когти-фаланги - ржавые, ярко красные на кончиках, залитые в защитный плстик
или стекло.
Лицо Свинцового мотылька было правильной квадратной формы, пухлые
губки блестели розовым блеском, а ярко-зелёные глаза подведены чёрной тушью.
Под правым глазом Александр заметил кокетливую мушку, которая никак не
вязалась с холодным и властным обликом металлики.
Собственно, Александру Катармэну только и оставалось, что разглядывать
противную сторону, так как языка, на котором велись переговоры между Кеб,
Гвину и Свинцовым мотыльком, он не знал. Какой-то язык Сеятелей, как пояснила
флораликанская командующая; сложный в конструкции и простой по морфологии.
Переговоры в основном касались того, что стороны обещали обменяться
всеми захваченными на Земле образцами растений, чтобы у всех был равный
набор добычи. Как мило - делили не руду, не золото, не рабов. Делили записи
ДНК, которые можно было растиражировать хоть в миллиард копий, но нет -
несколько месяцев стоило воевать между собой, убивать друг друга ради
нескольких цепочек дезоксирибонуклеиновых кислот, лишая жизни и заставляя
чувствовать боль утраты у тех, чьих близких убили в общем-то ни за что.
И если флоралики добывали образцы растений для сравнения с теми образцами,
которые они собрали ещё несколько столетий назад - их редкий артефакт того
времени и нашёл в своё время Календжи Кулебато на заброшенной военной базе -
они изучали влияние последствий ядерной войны на флору, то действия металликов
были не понятны даже Кеб, как она сказала Алексу - смысла грабить флору
людей у них не было - растения были слишком однотипны и малоинтересны для
любой формы евгеники.
Слушая краем уха непонятные слова, вслушиваясь в интонации металликов
и флоралики, он начинал понимать, что никогда уже не сможет вернуться. Не в
свой дом, не в своё кресло, не на свою базу, а вообще никуда не сможет
вернуться. Прошлого больше не было, осталось только настоящее, завёрнутое
в красивые лепестки причудливых цветов и очень зыбкое будущее, которого он
не понимал и не видел.
И в этом будущем не он солировал. Не он подписывал приказы, не он
выбирал кого трахнуть или кого ударить - выбирали за него. Проклятье!
Даже сейчас решалась судьба его мира вот за этим странным столом
тремя странными женщинами, которые командовали какими-то там военными
формированиями. Они делили те жалкие остатки живого мира, которые не смогли
угробить предыдущие поколения людей - редкие и мало ценимые даже сейчас
растения, чтобы увезти их на свои далёкие планеты и там изучать.
Но внезапно Алексу пришла в голову одна мысль. В его положении он
всё же оставался единственным, кто мог если не противостоять противнику, то
сделать всё, чтобы оставшимся людям на Земле это столкновение с инопланетянами
принесло больше пользы, чем вреда.
В его размышлениях было много "но", но тем не менее, это было хоть
что-то, что вывело его из мрачного расположения духа, в котором он пребывал
последнее время.
Улыбнувшись, он поднял голову и стал внимательно вслушиваться в
странный и чужой диалект языка.
несколько километров к северо-северо-западу от руин Вашингтона,
Бесезда,
штат Мэрилэнд,
Восточные США,
Северная Америка,
12 сентября 2308 года,
13.21
Солнце висело высоко, на небе не было ни облачка. Едва заметный ветер
веял с юго-запада теплом и уютом. Даже мрачные руины городка, неряшливой
грудой древнего бетона черневшие чуть поодаль, не могли испортить погожего дня.
На иссушенной солнцем и ветрами каменистой почве змеились глубокие
и многочисленные трещины, упирающиеся во всех направлениях в изрезанный
эрозией холмистый горизонт. Осторожно, словно боясь провалиться, на землю
опёрся штангами опор небольшой военный вертолёт ВВС Восточных США, выкрашенный
в красный цвет. Открыв люк и свесив из вертолёта ноги, сидела Кристи Крепп,
задумчиво разглядывая оражево-коричневую пустыню вокруг. В её солнцезащитных
очках а-ля полицейский конца двадцатого века отражалась высокая фигура,
замершая в молчаливом ожидании.
- Даже не знаю, с чего начать, - наконец вымолвила полковник, снимая
очки и щурясь от яркого светила.
- Давай с начала? - пленный сенатор скрестил руки на груди. Всё его
тело было закрыто мелкими чешуйками иноземного растения, почти чёрными, не
отливавшие никаким оттенком, поглощавшими почти весь видимый людьми диапазон
световых волн.
- В общем... помнишь мы как-то с тобой заехали в гости к дикарям
восточнее Падуи?
- Да.
- И ты там присмотрел себе пару несовершеннолетних негритянок в жёны?
- Не совсем так, но суть я уловил, - кивнул Катармэн. Кристи его
удивляла - она явно волновалась и пыталась зубоскалить на его манер, чтобы
скрыть это.
- Так вот, одна из них таки забеременела.
- Ага. А как ты узнала?
- Потому что... Помнишь те концлагеря, которые тебе предлагали
возглавить?
- Помню. Сегодня какой-то день воспоминаний, - Алекс сдвинул брови -
нервозность Кристи передалась и ему. И он ещё не понимал, к чему она клонит.
- Так вот, ту негритяночку, уж не помню которую из них, прости Господи,
сгноили в том концлагере. А перед смертью она родила тебе ребёнка.
- Ребёнок жив? - вот теперь Катармэн-младший начал понимать всю
глубину сложившейся ситуации.
- Да, она жива...
- Она?
- Да, у тебя родилась дочь. Два восемьсот - недовес, но ты понимаешь -
в концлагере с питанием было очень даже фигово...
- Как её зовут? Я хочу её увидеть! - перебил её Алекс, подойдя ближе
к вертолёту, заслонив солнце для Крепп. Кристи посмотрела на него снизу
вверх:
- Да, мать дала ей имя Кёрстн - по легенде, которую рассказывают
оставшиеся в живых негры, в честь твоей белокожей спутницы - они не смогли
повторить моё имя и переиначили на свой лад.
- Кёрстн..., - медленно повторил Александр, запрокинув голову, пробуя
имя на вкус. - Кёрстн Катармэн... Наследница сенатора Кёрстн Катармэн... Где
она?
- В одном из штатов Восточных США под неусыпным контролем лояльных
тебе людей.
- А есть такие люди?
- Оказывается есть. Конечно они преследуют свои цели, но удачная и
счастливая жизнь твоей дочери им очень даже на руку.
- Я хочу её увидеть!
- Сейчас мы полетим к ней, но обещай мне, что ты не заберёшь
её с собой.
- Почему? - удивился Катармэн-младший.
- Я объясню тебе по дороге. Садись в вертолёт, - Кристи убрала ноги
в кабину и нацепила на голову шлем. - Ну же?
- А..., - Алекс обернулся на свой корабль, но махнул рукой и полез
в кабину.
Тяжёлый флораликанский транспортный цветок "Купола родины",
геостационарная орбита в щели Кассини,
кольца Сатурна,
15 сентября 2308 года,
01.56
Мимо сенатора Александра Катармэна прошла молодая флоралика с закрытой
грудью - на бале, даваемом в честь подписания мира между флораликами и
металликами в данном секторе, это означало траур. Видимо муж или брат этой
девушки погиб не так давно в бою. Может даже совсем на другом конце Вселенной.
Вздохнув, Алекс отпил из вытянутого узкого бутона пьянящего чуть
густоватого нектара. В гигантском круглом зале, раскинувшемся на километр
во все стороны, сейчас находилось по меньшей мере сорок тысяч живых существ -
флораликов, металликов и державшихся особняком послов других рас, смотревших
с нескрываемым интересом на группы смеющихся и танцующих космических дикарей.
Ещё в свете многочисленных софитов яркими жемчужинами в толпе
выделялись кристаллики - все были обнажены и закованы в цепи. Они обычно стояли
рядом со своим хозяином, понурив головы.
Катармэн обернулся на свою кристаллку - та сидела рядом с ним на
узком изогнутом листе-стуле, покачивая ногами в такт неземной мелодии, разлитой
в объёме праздничного зала. На ней не было цепей и выглядела она очень даже
счастливой. Она была красива и необычна - улыбка была искренней, слёзы были
настоящими. Жаль что он не понимал ни слова из её языка, но впереди было
очень много времени, чтобы научиться понимать её.
Если бы не дочь, которую он видел несколько дней назад, он бы думал
