В церковь на сей раз заезжать не стали, видимо, по приезде домой это было дело сугубо личное и добровольное. Это в Киеве Ратьша отвечал за все, включая, как выяснилось, и души воев.
Вскоре колонна наша въехала на княжий двор. К моему удивлению, Ярослав вышел на крыльцо сам, причем ждать себя не заставил. При виде князя и мы, и варяги склонились в поклоне. На умном, спокойном лице князя не отразилось ничего.
Видимо по обычаю, Ратьша стал держать ответ за поездку прямо тут же, при всем честном народе. Ярослав молча слушал, кивал, лицо его оставалось спокойным, и только раз оно стало участливым, когда Ратьша рассказал о битве в Диком Поле, которая стоила нам семнадцати человек.
Вскоре Ратьша поведал о беседе с великим князем, поведал и о присланных варягах, на которых Ярослав посмотрел очень внимательно, но снова ничем не выдал своих чувств. Наконец, Ратьша дошел до моей драки с киевскими татями, промышлявшими днем, и Ярослав слегка поморщился, но опять же ничего не сказал. Ратьша закончил свою речь поясным поклоном, дружина повторила поклон, и Ярослав пожаловал каждому воину по гривне, причем варяги тоже получили деньги. Ну, в общем-то, мудрый ход. После чего Ярослав пригласил всех к вечеру на пир по случаю благополучного возвращения и присоединения новых ратников. Затем он ушел в терем, Ратьша последовал было за ним, но я придержал тысяцкого вопросом:
– А мне что велишь делать, Ратьша? С тобой идти или можно домой ступать?
– Пошли со мной. Если ненадобен будешь, то князь скажет, – решил тысяцкий, и мы вошли в терем вместе. Тут же перед нами вырос какой-то вертлявый юноша и попросил следовать за ним. Кажется, Ярослав очень редко для своего пребывания выбирает большие горницы – во всяком случае, видел я его пока только в маленьких. И на этот раз мы оказались в небольшой горенке, где на лавке у задней стены сидел Ярослав.
– Что, наставник, скажешь о тех татях, что на тебя среди бела дня напали? – начал Ярослав с места, видимо, чтобы быстрее меня отпустить и поговорить с тысяцким о действительно серьезных вещах.
– Скажу, княже, что не тати это были. Уверен, что были это люди великого князя Владимира, который хотел посмотреть, кто я такой и на что гож.
– Вот и посмотрел. Четырех человек как не бывало. Не оплошал ты, наставник, – Ярослав ухмыльнулся. – И отцу моему загадку загадал. Хорошо, я доволен тобой, Ферзь. Ступай теперь. Вечером на пиру жду тебя.
Я поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.
Ярослав же продолжил свою речь:
– Что скажешь теперь ты, тысяцкий? Как Владимир принял твои новости, что ты ему привез?
– Княже, сам видишь. Варягов прислал князь. Пока полсотни. Думаю, что, если что, он и больше бы прислал, а то и пришлет.
– Вот и я так думаю… Собери дань потихоньку и как-нибудь вечерком отправь в Киев. Мне тут варягов и так хватает. Что скажешь, тысяцкий?
– Думаю, княже, все верно. И сыновний долг исполнишь, и княжеский. Полсотни варягов дело нехитрое. А вот если человек пятьсот, уже совсем другое дело будет, – поклонился Ратьша.
– Вот и я так думаю, тысяцкий. Посмотрели на ответ Владимира, показали прыти немного – и будет пока. Покорно пошлю то, что задолжал. Варягов этих с данью бы послать, а нельзя – тогда Владимир точно сам пожалует, его искушать не стоит, ой, не стоит пока больше. Пока надо этих варягов к делу пристроить – сопровождать наших строителей в Медвежий угол. И их пошлем, и я сам с ними пойду. Надобно нам над рекой город поставить, хоть кровь из носу. Вся река тогда наша будет, вся торговля.
Ратьша промолчал, да Ярослав и не ждал ответа, говорил уже говоренное и знал, что тысяцкий с ним согласен.
– А что еще скажешь мне, Ратьша? – внезапно спросил Ярослав. – Не воротилась к Ферзю нашему память на киевских землях?
– Не думаю, княже. Я смотрел за ним. Не его это земли, или не помнит он их. Да и его там никто не признал, за этим тоже смотрел я, как мог. Не киевский наш Ферзь.
– Ладно и так. Тогда пусть завтра и начинает уных своих натаскивать, варягов-то прибыло. Не подсказать ли ему, чтобы еще уных взял?
– Думаю, княже, повременить надо с этим. Пока посмотреть, что с двадцатью уными Ферзь сделать сможет.
– И то верно, – согласился князь и закончил: – Ступай, Ратьша, отдыхай с дороги, вечером на пиру увидимся.
И Ратьша, поклонившись, исчез за дверью.
Князь же прошелся по горенке, остановился у небольшого окошка и посмотрел в небо. Ладная была задумка и кончилась ладно – Владимир просто дал понять, что шутки с ним шутить не стоит. Пока и впрямь не стоит. Пока.
Я не торопясь ехал по Ростову, ведя Хонду в поводу. Как ни странно, но мне постоянно кивали незнакомые люди, я же, само собой, кивал в ответ. То ли их так варяги достали, то ли еще чего – не знаю, я с этими людьми знаком точно не был. Но раз уж приветствуют, то придется отвечать, а как иначе.
Я даже постоял немного перед своими воротами, растягивая момент возвращения. Нет, что-то я и впрямь стал сентиментален. Старею, видать. Я решительно толкнул калитку и, войдя во двор, оттянул одну воротину, загоняя лошадей во двор. Поставил их на конюшне и, громко поздоровавшись, препоручил их Дворовому.
– Здравствуй, Дед! – громко произнес я, переступив порог. И был атакован своей грозной собакой, изрядно подросшей. Собака моя прыгала на меня, стараясь лизнуть в лицо, вертела неистово хвостом, так что я присел на корточки и обнял Графа. Тот вертелся, как косое веретено, выказывая свою бурную радость. Как-то для свирепой собаки даже и неприлично.
– По здорову ли, Ферзь? – отвечал появившийся немедленно Дед.
– Почти по здорову, Дед. Как тут дела-то были без меня? – спросил я у домового.
– Да в порядке все, Поспелка твой каждый день бегал, еду носил, – Дед ухмыльнулся. – Да и сейчас тут, спит, набегался. – Он указал рукой на лавку, стоявшую у задней стены.
– И не боялся он тебя? – рассмеялся я.
– Да я ж не пугал, да и не появлялся перед ним, была нужда. Боялся поначалу, потом приобвык – дети, они быстро ко всему привыкают. Как видишь, теперь даже спать тут не боится.
– Вижу-вижу. Прижился, пострел. – Я хотел было разбудить Поспелку, да не стал.
– А у тебя что нового, Ферзь? Да что ж я стою, дурак старый! – Дед спохватился и захлопотал, сбегал к Баннику, правда, пришлось мне натаскать воды, но зато я, наконец, попарился в своей собственной бане. Граф бегал за мной, только в баню я его не пустил, баловство.
Когда я пришел в избу, Дед уже разжег огонь и теперь накрывал на стол. Вскоре мы сели, наконец, за стол. Поспел явно бегал на торг каждый день, причем покупал еду на совесть, судя по свежести и богатству выбора.
– Спасибо, Дед, за то, что за домом присмотрел и за собакой моей. А нового у меня много, Дед. Прокатились вот до Киева, без дани, – продолжил я начатый разговор. – Думал, честно говоря, что Владимир за такие выдумки головы нам поснимает, но обошлось. В поле степняки нападали, пока ехали в Киев. Отбились кое-как. Владимир с нами сыну варягов прислал пятьдесят душ, думаю, намекает. А, еще меня убить пытались в Киеве. Неудачно, как видишь.
