— Как кто? — серьезно спросила девушка.
— Как невеста! Как жена!
— Не все сразу, — сладко улыбнулась Тзана. — Сначала невеста, потом — жена.
— А ты? Ты хоть согласна? — Тут Сергия прорвало: — Ты не первая, кого я прижимал к себе, но тебя одну я не хочу отпускать. Ты мне нужна, понимаешь? И ты именно такая, какой должна быть!
— Красивая?
— У тебя не только тело красиво, у тебя и душа есть. И дух этот не только красив, но и силен. Знаешь, в Риме я любил одну девушку. Она была хорошая, очень хорошая. И очень добрая, а потому — слабая. Ее убили. А вот с тобой я смогу прожить долго! О, боги, что за чушь я несу.
— Нет-нет, — возразила Тзана ласково. — Ты говоришь приятное. Я не изнеженная римская кошечка, я степная волчица. Убить меня непросто. И я никогда не стану прятаться за твоей спиной, я буду идти рядом.
— Так ты согласна?
— На что? — притворно удивилась девушка.
— Быть моей невестой!
— Так ты ж уже похитил меня! А я — видишь? — сижу рядом с тобой и даже не думаю убегать.
— Тзана.
Девушка закрыла его рот губами.
— Отец твой зол на меня, — сказал Сергий, когда отдышался.
— О, еще как! Он же царь по-вашему, а я, выходит, царевна.
— Я нарушил все ваши законы.
— Наши законы просты. Оскорбление смывается кровью. Или золотом.
— И еще я должен заплатить выкуп за невесту?
— Ага.
— Я найду золото, — поклялся Сергий, — и отдам твоему отцу столько, сколько полагается!
— Я стою дорого… — промурлыкала Тзана.
— А я не буду торговаться, ты мне дороже.
Девушка ничего не ответила — она поцеловала Сергия и так крепко обхватила его за шею, что у кентуриона дух перехватило. В гладких ручках Тзаны силенки хватало.
Долго валяться на травке Сергий не дал, и уход от погони продолжился. Отряд похитителей взял курс на следующую примету — оплывший курган, увенчанный покосившимся идолом скифских времен. Грубо обколотая глыба, щербатая и обветренная, изображала бородача, вероятно, громовержца Папая. У сарматов, не вполне расставшихся с матриархатом, была своя богиня, но и Папая они отличали — мало ли? Вдруг и Папай отмечен среди божеств? Умилостивить не помешает.
Так прошел день. Минул другой. К концу подходил третий.
Гефестай, ехавший позади, вдруг поднял голову и втянул носом воздух.
— Ничего не чуете? — спросил он. — Вроде как дымом запахло. Костер?
— Пожар! — крикнул Эдик, показывая на северный горизонт. — Степь горит!
Сергий привстал на стременах и глянул назад из-под руки — тонкая полоска пламени растягивалась по горизонту, утолщалась, выбрасывая языки. Небо, забранное тучами, провисало, обещая снег, но холодные хлопья так и не упали на подсохшую траву. И та горела на славу. А сильный северный ветер раздувал пламя, и оно мчалось за отрядом, ревело торжествующе, обещая догнать уставших коней и их хозяев — и спалить.
— Разозлились язиги! — проорал Эдик. — Шибко-шибко разозлились! Спустили огонь!
— Зорсин разбушевался, — мрачно усмехнулся Искандер. — Решил и нас спалить, и жену. «Так не доставайся же ты никому!»
Римлян обгоняли ошалевшие зайцы вперемежку с лисами, птицы, хлопая крыльями, уходили целыми выводками. Испуганно фыркая, пронеслись тарпаны — невысокие крепенькие лошадки со шкурами того же цвета, что у льва.
— Быстро выжигаем траву! — крикнул Сергий. — Побольше, побольше!
— Гефестай, поджигай! — завопил Эдик. Искандер с Верзоном спрыгнули с коней и зачиркали кресалами, выбивая снопики искр. Они опустились на колени и будто молились богу огня, цвиркая искрами на растертую труху. Труха занялась, Эдик осторожно раздул забегавшие красные точки. Вспыхнул огонек. Гефестай сорвал пучок травы и бережно поджег его. Тзана сунула в огонь сразу два «букета».
— Запаливай, запаливай! — крикнул Искандер, заботливо подкармливая травой растущий факелок. Преторианцы и вексиллатион разбежались в стороны, поджигая траву. Свою лепту внес и презид. И разгорелся огонь. Он жадно пожирал сухие стебли и листья, пережевывая их в серую, горячую золу.
— Еще, еще давай! — покрикивал Сергий. Огненные круги постепенно соединились в сильно вытянутый овал. Эдик с Гефестаем затоптали участочек горящей травы, и римляне завели фыркавших лошадей в «магический круг».
— Говорите, говорите с лошадьми! Не надо, чтобы они боялись!
— Тряпки смочите! — крикнула Тзана. — Вода есть еще? Лошадям на дыхи, и сами замотайтесь! И всем лечь!
— Зола еще горячая! — пожаловался Эдик, живо накладывая на лицо платок, смоченный в вине.
— Вот и грейся! А то угоришь!
Стена огня, подымавшаяся на севере, приближалась со скоростью бегущего человека. Пламя ревело и трещало, закручивало огненные вихри, выбрасывая маленькие протуберанцы, жадно хватало сухую увядшую траву, превращая ее в летучий пепел и рассыпчатые угольки.
Колючие шары перекати-поля скакали по степи пружинистыми колобками. Иные из них пролетали через огонь и вспыхивали, завершая свой полет клубками пламени, ударяясь о землю и рассыпаясь кучкой горящих веточек. И возникал новый очаг возгорания.
Палящим чадом веяло от пожарища. Огненный вал подковой охватил уже выжженную преторианцами землю и продолжил наступление на степь.
Сергий, бормоча ласковые глупости перепуганному саурану, порывавшемуся вскочить из горячей трухи, поглядел вслед уходящему огню и повернул голову на север. Степь там лежала черная и серая, над нею курились фонтанчики дымов и гуляла рваная сизая пелена. И тогда повалил снег. Крупные хлопья опадали в сажную пыльцу, север затянуло белесой пеленой.
— Отдохнули? — ухмыльнулся Сергий. — По коням!
И эскадрон поскакал дальше, копыта коней тюпали по черной жиже, удобрившей землю. Весною гарь покроется буйной зеленью, а пока на всем видимом пространстве господствовали только два цвета — черный низ и серый верх.
Устроиться на ночевку решили в маленькой рощице, окружившей разлив ручья.
Раскинули шатры, развели в каждом по костру, выставили дозор. Первому выпала очередь дежурить Лобанову. Ночь была тиха, невысокие шатры выделялись темными глыбами. В крайнем слева прописались Эдик с Гефестаем, оттуда доносился басистый храп. В среднем дрыхли Верзон, Искандер и презид, а правый не выдавал себя — Тзана спала бесшумно. Сергий усмехнулся. Он всегда бежал долгих отношений с женщинами, тяготясь ответственностью и грузом забот, а тут. Признался, сделал предложение. И даже легче стало.
Сменившись, Сергий заполз в шатер, разлегся на раскатанной овчине и положил голову на снятое седло, как на подушку. Вот только сон не шел — близость врага взводила нервы. Близость Тзаны — тоже. Девушка спала, подложив под щеку ладонь и приоткрыв губки.
