— Сколько их было? — спросила я, помогая ему подняться.
— Много, а сколько, сказать затрудняюсь, — ответил он, растирая ушибленное место.
— Запри дверь, — посоветовала я и вернулась в гостиную. Там уже зажгли свечи, и можно было рассмотреть последствия происшествия. Слава богу, кроме Николая Ивановича пострадавших среди гостей больше не оказалось.
Правда в обмороке пребывали уже две дамы, Щербатова и жена Николая Ивановича, дородная блондинка. Сам же пострадавший продолжал лежать на спине, являя обществу свою окровавленную грудь. Решительная женщина пыталась успокоить рыдающее собрание, но это ей плохо удавалось. У какой-то дамы началась истерика и грозила перерасти в общее столпотворение.
Мое возвращение немного отвлекло прекрасную половину человечества от стенаний и, на время успокоившись, дамы забросали меня вопросами, где разбойники и долго ли нам всем осталось жить на этом свете.
— Они трусливо бежали! — громко сообщила я. — Больше никакой опасности не осталось, что с Николаем Ивановичем?
Спросила я это зря, тотчас на бедную жертву переключилось общее внимание, и вид окровавленного тела вызвал еще один обморок. Теперь на полу лежало четыре бездыханных тела и еще четыре дамы рыдали над ними. В нормальном состоянии остались только мы с решительной женщиной. Она нюхательными солями пыталась успокоить истеричку, а я просто стояла на месте, не зная, что предпринять и кому нужно помогать в первую очередь.
На наше общее счастье выстрел и крики разбудили слуг и в гостиную прибежали человек пять полуодетых дворовых. Я в роли единственного мужчины взялась ими руководить и упавших в обморок дам перенесли на диваны и кресла. Теперь лежать на полу, остался один Николай Иванович.
Я превозмогла страх перед кровью и присела перед ним на корточки. Ранили его точно в середину груди, в вырез сюртука и на белой рубашке образовалось небольшое кровавое пятно. Я постаралась вспомнить, что делал в таких случаях муж и, первым делом, проверила у Николая Ивановича пульс. Оказалось, что он еще жив.
— Братцы, помогите положить этого господина на диван, — попросила я дворовых.
Раненого бережно подняли и перенесли на единственный еще свободный диван в углу гостиной. На том месте, где он лежал, я увидела небольшой карманный пистолет. Скорее всего, из него и был произведен единственный роковой выстрел. Я наклонилась за ним, но поднять не успела, меня остановил растерянный мужской голос:
— Я убит?
Что тут началось! Дамы, и те, что были в сознании, и даже пребывавшие в обмороке, вскочили и с радостными возгласами, бросились к убиенному. Однако Николай Иванович энтузиазма общества не разделил, прикоснулся к груди, увидел на руке кровь, подкатил глаза и опять вознамерился умереть. Дамы опять впали в отчаянье. Пришлось вмешаться мне, уже как лекарю. Я растолкала вопящую публику, и взялась за обследование.
Как ни странно, но на его груди оказалась не огнестрельная, а резаная рана, причем небольшая. Его, скорее всего, просто ткнули ножом в грудь.
— А кто же тогда стрелял? — спросила я решительную женщину, единственную среди всех сохранявшую спокойствие.
— Он же и стрелял, — ответила она. — Как те вошли в комнату, он вытащил пистолет и стрельнул в потолок.
Я хотела ее спросить, почему он не стрелял в разбойников, но тут Николай Иванович жалобно застонал, и мне пришлось заняться его лечением. Как в таких случаях делал Алеша, я потребовала водку и промыла ей рану. Раненый дико закричал и забился в сердобольных женских руках. На этом, собственно, лечение и кончилось. К ранке я прижала чистую тряпицу и успокоила общество, что больше угрозы жизни героя нет.
То, как дальше проходил вечер, я думаю, можно не рассказывать. Потрясенные необычным происшествием свидетельницы необычного нападения, принялись пересказывать друг другу недавнее событие, разукрашивая его все новыми подробностями. Из всего, что они наговорили, я с трудом поняла, что произошло на самом деле.
Оказывается, после того, как я ушла к себе, приятельницы решили устроить спиритический сеанс. Они сели вокруг стола, погасили свечи, оставив только одну, и ту под колпаком, взялись за руки, после чего вызвали кого-то с того света. Нервы, понятно, у всех были напряжены, и тут в комнату вошли неизвестные. Ожидающие явления духа спиритки сначала приняли их за потустороннюю силу, но когда один из злоумышленников наткнулся на стул и чертыхнулся, им открылась ужасная правда, и какая-то дама сняла со свечи колпак.
Увидев в комнате незнакомых мужчин, дамы подняли крик. Разбойники, в свою очередь, обнаружив в темной комнате целое женское собрание, к тому же визжащее на разные голоса, растерялись. В этот момент мужественный Николай Иванович, вскочил из-за стола, вытащил из кармана пистолет и произвел роковой выстрел в потолок, за что едва не поплатился жизнью.
Судя по рассказам, все произошло так быстро, что никто, ни нападавшие, ни дамы, ничего не успели понять. Рассмотреть разбойников им тоже не удалось, что позволило без стеснения фантазировать на вольную тему.
После некоторого оживления, наступил спад, дамы начали бояться, что разбойники вернутся. Как мы с решительной женщиной их ни уговаривали, что все кончилось, и никто больше на нас не нападет, до самого рассвета, все только и делали, что пугали друг друга шорохами, таинственными шагами и ужасными рожами, появляющимися в занавешенных, между прочим, окнах.
Я поняла, что больше нельзя оставаться в этом гостеприимном доме и Карамзина мне здесь не дождаться. Положение становилось катастрофическим. Я была одета в военную форму элитного полка, где все знали друг друга, и первый встречный преображенец мог меня разоблачить. Денег, как уже говорила, у меня было мало, и как выкрутиться из этой ситуации я не знала.
Помог мне, как это ни странно, не кто иной, как Николай Иванович. Когда гостям пришло время разъезжаться, он вдруг заявил, что я спасла ему жизнь и без меня он никуда не поедет. Ольга Романовна попыталась его убедить, что ей тоже без меня не обойтись, что я для нее единственная защита и опора, но Николай Иванович на правах смертельно раненого, раскапризничался и настоял на своем. Как ни противен был мне этот сибарит, лучшего способа незаметно выбраться из дома Щербатовой, трудно было представить, и я с радостью согласилась его сопровождать.
Когда за Николаем Ивановичем и его супругой Еленой Даниловной прибыла карета, мы со Щербатовой обменялись нежными поцелуями и обещаниями вечно помнить друг друга, слуги быстро впихнули в нее раненого барина, и мы уехали. В карете Николай Иванович начал, в очередной раз описывать свой подвиг, его супруга Елена Даниловна, благоговейно ему внимала, а я выглядывала из кареты, пытаясь понять, нет ли за нами слежки.
