Мимо Сергия, перешептываясь и прыская в кулаки, прошествовала целая делегация сарматок, несущих кувшины, полные вина, — план Тзаны вступал в активную фазу.
Амазонки подошли к стражникам, изнывающим от зависти возле ямы-тюрьмы, и присоседились к ним, ни у кого не спрашивая разрешения. Стражи были в рептильном восторге, донеслись первые взвизги и довольное гоготанье. Дозорные были весьма рады женскому обществу и тут же повели гостий в обширную юрту-караулку, на ходу добиваясь расположения неожиданных подруг. «Подруги» то поддавались грубым ласкам, то отпихивали наиболее рьяных и старательно накачивали милых друзей вином, одновременно служа Афродите, Дионису и Морфею, — пьянка-гулянка на посту плавно переходила в оргию. Разгоряченных вином вертухаев потянуло на совершение развратных действий — визги и хохот всё чаще перебивались сладострастными стонами и аханьями. Кувшины с вином пустели, желудки часовых наполнялись им, притапливая рассудок.
Часа не прошло, а все тюремщики уже лежали вповалку, заполнив собою караулку и полня ее богатырским храпом. Иные делили кошму с сарматками, кое-кто дрых, подложив под голову пустой кувшин, а остальные спали там, где их притянула земля, — раскинув ноги и руки; свернувшись калачиком; сидя, привалясь к плетенной стенке юрты, а один так даже на коленках, уткнувшись головою в драный ковер.
Сергий с Искандером серыми тенями проскользнули к яме. Слева чернел и содрогался от храпа выпуклый бок юрты, впереди желтела, отражая свет костров, стена зимника.
Лобанов подполз к грубой решетке и поморщился — снизу валило страшное зловоние. Видать, сарматская тюрьма «отапливалась» навозом — кизяк, разлагаясь, выделял тепло. И смердел.
— Марций! — прошептал Лобанов.
— Кто?! — глухо донеслось снизу.
— Это я, Сергий!
Подрезав ремни, удерживающие решетку, он сдвинул ее в сторону и свесил руку. Рядом опустилась рука Искандера.
— Хватайся!
С третьей попытки обе руки наместника вцепились в пятерни преторианцев, и пленника выдернули на волю.
— Ну… — задохнулся Марций Турбон.
— Ти-хо! За мной!
Самым простым казался путь через стену, но по ней шатались дозорные — можно было влипнуть в историю. Пришлось уходить через южные ворота, тем более что они стояли распахнутыми настежь.
Уходили внаглую, открыто, обходя сонных сарматов, чьи лица, лоснящиеся в свете костров, выражали крайнюю степень довольства. Первыми скрылись за воротами Эдик с Гефестаем, за ними прошмыгнули Тзана, закутанная в плащ, и Сергий. Последними, пропустив презида с Искандером, уходили Верзон и Лонгин.
Лобанов отошел к загону с лошадьми и оглянулся.
Отсюда глиняное кольцо стен зимника напоминало кратер вулкана — оранжевое зарево дрожало над стойбищем. А степь была погружена во тьму.
Тихонько заржал сауран, и Сергий сообразил, куда идти.
Сжав слюнявые губы коня, порывавшегося заржать снова, он похлопал его по гладкой шее и взгромоздился в седло.
Еще немного — и команда освободителей растворилась бы в ночи, но даже самый хитроумный план можно сорвать в самом финале.
Зорсин, вечно потный жених Тзаны, вдруг озаботился поисками пропавшей невесты. Любовная тоска призвала его или обычная похоть, неясно, а только кандидат в зятья Сусага не зря имел отцом вождя — в своих шатаниях по зимнику Зорсин набрел на яму с пленным римлянином. Покачавшись около решетки, он решил помочиться на пленника — уж очень яростно тот ругался под струей. Ухмыляясь, Зорсин отлил и очень удивился — было тихо. Тут он прозрел — ни одного стража рядом не обнаружилось. На бегу подвязывая шаровары, Зорсин добрался до костра и вернулся к яме с горящей веткой. Пленника не было.
— Тревога! — трубно заревел жених. — Украли! Предали!
Переполох волной разошелся по зимнику, достигая южных ворот. Верзон с Лонгином как раз покидали их, чтобы кануть в ночную степь, когда отовсюду прихлынули десятки пьяных бойцов, потрясающих копьями и мечами.
— Уходи! — оттолкнул Верзона Тит Флавий Лонгин. — Уходите все! Быстро! Я прикрою! Спасайте презида!
Старый дак не протестовал. Скрипя зубами, Верзон промчался к загону и вскарабкался в седло.
— Уходим! — крикнул он, срывая голос и кашляя. Кони, глухо гремя копытами, умчались в степь.
Тит Флавий стоял в воротах, точно зная, что жить ему отмерено едва ли полста ударов сердца. Но и на эти полсотни толчков крови он задержит врага.
Декурион загородился щитом и опустил верный гладий.
Сарматы онемели от подобного безрассудства. Десятки стрел прилетели из темноты, но только две нашли цель, вонзившись в ногу Титу. Щит сотрясался от дождя стрел, потом три дротика, одновременно прогрохотав, завязли в нем. «Все!» — сказал себе Лонгин, отбрасывая непомерно огрузший щит, и бросился на сарматов с мечом.
— Бар-ра-а! — заорал он, погружая клинок в ближайшего варвара.
Лонгин умудрился зарубить двоих, пока карты и акинаки не отняли у него жизнь. Перед тем как остановиться, сердце декуриона отсчитало полторы сотни ударов.
Сарматы окружили павшего римлянина и топтались в молчании. Зорсин протиснулся вперед и склонился над мертвым с ножом. Он уже ухватился за короткие волосы декуриона, когда резкий окрик Сусага остановил его.
— Не трогать! — рявкнул скептух. — Это был настоящий воин, и он погиб со славой! Не тебе лишать его чести!
Кочевники заворчали одобрительно.
— Да?! — вскинулся оскорбленный Зорсин. — Эти настоящие воины похитили не только римлянина! Они забрали и твою дочь! Верни мне невесту!
Сусаг тяжело посмотрел на зятька и процедил:
— Тзана — твоя жена! Верни ее сам!
Глава семнадцатая,
из которой доносятся треск огня, плеск воды и гром медных труб
Солнце едва поднялось, проглядывая между мутным горизонтом и клубистой хмарью, затянувшей небо. Зоревые лучи упирались в серые бока туч и словно расталкивали их, выметали облачность за пределы неба.
Преторианцы устали, отдыха требовали и кони — всю ночь пришлось уходить, скакать без остановки. Только лобановский сауран бодро рысил вперед, поддерживая репутацию неутомимого.
— Может, привал организуем? — внес предложение Эдик.
— Рано еще, — мотнул головой Сергий. — Чем дальше уйдем, тем лучше. Сейчас вот доберемся до тех холмов, — он указал на три конических холмика цепочкой, — и пройдемся пешочком, пусть животные отдохнут на ходу.
— Загонял совсем… — пробурчал Чанба.
— Отставить разговорчики!
— «Темные силы нас злобно гнетут…» — негромко запел Эдик.
