— Коли трусишь, тогда пошли назад! — недобро усмехнулся солдат.
— Ну, почему сразу назад, пошли вперед, только предельно осторожно, — против своей воли пошел я на попятный.
Кузнец, слушая наш разговор, не возразил, только приотстав на несколько шагов, истово перекрестился. Я креститься не стал, но на душе и у меня тоже было тревожно. Лес своей нехоженой густотой, высокими кронами, закрывающими небо, действовал на нервы.
У меня появилось чувство, что за нами внимательно наблюдают из чащи. Я несколько раз резко поворачивал голову, надеясь застать соглядатаев врасплох, но ничего подозрительного не увидел.
Не знаю, что думал в эти минуты Иван, скорее всего, тоже трусил, но никак этого не показывал — шел впереди нас упругим шагом, только рука на древке бердыша побелела стиснутыми пальцами.
Как обычно бывает в таких ситуациях, никто друг перед другом не хотел показать робость, и ради самолюбия совершали явную глупость — рисковали неизвестно для чего. С полчаса мы молча двигались вперед, замирая на месте, всматриваясь в подозрительные кусты и вслушиваясь в шум деревьев. Кругом было спокойно и больше не попадались следы пребывания здесь людей, даже такие эфемерные, как примятая лаптем трава.
Мне все это порядком надоело, и я решил взять решение на себя.
— Сейчас три часа пополудни, — сообщил я, незаметно посмотрев на ручные часы и демонстративно поглядев на небо в просвете между деревьями. — Идем вперед, сколько успеем до четырех часов, потом поедим и будем возвращаться, иначе и до ночи не доберемся в Завидово.
Никто не возразил, и я пожалел, что не предложил повернуть назад тотчас же. Мне давно стало понятно, что так далеко от имения и в такой глухой чаще никакого Вошина нам не найти, а искать себе на одно место приключения не было ни времени, ни желания. Пусть уж местные тайны волнуют станового пристава, продолжавшего проводить «следственные действия» за хлебосольным столом Трегубова. Мне осталось вздохнуть и двинуться вперед, стараясь не наступать на хрусткие сухие ветки. К этому времени вид леса немного изменился. Он сделался чище и светлее. Идти стало легче.
— Что меня удивляет, — впервые за последние два часа прервал молчание кузнец, — здесь нет следов зверей.
— Я видел, — возразил Иван. — Хозяин о дерево когти чесал, всю кору содрал.
— Здоровый? — спросил Тимофей.
— Больше сажени, — уважительно ответил Иван. — Такого встретишь, считай, пропал.
— Сейчас Топтыгин сытый, на человека не пойдет, — без боязни сказал кузнец. — Если только на медведицу с медвежатами выйдешь, та не пожалеет!
— Тише вы, — торопливо сказал я и замер на месте. Откуда-то из глубины леса мне послышался звук топора. — Там кто-то дерево рубит!
Тотчас вся наша троица замерла, на месте, обратившись в слух. Сначала было тихо, а через несколько минут, действительно, мне не показалось, застучал топор.
— Никак, леший пугает! — испуганно сказал Тимофей и перекрестился.
— Какой еще тебе леший, — оборвал я, — напридумывали сказок! Это наверняка люди. Пойдем и посмотрим.
— Чего им в такой глуши делать, — возразил Иван, не двигаясь с места, — решили возвращаться, пошли назад!
— Раньше нужно было думать, готовьте на всякий случай ружья, мало ли что!
— Пошли, коли тебе на тот свет ни терпится, — усмехнулся солдат и подсыпал свежего пороха на полку своего аглицкого ружья. — Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест!
Мы приготовили оружие и двинулись вперед с предельной осторожностью, перебегая от ствола к стволу. Со стороны такие маневры выглядели, вероятно, довольно забавно: три здоровые мужика, как будто играя в прятки, крались и прятались неизвестно от кого в совершенно пустынном месте.
Однако нам было не до шуток. Интуитивное ощущение опасности у меня все усиливалось. Высокий лес внезапно кончился, и мы опять оказались перед стеной из молодых деревьев и кустарника, заплетенных в густую изгородь.
— Ладно, хватит одежу драть, — сказал Иван, делая скучное лицо, — поблукали, пора и возвертаться.
— Надо бы перекусить, — предложил я, не желая так сразу признавать поражения. — Да и устал я порядком.
— Выйдем из леса, тогда и перекусим, — недовольно буркнул кузнец, втягивая голову в плечи и косясь по сторонам. — Надо же, какое хмурное место, по коже оторопь дерет!
Действительно, выглядел он растерянно, даже испуганно, что никак не вязалось с его грубым, мужественным лицом. Я тоже не испытывал приливов мужества и жажды увеличить адреналин в крови.
Не сговариваясь, мы разом повернули назад, но в этот момент совсем недалеко, метрах в пятидесяти опять громко застучал топор. Все трое разом, как по команде, опустились на землю.
— Кто бы это мог быть? — задал риторический вопрос Тимофей. — Никак, нечистая сила?!
— Ага, сатана дрова рубит тебя поджаривать! — сердитым шепотом ответил Иван. — Коли лес рубят, значит, деревня рядом. Нужно посмотреть, иначе зачем мы сюда пришли?
Спорить было не о чем, и мы вернулись к изгороди из кустарника.
— Давайте отойдем подальше, — предложил я, — а то нас сразу услышат.
Однако, обойти кустарник быстро не удалось. У меня даже создалось впечатление, что растет он не сам по себе, а по какому-то плану. Пройдя вдоль непролазных зарослей метров пятьсот, мы, наконец, нашли место, где он был не так густ, и продраться через него можно было без особого ущерба для кожи и одежды.
Ширина полосы кустов оказалась метров сорока-пятидесяти и окончилась буераком. Овражек был довольно странный, метров пяти в ширину и около двух в глубину. Причем больше чем на половину завален сухим хворостом, которому там просто неоткуда было взяться.
По бокам его с обеих сторон были брустверы из грунта вроде тех, которые получаются во время рытья окопов и траншей. Однако, естественного или искусственного происхождения ров, понять было невозможно. Если буерак и был выкопан людьми, то очень давно — земля сгладилась, оплыла и покрылась многолетним дерном.
— Интересно, это что, ров? — спросил я, не сумев самостоятельно найти ответа.
— Там деревня староверов, — уверенно сказал кузнец. — Я слышал, что у нас по лесам скиты есть, да не верил, думал, просто так люди болтают.
— Уходим отсюда, — быстро проговорил Иван, — управляющего здесь точно не найдем, а от лесных жителей много бед претерпеть можно.
Меня досужие рассказы о бесчеловечных старообрядцах не пугали. Как обычно бывает, люди боятся того, чего не знают — всего чужого, но ввязываться в сложные отношения отшельников с внешним миром было глупо. Обе стороны, никонианцы и приверженцы старой веры достаточно насолили друг другу, и попадать на чужого пира похмелье было опасно. Если эти люди так тщательно прячутся и отгородились от внешнего мира, то надеяться на «понимание» и радушную встречу не приходилось.
