Политическое устройство Гелона я бы отнес к военно-аристократической республике. В каждой из трех частей города имелся свой совет старейшин, точнее, сильнейшин или богатейшин. Для решения общегородских проблем эти советы объединялись и принимали решение путем голосования. Самые важные и спорные вопросы выносились на вече, где право голоса имели только те, кто мог защищать город с оружием в руках. Если решали пойти в поход на кого-либо, то выбирали командира, который был первым среди нескольких равных, чем напомнили мне Запорожскую Сечь. Видимо, в этих краях единовластие может быть только такого типа.
Жители Гелона своих монет не чеканили, использовали чужие, по большей части ольвийские и других полисов Причерноморья, хотя встречались персидские, египетские и даже карфагенские золотые статеры с богиней Танит на аверсе и тонконогим конем на реверсе. В отличие от купцов из причерноморских полисов, я с удовольствием брал монеты средиземноморских городов. Решил, что поплыву в те порты, монет которых у меня будет больше. Сочту указующим перстом судьбы. Вместе с монетами имели хождение и раковины каури, неисповедимыми путями добравшиеся сюда с берегов Индийского океана. А я в тринадцатом веке нашей эры, будучи путивльским князем, удивлялся, как они очутились на подвластной мне территории?! Мои подданные называли эти раковины ужовками или змеиными головками и ценили больше монет. Оказывается, каури появились в этих краях еще в четвертом веке до нашей эры, если ни раньше.
Несмотря на то, что прибыл в Гелон не первым — здесь уже были ольвийцы — свой товар распродал быстро. Его хотели забрать оптом греческие купцы, но давали слишком низкую цену. Да и ни к спеху мне было, хотелось посмотреть этот город. Так что продавал мелким оптом или вовсе в розницу. Из Александрии я привез на пробу немного пурпура, благовоний и поделок из слоновой кости. Расхватали их мигом. Заоблачная, как мне казалось, цена не отпугнула. Многие расплачивались со мной мехами: белкой, лисой, куницей, выдрой, бобром, волком, медведем. Забавно было наблюдать, как за горстку пурпура навалили на палубе целую кучу мехов. Этот цвет считается благороднейшим, только для избранных, что при такой цене на краситель не мудрено. Розовая соль тоже ушла хорошо. Ольвийцы привезли свою, добываемую где-то неподалеку от Днепро-Бугского лимана, но она серая, грязная и не такая ядреная, как керкинитидская. Вино продавалось дольше всего. Привез я не самое хорошее, а такое и у ольвийцев было, которые приплыли раньше и снабдили страждущих. Остатки вина продал гелонским купцам, потому что надо было торопиться. Весеннее половодье начало спадать, и я опасался, что застряну на каком-нибудь речном перекате. Все-таки у меня морское судно с длинным килем и более острой подводной частью, чем у галер.
53
В Херсонесе меня уже заждались. Как и предполагал, скифы не согласились отдать Керкинитиду просто так, осадили город. До моего прибытия херсонесцы советовались, стоит ли посылать помощь своим новым вассалам и. если да, то сколько? Решение так и не приняли, потому что уверенность в победе резко поубавилась. Представляю, как злорадствовали те семнадцать человек, которые были против присоединения.
— Посылать помощь или нет? — первым делом спросил меня демиург Агасикл, приняв меня у себя дома.
Пол в его гостиной был выложен мраморными плитами трех расцветок, причем без какой-либо системы. Складывалось впечатление, что клали по принципу, какая по руку подвернулась. Зато стены были расписаны сценами из комедии Аристофана «Всадники», что раскрыло мне демиурга с неожиданной стороны, даже если сюжеты были выбраны не им самим. Если не заменил их, значит, и сам склонен к розыгрышам и дурачествам.
— Выбора у нас нет. Если не поможем снять осаду, скифы решат, что мы слабаки, и нападут и на нас, — ответил я.
— Тогда придется сзывать ополчение, — сделал вывод полемарх Харисий, присутствующий при разговоре.
— А вот это не обязательно, — возразил я. — Обойдемся нашим флотом, частью гарнизона и позовем тавров.
— Им придется дорого заплатить. Найдем ли мы столько денег?! — усомнился Агасикл.
— Заплатят скифы, как и в прошлый раз, — сказал я. — Как именно — не спрашивайте, просто доверьтесь мне.
Сплетничать сейчас любят не меньше, чем в любую другую эпоху, даже такие ответственные лица, как демиург и полемарх. Кстати, я заметил, что сплетни и слухи, вопреки сложившемуся мнению, сочиняют не женщины, а мужчины, но распространяет все-таки слабый пол, за что и считается главным виновником. Через пару дней о моем плане будут знать и скифы. Я его продумал еще зимой. Кочевникам нужен был реванш. Захват и разграбление Керкинитиды были бы идеальным вариантом. Не позволить им сделать это были бы идеальным вариантом для нас. Два поражения в течение нескольких месяцев, скорее всего, на много лет отобьют у скифов желание связываться с Херсонесом.
С таврами переговоры прошли быстро. Бутунатос, услышав, что помочь надо Керкинитиде, где проживает много его соплеменников, и что операция будет быстрой, прибыльной и не очень опасной, сразу согласился. Уверен, что помощь соплеменникам была не самым важным аргументом для него, хотя, в общем-то, у тавров принято оказывать военную помощь своим. Как мне рассказали, в позапрошлом году живущие неподалеку от нас тавры ходили на помощь соплеменникам, у которых возник конфликт с городом Феодосия, входящим сейчас в состав Боспорского царства, расположенного на Керченском и Таманском полуостровах. Боспорский царь Перисад просил у Херсонеса помощи в этой войне — ударить в тыл таврам, но ему было отказано. На общем собрании херсонесцы решили, что не стоит помогать тирану и, тем более, конкуренту.
— Только на этот раз придется отправиться в поход на галерах, — предупредил я Бутунатоса. — Кроме гребцов, должны быть воины, которые вернутся по суше, погонят захваченный скот.
— Для такого дела всегда найдутся воины! — радостно пообещал таврский вождь.
Обещание он выполнил. Через день к херсонесской гавани прибыли восемь легких галер с полусотней тавров в каждой. К ним присоединились три городских триеры с двумя с половиной сотнями гребцов и воинов в каждой и «Альбатрос» с двумя сотнями. После чего совместный флот двинулся в северном направлении, якобы в Керкинитиду. Надеюсь, именно это и сообщат скифам их осведомители, проживающие в Херсонесе.
На самом деле мы произвели высадку десанта где-то в районе будущего города Саки. Сейчас здесь нет даже деревень, голая степь и соленые озера. Мы высадились возле одного из озер, в которое впадает речушка, такая мелкая, что больше похожа на широкий ручей. Наши разведчики донесли, что на берегу этой речушки километрах в десяти от моря стойбище одного из скифских родов. Я решил дать кочевникам симметричный ответ — напасть на их жилища в то время, когда они нападают на Керкинитиду. Высадились мы вечером, как раз успели до темноты. Молодая луна приступила к исполнению своих обязанностей еще засветло. Хотя работала всего на треть своей мощности, этого хватало, чтобы, не спотыкаясь, двигаться походным маршем. Часть херсонесцев, включая меня и Скилура, ехала во главе войска на привезенных лошадях. Нам предстояла самая сложная задача — внезапно захватить стойбища. Насколько внезапность возможна в степи, где днем видно, а ночью слышно за много километров. Единственная надежда, что скифская стража примет нас за своих. Ведь это их территория, больше некому здесь скакать на лошадях. Пехотинцы, отставая все больше и больше, перемещались двумя колоннами. Тавры упорно не желали сражаться плечом к плечу с херсонесцами. Наверное, опасались, что могут проникнуться симпатией, а как потом воевать с нами?!
Переполох в скифском стойбище начался, когда нам оставалось до него километра три. Сперва залаяли собаки, а потом и люди начали кричать и суетиться. Что-то мы делали не так, раз кочевники поняли, что приближается враг. Или чуйке собак доверяют полностью.
