мне покажи.
— Не хорошо! — зарычала роженица. — Это у него глаз отвалился.
— У кого? — хором спросили мы с врачом.
— У ребёночка. И выпал... ну оттуда.
Лицо Бакратовича приняло форму мяча для американского футбола, а также соответствующей ему цветовой гамме.
— Спокойно, девушка. Может... может не всё так плохо? — начал я успокаивать её.
— Какой не всё так плохо?! У ребёнка глаз отвалился! — продолжала истерить Занозова.
Бакратович взял в руки пелёнку, и медленно развернул её.
— Занозова, милочка моя, у тебя воды отошли. Сегодня родишь. Через часиков 6-10 примерно, — сказал врач, помогая встать Занозовой.
— Как рожу? Ой, а я уже передумала.
— Ты не волнуйся Занозова. От нас беременными ещё никто не уходил. Так, молодец, — обратился ко мне Бакратович, — ты или на выход, или иди дальше в свою отдельную палату. К Кузнецовой? У нас кстати нет, таких.
И тут до «жирафа» дошло, что наша Света уже давно не Кузнецова, а Рыжова. В роли этого животного, до которого доходит очень долго теперь я.
— Доктор, нужна Рыжова, — сказал я.
— Хм, ну вы даёте, славяне. Иди назад по коридору в третью палату, — сказал Бакратович и повёл Занозову в родзал.
— Спасибо, — сказал я, и резко развернулся назад.
В палате, Артём и Света сидели в обнимку, признаваясь друг другу в своих, и так всем понятным, чувствах. Любовь, что сказать!
— Я так ждала, когда ты приедешь, — нежно говорила Света, которая светилась от счастья, рассматривая рисунок подаренный Артёмом.
— Кхм…кхм…— прокашлялся я, дав понять, что они не одни. — Ну что, кто родился то?
— Ой, Серёжа. Привет. Ложная тревога. Такое бывает. Рано ещё рожать, — сказала Света. — Неделя минимум ещё.
— Да? А по нашим подсчетам, ты должна была уже родить.
— Тесть сказал, — согласился со мной Тёмыч. — Свет, если ты это, рожать передумала, чего домой то не позвонила?
— Я просто тебя, рыжий мой бычок, увидеть хотела. Да и папа, наверняка, понял всё неправильно.
Мда, раньше думал, что величайшая загадка вселенной где-то там, в глубинах космоса. Тут на Земле есть не менее неизведанное. Правду говорят: чтобы понять мысли девушки, достаточно смотреть на нее, но ни в коем случае не слушать.
Продолжения наши приключения в роддоме не получили. Мы решили покинуть акушерское отделение по-английски.
— Зачем нужно было её в отдельную палату? Там скучно, вот она и названивает вечно тебе, — сказал я Артёму на предварительной подготовке в нашем классе.
Он в очередной раз жаловался, что супруга звонит ему в роту. В этот раз Тёмыч придумал, как схитрить и не обременять себя обязанностями родных ушей для выслушивания проблем мирового масштаба.
— Басолбасов как раз на тумбочке стоял. Я ему обещал два кекса шахматных утром принести, если он отработает за меня ночной разговор.
— И ты думаешь, она не поняла, что это не ты? — спросил я, продолжая изучать задание на завтрашние полёты.
— Вася отлично отработал. С утра же ещё не звонила. Я ему сказал, что Света песни любит, и он может с ней попеть. Да там и петь особо не надо. Мычишь и повторяешь за ней.
— Мда, не стыдно было тебе так супругу обманывать? — пожурил его я.
— Ну, я же сначала ответил ей, а потом тихо и мирно передал трубку. Сам спать пошёл.
Главное, чтобы об этом маневре не знала Света. Прилетит нашему рыжему другу тогда по полной.
— Так, гвардейцы, завтра у вас нечто особенное. Знаете, куда полетите? — вошёл с таким вопросом в кабинет Швабрин, раскрывая свой большой портфель.
— На другой аэродром? — загорелись глаза у Кости.
— Не то пальто, — ответил Швабрин.
— Может, по полигону работать будем? — спросил Макс.
— Мимо, Курков. Тёмыч, есть у тебя варианты? — спросил Фёдорович у нашего будущего молодого отца.
— Куда угодно, Иван Фёдорович. Готов хоть на Марс. Лишь бы мне по ночам не звонили.
— Ближе всех оказался из вас, товарищ Рыжов. Завтра полёты будут в стратосферу. Самостоятельно. Контрольный полёт я с каждым туда уже слетал, теперь сами.
— Блин, опять в гермошлем лезть, Иван Фёдорович, — заныл Артём.
— А чего тебе не нравится? — спросил я. — Землю увидишь с высоты практического потолка МиГ-21. Набираем до 15 000 метров? — обратился я к Швабрину.
— Всё согласно заданию. Разгон до 2.05 Маха и потом на снижение. Всё просто. Сейчас ещё обсудим особенности.
На спортгородок сегодня было не выйти, ввиду обильного дождя, накрывшего весь Белогорск с самого утра. Объяснять Ивану Фёдоровичу пришлось прямо в классе.
После разбора и изучения задания, схему которого Швабрин нарисовал на доске, у нас было намечено занятие в классе эскадрильи с нашим начальником медицинской службы.
Любитель выцепить курсантов за нарушением предполётного режима рассказывал важные вещи про правильность подгонки обмундирования и влиянии перегрузок на организм. Задние ряды держались изо всех сил, чтобы не уснуть при таком монотонном чтении по бумажке. Да что там говорить, сам начмед чуть было не клюнул носом от тяги ко сну. Положение спас неожиданный гость.
— Разрешите, доктор? — на пороге класса показался сам подполковник запаса Ульянов, который должен был провести свою часть этих занятий.
— Пожалуйста, Пал Палыч. Мы уже закончили. Так, отчётный материал будем писать на следующей неделе в этом классе. Конспект лекции у каждого проверю, — сказал начмед, выходя из кабинета.
— Занудный, этот ваш начмед. Не уснули там, на галёрке? — громко спросил Пал Палыч, завидев заспанные лица на задних рядах. — Чтоб никому обидно не было, общая команда «Встать!».
С Ульяновым шутить не особо хотелось. Да и ноги размять не мешало бы.
— Пару минут постойте. Если кто-то спать хочет, есть место для отжиманий. Рыжов?
— Я, Пал Палыч! — ответил Артём.
— Вот он! Мой любимый курсант. Ты знаешь, что от тебя у парашютного спорта одни неприятности. С Казановым на пару сговорились?
— Чем мы... навредили? — непонимающе ответил Тёмыч.
— Ну как же — статистику по прыжкам ты мне портишь. Да ещё и вывел из строя одну из моих парашютисток-разрядниц.
По классу прокатился смех. Всем было ясно, что речь шла о Свете.
