех пор сюда никто не входил.
– Годится! – резюмировал я.
Действительно, пересидеть здесь час-полтора можно. Да пусть даже и больше. Отдельное помещение, свет есть, туалет рядом – всего метрах в двадцати по коридору.
– Вот и хорошо! – обрадовался моей покладистости сержант. – Отдыхай, набирайся сил. За полчаса до вылета к тебе зайдет наш сотрудник, сержант госбезопасности. Зовут его Николай, фамилия Васенёв. Невысокий, волосы русые, на левой щеке небольшой шрам. Запомнил?
– Да, конечно! – Я не совсем понял, для чего мне словесный портрет сопровождающего, но раз здесь так принято…
– Ну, тогда давай «пять»! – Петя протянул свою ладонь, напоминающую по размеру совковую лопату.
Я осторожно протянул руку, опасаясь многочисленных переломов, но рукопожатие оказалось хоть и крепким, но щадящим. Наверное, Валуев уже давно научился контролировать силу – иначе все его знакомые ходили бы в гипсе.
– Удачи тебе, пионер! Передавай привет Антону Ивановичу!
«Деникину?» – чуть было не ляпнул я.
– Он в школе ставит курсантам ножевой бой. Тебе должно понравиться! – объяснил Валуев и, легонько хлопнув по плечу, развернулся и быстро вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Оставшись в одиночестве, я еще раз огляделся. Комната как комната. Действительно, почти «люкс» – особенно в сравнении с теми местами, где мне пришлось останавливаться за прошедшую с момента переноса неделю. Положив «АВС» на самый дальний от входа стол, я прошелся вдоль шкафов, бездумно заглядывая за стеклянные дверцы. Никаких богатств, естественно, не обнаружил – сотрудники отдела выгребли всё подчистую, оставив лишь десяток непривычно больших канцелярских скрепок, несколько стальных перьев, пустую чернильницу, парочку бутылочек от чернил, пустые бланки накладных, пожелтевшие конверты, еще какой-то канцелярский мусор. В одном из шкафов лежала тонкая стопочка чистой бумаги. Я, подумав в этот момент о подтирке, достал один листочек: для туалета самое то – серая, рыхлая, как самая дешевая туалетная бумага из далекого будущего.
Устав мотаться, я присел на край стола, даже не потрудившись стереть пыль со столешницы. Бездумно покачивая носком сапога, я вдруг снова, как три дня назад, валяясь на больничной койке в Ровно, задумался о влиянии моих действий на историю войны.
Ну, если рассудить «по гамбургскому счету», ничего глобального я не сотворил. Подумаешь, грохнул немецкого полковника – таких в вермахте много. Помог нашим захватить Броды, отбить Острог, окружить 11-ю танковую дивизию? Мелкая локальная победа – днем позже 13-я дивизия ударила в другом месте и снова прорвала фронт, а ее передовой отряд только чудом не ворвался в Житомир, как парой дней раньше аналогичное подразделение захватило Острог.
А что еще я могу сделать? Все-таки устроить «сеанс разоблачения» – признаться в том, что я пришелец из будущего? Глупость несусветная! В лучшем случае дадут крепкий подзатыльник, в худшем – закатают в психушку. И плакала тогда разведшкола. А я очень хочу вернуться на фронт или даже за его линию. Хорошо подготовленным, вооружённым, с надежными напарниками. И грохнуть еще несколько десятков (а лучше сотен) фашистских скотов, топчущих мою землю и убивающих советских людей. Вот если бы я мог хоть как-нибудь предупредить руководство, не «светясь»…
– Письмо им, что ли, отправить? – вслух пошутил я, но тут же понял – идея-то вполне здравая!
Насколько мне помнилось из газетных и журнальных статей, описывающих всю бездну падения «кровавого сталинского режима», если на письме написать адрес: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину», то письмо непременно дойдет до адресата – никто из нижестоящих начальников не посмеет взять на себя ответственность за вскрытие содержимого. А вдруг в письме сведения особой государственной важности, а у «проверяющего» соответствующего допуска нет? Про «белый порошок со спорами сибирской язвы» в конвертах здесь, к счастью, еще никто ничего не знает.
