– Почитай мне что-нибудь из твоего библиона, – попросила Верма, когда трапеза закончилась.
Кумий радостно кивнул, вытащил из пачки наугад страницу и принялся читать.
Верма слушала. Он умел читать, и проза его звучала при чтении вслух, как стихи. Не из-за того, что Кумий слегка подвывал при чтении, а из-за внутренней напевности.
– Вкусно, – сказала Верма, когда он закончил, и облизнулась, будто он преподнёс ей плод айвы[91].
* * *
Гэл вышел из таверны изрядно пьяный. С некоторых пор он пристрастился к вину. Впрочем, по наблюдениям Гэла, он в своей слабости был не одинок. Многие его соратники подружились с бутылкой. Интересно, что происходит с гением, когда он слишком много пьёт? Он перестаёт быть гением? Или, наоборот, достигает немыслимых высот?
– Ну наконец-то ты выполз! – воскликнул человек, стоявший у входа, и ухватил Гэла за локоть. Гэл рванулся – но не тут-то было.
– Узнаю хватку, – пробормотал Гэл. – Мой старинный друг Логос. Железный Логос. Помнится, в прошлую нашу встречу ты меня прогнал, как собаку.
– А теперь у меня деловое предложение.
– Деловое, – повторил Гэл. – Что-то мне не нравится это слово. Я пока не могу сказать – почему. Но очень не нравится.
– У меня есть две амфоры амброзии, – совершенно невинным тоном сообщил Логос.
– Две амфоры… – Гэл не поверил. – Может, две чаши?
– Две амфоры, – повторил Логос и улыбнулся. Улыбка была очень многообещающей.
– И что я должен сделать за эти две амфоры? – спросил Гэл. – Убить кого-нибудь? Сжечь Капитолий? Отравить воду в акведуке Девы?
– Ты и твои собратья должны молиться новому богу и обещать ему всевозможные жертвоприношения.
– Что? Какой такой новый бог? Ты, что ли?
– Сульде.
– Я пил много, но не настолько, чтобы совершенно рехнуться. Зачем мы должны молиться Сульде? У нас мало своих богов подобного толка? Беллона, Марс…
– Богов у нас много. Ещё один не помешает. И твои молитвы, и твои жертвоприношения должны ему понравиться. Сульде должен перебраться в Небесный дворец.
– О, воображаю, какой он наведёт там шорох! – засмеялся Гэл. – Юпитер будет в восторге от нового члена большой семейки.
– Ты должен сделать так, чтобы Сульде тебя услышал.
– За две амфоры амброзии я готов приманить хоть с десяток богов.
– Мне нужен один.
– Тогда по рукам. Один только вопрос: Юпитер не испепелит меня вместе с тобой?
– Он тебя наградит.
– Не надо наград. Я предпочту остаться в тени.
Довольный разговором, Логос направился домой. Он не особенно надеялся, что Гюн согласится ему помогать. Но пища богов готова творить чудеса.
Матушка отворила Веру дверь и шепнула: тебя ждут. Он думал – Минерва пришла разобраться с яблоками. Но в таблине на ложе растянулся Курций. Он задремал, поджидая хозяина. Но заслышав шаги, тут же вскочил.
– Какое-нибудь дело? – спросил Логос, занимая ложе напротив префекта вигилов.
– Угадал.
– И какое именно?
– Ты можешь прикончить Бенита?
– Нет.
– Почему?
– Бог не объясняет людям своих поступков. Люди их толкуют каждый, как понравится.
– Однако ты спас императора от убийц.
– Я обещал Элию защищать Постума. Устранить Бенита я не могу.
– Это просто – пришить подлеца и спасти Рим.
– А Рим хочет этого спасения? Убью Бенита – его место займёт Блез.
– А не можешь ты устроить как-нибудь так, чтобы это место занял Флакк?
– Не могу.
– Раз не можешь – тогда выпьем с горя. Что тут у тебя? – Курций взял со стола золотой бокал. – Запах изумительный. Не фалерн, но пахнет приятно.-Курций медлил. – Это она? Да?
Логос кивнул.
– Я не ослепну? Говорят, выпив это, можно ослепнуть.
– Это сейчас ты слеп. А выпив, прозреещь.
– Двадцать лет я ждал этого и боялся. Курций помедлил и сделал глоток.
Отставил бокал. Несколько секунд лежал с закрытыми глазами.
– Твоё питьё похоже на отраву. Теперь я буду смотреть на мир твоими глазами. Голубая сфера переместилась внутрь меня. И я должен каждый миг охранять её и беречь. Но я человек. Что я могу? Зачем ты дал мне эту отраву, Логос, обнимающий весь мир?
– Это не отрава, – сказал тихо Вер. – Это пища богов. Побудь немного богом, Курций. Ты этого достоин.
Глава 6
Июньские игры 1977 года
«Сенат постановил, чтобы преторианская гвардия присягнула не только императору, но и диктатору Бениту».
«Сегодня в священной долине Олимпии, обсаженной оливами, открываются Олимпийские игры, которые продлятся пять дней. Бег, борьба, метание копья, диска, состязание колесниц – по-прежнему главные виды Олимпиады. Италия, как всегда, рассчитывает на самое большое количество венков из священной оливы».
«Акта диурна». Ноны июня. 10-й день до Календ июля[92]
Он ждал её с утра. Она приходила регулярно раз в десять дней, приносила деньги и корзину с яствами. Сегодня был такой день. Кумий побывал в термах и у цирюльника, купил новую тунику. Сегодня был его день – он знал это. Едва Верма вошла, Кумий схватил её за руку и подвёл к столу.
– Сегодня у нас будет пир! Я закончил библион. О счастье! Вот он! – Кумий схватил рукопись и прижал к груди.
Потом бросил папку на кровать, зубами вырвал пробку из тёмной бутыли и наполнил новые хрустальные чаши.
– Выпьем, чтобы он был бессмертен, как боги.
– Выпьем,-согласилась Верма.
Он обнял её за талию. Она могла бы задушить его голыми руками, если бы захотела. Но не захотела. Вместе они рухнули на кровать. Листы рукописи лавиной хлынули на пол. Бесчисленные страницы, испещрённые чёрными знаками литер. Клеймённые страницы. Клеймённые тысячами и тысячами желаний, готовые к исполнению…
– Верма, ты хоть знаешь, что это такое – исполненное желание? – Он хохотал между поцелуями. Она тоже.
«Если она меня задушит, – подумал Кумий, – я умру счастливым».
Но Верма не стала его душить, и он не умер.
Он разбудил Верму ночью. Стоял совершенно голый, прижимая к груди ворох страниц.
– Что? – не поняла она и, щурясь со сна, заслонилась рукою. – Ты о чем?
– Отнеси эту рукопись центуриону Марку Пробу.
– Проб давно не центурион. Он подал в отставку.
– Неважно. Отнеси ему рукопись. Он честный человек. Честный и смелый.
Знаешь, я не смогу переправить рукопись в Альбион. А он сможет.
– Ты толкаешь его на измену Риму?
Кумий затряс головой.
– Это не измена. Служить Бениту – измена. Проб – умный человек, он это понимает.
– Но я давала присягу.
– Кому? Риму и императору. Но не Бениту.
– Ты ошибаешься. Гвардию заставили присягнуть лично Бениту. Как раз сегодня.
Кумий беспомощно моргал, глядя на Верму. Он не слышал о таком безобразии. Совсем одичал на своём чердаке. Как сенат дозволил такое, или… в Риме, быть может, уже нет сената?
– Безумцы… идиоты… – Кумий, ошарашенный этой новостью, плюхнулся на кровать.
– Я передам рукопись Пробу, – неожиданно согласилась Верма.
– Как? А присяга?
– Я ведь не читала рукопись. И к тому же свобода слова ещё не отменена.
– Формально, а на самом деле…
– Я присягу тоже давала формально, – перебила его Верма.
– Логично, – Кумий ухмыльнулся и тут же тяжело вздохнул. – Свобода слова… как легко Рим готов от неё отказаться. А ведь ещё Диоген считал её величайшим даром.
– Не знала, что ты киник! Кумий обвёл рукой чердак:
– А кто ещё, кроме киника, согласится здесь жить?!
* * *
Курций понимал, что безумно рискует.
Но это понимание жило где-то на дне сознания, заглушаемое куда более сильным чувством – азартом схватки. Неважно, что схватка безнадёжна и все силы у противника. Разве это имеет какое-то значение. Главное, что справедливость была на стороне Курция.
Он искал очень долго. Он вынюхивал, выискивал, он буквально по крупицам собирал сведения. По ночам ему снилось, как он входит в крошечный убогий домишко где-нибудь в пригороде, и с койки ему навстречу поднимается немолодой человек с бледным лицом и бегающими глазками. Он так часто видел это в мечтах, что когда наяву он распахнул дверь и увидел этого человека, его охватило какое-то странное разочарование.
«Ну, вот все и кончилось. Дело ты сделал. А теперь остаётся только проиграть».
С этой мыслью о проигрыше он придвинул колченогий стул и сел. Человек продолжал стоять, уронив плетями длинные, переплетённые узлами вен руки.
– Почему ты не уехал из Италии, Котт? – спросил Курций.
Голос его звучал устало. И немного зло. Его злило, что на этого чудака ушло столько времени. Чуть-чуть бы раньше… А теперь просто не успеть победить.
– Все равно бы нашли.
– Так ты мне расскажешь про Бенита?
Котт вздрогнул всем телом.
– Ты знаешь, совершённый муж?
– Разумеется. Я все знаю.
– Он заплатил мне, чтобы я ушёл из дома. Я его ненавидел. Но такая сумма, такие деньги…
